за ту же работу, но делала эксклюзивные вещи. И принимала их вечерами. У них сменная работа, и у каждой портнихи был ограниченный круг людей, которых приглашали к себе».
Ольга Вайнштейн: «Женщина с тканью приходит к портнихе и попадает в совершенно особое пространство. Пространство, где портниха может показать ей западные журналы. Ведь портнихи очень часто выступали, с одной стороны, как агенты западной моды, у каждой портнихи обязательно был модный журнал. И, во-вторых, портнихи были наследниками, а то и носительницами дореволюционной школы шитья».
Татьяна Алябьева: «На самом деле отношения с портнихой – это всегда личные отношения. Женщины приходили, они не только говорили: „Подтяните мне здесь, подшейте тут, да, мне тут тянет”. Они рассказывали часто свои какие-то истории, и вот эта вовлеченность в круг всех этих семейных драм, всегда был такой личный контакт. И я думаю, что портнихи, они в те времена служили таким аналогом психоаналитиков».
Впрочем, у большинства не было ни денег, ни времени для того, чтобы разъезжать по частным портнихам или ателье. Они обшивали себя сами. Благо записаться на курсы кройки и шитья в СССР было довольно просто: объявления с призывом поступать на эти курсы висели на всех дворцах культуры. Оставалось только купить швейную машинку.
Шьют все, как умеют. У кого-то получаются удивительные, как принято сегодня говорить – эксклюзивные, вещи, особенно если можно достать хорошую точную выкройку. Но выкройка лишь начало процесса, где женщина превращается в модельера и экспериментальное производство в одном лице. Если нет подходящей ткани, пуговиц или фурнитуры, нужно включить фантазию и не бояться результата.
Елена Ларина: «Купали в магазине простыню, на которой внизу были нарисованы волны. А в магазине Военторг я умолила продавщицу продать мне матросский воротник. Они мне разрешили, хотя у меня не было военного билета. И я сшила достаточно нарядное платье при отсутствии материи – из простыни, где были корабли с волнами, и матроска из Военторга. И так все мы делали всегда».
Юлия Беломлинская: «У меня была замечательная подруга-крошка, которая пошла однажды в ателье, попросила обрезков синтетических. Каждый обрезок был небольшого размера: треугольничек такой или узкие полосочки, других обрезков не было. Она сделала из них купальники, бикини. То есть два треугольничка шли на лифчик и два треугольничка – на трусики. А из полосок делались такие веревочки, которые соединяли эти треугольнички».
Марина Ильина: «Очень часто в афише для кино рисовали на холсте хорошем, добротном. Так вот в Сибири считалось высшим шиком этот холст украсть, выкрасить его в хороший синий цвет, потом из него шили джинсы, назывались они самопалы».
Вещь, сделанная своими руками, – самая любимая. В ней и творчество, и труд, и самоокупаемость. Но любая модница мечтала, что когда-нибудь наступит день и она придет на работу в одежде с биркой «сделано не в СССР». И это будет подлинный триумф. В СССР строго соблюдается государственная монополия внешней торговли. И тем не менее с середины 70-х годов на Невском проспекте появляются юноши со спортивными сумками, набитыми импортными вещами.
Александр Васильев: «Ленинград был полон финскими туристами, их тогда называли «финиками», они приезжали сюда на уик-энд выпить (у них был сухой закон). И за эти бутылки водки они обычно привозили чемодан старых шмоток. Но даже старые финские шмотки казались всем каким-то шедевром».
В это время в Советском Союзе учится много студентов из разных стран. И часто они становятся проводниками из индустрии западных стран. Даже те, кто живет в небогатых африканских странах, имеют возможность при пересадке в Париже купить какие-то вещи, а затем здесь втридорога продать.
Владимир Ильин: «Я, помню, у знакомого фарцовщика купил джинсы по низкой цене, то есть почти по себестоимости. Тогда джинсы нормальные на черном рынке стоили рублей сто как минимум, а тут он предложил рублей за сорок. В университетском туалете примерил: всё нормально. Завернули, принес домой, открываю – они ярко-оранжевого цвета. То есть в туалете в полумраке они были совершенно нормальные, а на свету они оказались ярко-оранжевого цвета. Я их никогда не надевал и кому-то бесплатно отдал».
Молодые загорелые парни с Невского проспекта были одеты во всё импортное, курили настоящие «Мальборо». Но дело не ограничивалось внешним видом, они перенимали западный подход к делу. Если работающая женщина не могла прийти за покупкой, фарцовщик сам приходил к ней на работу.
