То есть, простите, за мой французский, проявление эмоций было натужно-неискренним и, я бы даже сказал, преувеличенно-радостным.
Но, в общем и целом, реакция свиты была сущим пустяком, по сравнению с довольным выражением лица «хозяина Свердловска» и тем ликованием и огромной волной энергии, которую отдавала с восторгом слушающая нас масса народа.
Я затянул второй куплет, радуя слушателей полными энтузиазма строчками.
Добрый вечер, город мой
Очарованный весной
Город блюз, город вальс
Город рок-н-ролл
Город дивных миражей
И танцующих дождей
Пусть поют, небеса
О любви моей!
По переулкам и бульварам
Горят загадочно огни
Гуляем ночь по тротуарам
Мы с ней на улице одни
Хей, город, хей!
Бриллиантов не жалей
Сколько их в танце фонарей!
Даже листва. Не жалеет тихих слов
Это ты, мой город, Свердлов!
Это ты, мой город, Свердлов!
А, когда зазвучали две последние припев, люди начали подпевать. Или, скорее, я бы назвал это дружным и сплочённым скандированием.
Это ты, мой город, Свердлов!
Это ты, мой город, Свердлов!
Исторгаемый двойным комплектом аппаратуры, мощный звук раздавался над площадью и, заполняя пространство, уносился к небесам.
После проигрыша, мы исполнили припев лишний раз. И, когда прозвучал последний аккорд, были награждены… Нет, аплодисменты, тоже были. И весьма громкие и довольные.
Правда, наш маленький триумф был нарушен небольшим, но очень неприятными и, сложись обстоятельства по-другому, могущим привести к очень большим и тяжки последствиям.
Какая-то блядь (не побоюсь этого слова) сбросила с крыши бутылку. Которая, упав незадолго до того, как смолк заключительный аккорд, вдребезги разлетелась около моих ног.
Так как было уже довольно темно, а освещение на импровизированной сцене мы специально приглушили, кажется, никто ничего не заметил. Ну, по крайней мере, вызванная для защиты общественного порядка милиция никак не отреагировала.
Стоявшая неподалёку Вера ойкнула и, схватившись за ногу, невольно присела. Сквозь чулки проступило небольшое пятнышко крови и я, почувствовав, что начинаю звереть, снял гитару и опустился на колено возле девушки.
— Ты как, Верунь? — Пытаясь контролировать пространство сверху, озабоченно спросил я. — И, по размерам кровавой кляксы оценив незначительность повреждения, вытащил из кармана носовой платок и перевязал девушку.
Побледневшая от негодования Вика выскочила из-за своего электропианино и, судя по её решительному виду, собиралась привлечь к разбору полётов стражей порядка.
Но, поскольку взбудораженные и возбуждённые песней зрители громко скандировали: «Молодцы! Молодцы»! А наша небольшая заминка была воспринята всеми, как рабочее совещание, я решил не усугублять и разобраться самому.
Прерывать концерт просто глупо. Да и, вряд ли патрульные милиционеры сделают дело лучше, чем ваш покорный слуга. Ведь, в конце-концов, я сам принадлежу к этому же ведомству. И, в отличие от рядового сотрудника, нахожусь в гораздо лучшей физической форме.
К тому же, после недавнего визита в один загородный домик, стал смотреть на некоторые вещи под немножко другим углом. И значительно проще.
Так что, конкретно в этот раз, решил не заморачиваться излишним морализаторством и не давать делу официальный ход.
Эта, сука, сбросив довольно-таки тяжёлую стеклянную бутылку, метила в мою голову. То есть, попади снаряд, то я, скорее всего, если и не распрощался бы с жизнью, то получил бы, по меньшей мере, проломленную черепушку. И сотрясение вещества, в данный конкретный момент, заменяющего мне мозг.
— Вик, не бузи! — Осади я пылающую праведным гневом клавишницу. И, вставая, взял её за плечи и, глядя в глаза, пообещал. — Я сам.
— Хорошо. — После секундного молчания, согласилась Вика. И, понимая, что следующие пару-трйку песен им придётся играть без меня, приняла решение. — Девочки, давайте «Европу».
Сергей с Вадимом ударили по струнам, Вика подержала их залихватским проигрышем на своих «чёрных и белых» и я, под бодренький мотивчик, рванул к пожарной лестнице.
Заодно решив проконтролировать запасной выход. Вряд ли подкинувший эту подляну станет ретироваться через центральную дверь.
Мы девчёнки из простых
Без серёжек золотых
Вот таких! Золотых!
Запели, тем временем, наши солистки. Я же, перемахнув через кованную ограду, подёргал ручки запасного выхода и, убедившись, что этим путём «враг не пройдёт», подпрыгнул и, ухватившись за первую ступеньку, начал подниматься по довольно таки ржавой пожарной лестнице.
Оставленный без присмотра (шутка) ансамбль, тем временем начал первый, из залихватских припевов, про прелести наших, самых прелестных и очаровательных, лучших в мире, советских девушек.
А ты, Америка! Отдай Аляску!
У наших девушек самые, самые, самые
Красивые глазки!
Но, несмотря на довольно-таки громкий звук, эхом отражающийся от окружавших площадь зданий, я всё-таки ухитрился услышать, еле различимые шаги. Так как гулкое кровельное железо, было прекрасным резонатором. И, несмотря на все потуги находящихся наверху супостатов, их присутствие было обнаружено.
К несчастью для меня — моё тоже. И, последствия не заставили долго ждать. Без всякого предупреждения и, если можно так выразиться, «без объявления войны», на меня сбросили ещё одну бутылку.
Хотя, ежели вдумчиво разобраться, боевые действия были развёрнуты тогда, когда первый стеклянный снаряд, не иначе, как по милости Создателя, направленный неуверенной и, потому дрогнувшей рукой, пролетел мимо.
Ожидавший чего-то подобного я, задрав голову, на миг замер. И, каким-то неведомым, называемым в народе «шестым» чувством вычислив траекторию запущенной в меня смерти, успел уклониться.
Для чего пришлось буквально сойти со ступенек и, опираясь одной ногой и повиснув на левой руке, пропустить стеклотару мимо.
Видимо, боеприпасов у пока неведомого мне противника больше не имелось. Так как, за край карниза больше никто не выглядывал. И, судя по раздавшемуся топоту, враг решил ретироваться.
Я же, не переставая контролировать ситуацию, что было чертовски (прости, Создатель, за упоминание имени врага Твоего) неудобно, так как приходилось лезть с запрокинутой головой, продолжил подниматься со всей возможной скоростью.
Пожарных лестниц в здании Дома Офицеров больше не было. Так что, скорее всего, злоумышленники попытаются скрыться внутри строения. Или же затихариться на чердаке. В том случае, если ведущие на последний этаж люки окажутся, как это и положено по регламенту, закрытыми.
Что ж… Пободаемся. Благо, силушкой меня Создатель не обидел. Да и желание быстрей поквитаться и вернуться к своим, тоже придавало энтузиазма.
Ребята, тем временем, исполнили второй куплет и снова, наплевав на потенциальную угрозу заокеанских недоброжелателей, начали восхвалять прелести наших красавиц.
И, пусть всё НАТО! Палит из пушки!
У наших девушек самые, самые, самые
Красивые ушки!
Представив, каким воодушевлением светятся лица женской части нашего коллектива, я, мысленно посылая тысячи проклятий на головы улепётывающих от меня долбоёбов, заскрежетал зубами от злости.
Это ж, такого удовольствия меня гады лишили!
Песенка была не только весёлой и задорной. Последние строчки, если вы помните, носили несколько провокационный характер. И очень хотелось воочию увидеть реакцию «партийной знати» на этот, невинный по своей сути, маленький демарш.
Хотя, даже ежели не одобрят и, как следствие, запретят, песня всё-равно пойдёт в народ. Согласно хорошо известной истине, гласящей, что «слово не воробей, вылетит — не поймаешь».
Ну а номенклатурной мести и каких-нибудь карающих санкций тоже, в принципе, не боялся. Слишком уж хороши остальные наши композиции. И надо быть круглыми дураками, чтобы из-за немножко двусмысленной «Звезды по имени Солнце» и задорной и восхваляющей прелести самой красивой и так волнующей воображение мужской части населения Советского Союза песенки, начать серьёзные гонения.
Когда взобрался на крышу там, закономерно, уже никого не было. И, рассудив, что вряд ли испуганные индивидуумы решили спрятаться от меня на открытом и продуваемом всему ветрами пространстве, я нырнул в слуховое окно.
Названным так не потому, что с его помощью что-то там слушают. А, по имени жившего в незапамятны времена архитектора Слухова.
«И лезет же всякая хуйня в голову». — Спрыгивая на захрустевший по ногами аглопорит, сам себе удивился я. — «И это в то время, когда по этому самому, не о том думающем кочану, в любую секунду может прилететь куском какой-нибудь, ржавой и толстой, к тому же, снабжённой травмирующим рифлением, арматуры».
То есть, простите, в ситуации повышенной опасности и требующей предельной внимательности и концентрации, размышлять о не относящихся к делу пустяках несколько непродуктивно. Не говоря уже о разумности этих, отвлекающих внимание и, как следствие подвергающих моё здоровье, мыслей.
Ансамбль, тем временем, продолжил описывать роскошные формы самой замечательной половины Страны Советов. Звуки доносились в несколько приглушённом и искажённом виде. Но, тем не менее, я без труда мог разобрать, прославляющие достоинства наших гражданок строчки.
Рыдает Англия! Грустит Италия!
У наших девушек самая, самая, самая
Красивая талия!
Правда, к великому моему сожалению, это нисколько не помогало правильно сориентироваться в окружающем меня, довольно тёмном пространстве. И, обалдело крутя бестолковкой, я на секунду замер на месте.
Хорошо представляющий состояние реципиента симбиот, как это частенько происходило в последнее время, снова задействовал недоступные хозяину способности. И, просканировав ультразвуковой волной чердак, подождал, пока их общее тело сделает несколько шагов вперёд. А затем подал первый, корректирующий движение, сигнал.