Елена Ларина: «Приходил Паша спекулянт, у него были огромные сумки, и с наценкой примерно в два, может быть, в три раза, он приносил нам платья, кофточки, блузки и даже обувь. Это было такое развлечение на работе, но это была и трагедия для некоторых, потому что некоторые не могли истратить свою месячную зарплату, чтобы купить эту одежду, но как-то мы выворачивались».
Светлана Ванькович: «Туфли могла себе позволить модная женщина за 45 рублей, если у нее зарплата 80. В принципе, можно, сжав зубы, купить, но потом всё это сложно выглядит в семейном бюджете».
Одеваться у фарцовщиков дорого. К тому же их самих не так много, и товара в их спортивных сумках на всех модниц не хватает. Тут-то и нашлись умельцы, так называемые цеховики, которые начинают подделывать всё до последней заклепки и молнии.
Айдын Джебраилов: «Цеховики производят, достают замшу, кнопочки всякие и достают лейблы, например Made in France, – и всё, и продают под видом. У них там какая-то сеть: продается, передается фарцовщикам».
Самопальные джинсы делали в Грузии и в Армении. Все, кто ездил отдыхать на берег Черного моря, находил возможность их приобрести. Их еще производили страны соцсодружества. Они были довольно дешевые, их расхватывали в одну минуту, но польские и индийские джинсы это был такой вариант для бедных.
К концу рабочего дня советская женщина со свежей укладкой, с накрашенными ресницами, в новых, купленных за половину месячной зарплаты, финских сапогах, выходит на улицу. Она ловит на себе восхищенные взгляды!. Нет, это не Барбара Брыльска, не Мирей Матье и даже не Катрин Денев, это она – инженер-конструктор третьего отдела Ленпродмаш, и она самая красивая.
Александр Васильев: «Думаю, что мода 70-х годов раскачала устои советского общества, и остановить этот процесс было уже невозможно. И то, что пришло в 80-е годы, и перестройка были результатом того, что люди, если не своими знаниями, понятиями, то вещами поняли, что мы не самая лучшая в мире страна, не свободная, не самая счастливая, не самая богатая. Что женщины у нас не самые красивые, а мужчины не самые смелые и что одеты мы убого. И вот это знание, возможно, и заставило наш народ свергнуть большевиков».
Ленинградская макивара
Семидесятые годы – эпоха неверия. Ценности, внушаемые государством (уравниловка, верность партии, атеизм), мало кого увлекают. В моду неожиданно входит Восток. Все лечатся таинственным алтайским веществом мумиё, ездят искать таинственную Шамбалу, читают Конфуция или Акутагаву и занимаются боевыми искусствами. Из этих самых искусств самое модное – это карате.
Альфат Макашев: «В то время существовал железный занавес, информации о том, как живут, чем дышат, что думают люди на Западе, на Востоке, было мало. Было любопытно, людям хотелось выйти за пределы, ортодоксальной марксистско-ленинской философии».
В самом начале шестидесятых годов ленинградский ученый и борец-любитель Альфат Макашев занимался в Публичной библиотеке. Он обнаружил, что в отделе «Россика», куда поступали иностранные книги, появилась книжка под названием «Карате, или Искусство борьбы пустой рукой» – американский учебник по карате с картинками. Альфату Макашеву показалось это крайне любопытным, и он прямо в Публичке, зная, что книгу вынести не дадут, перевел ее с английского на русский, а все картинки перерисовал на кальку. Таким образом, в распоряжении русских любителей карате появился первый настоящий классический учебник. В Америке он выдержал пятнадцать изданий. Для истории ленинградского карате – это коренное событие, эта книжка сыграла ту же роль, что и «Бедная Лиза» в истории русской литературы.
Альфат Макашев: «Постепенно я перевел вручную эту книгу. Параллельно начались занятия с группами энтузиастов – это в основном были самбисты, дзюдоисты, бывшие боксеры. Они хотели попробовать, что это такое. В итоге в 1963 году зародилась первая наша группа под моим руководством. Мы думали, что это будут занятия для узкого круга любителей – чудаков вроде меня и моих близких».
Карате – не только единоборство, это своеобразная философия, моральный кодекс. Традиционный путь обучения карате – от мастера к ученику – был недоступен, так как иностранцев в СССР практически не было, а сами советские граждане за рубеж почти не выезжали. Книги по карате заказывали морякам, которые ходили в загранку, и всем, кто имел шанс выехать из страны. Затем их переснимали в домашних фотолабораториях и распространяли среди своих.
Юрий Васильков: «У нас была такая возможность, и мы по секрету, так же как Цветаеву и Гумилева, привозили учебники по карате. Из каждой заграничной поездки я какую-то книжечку привозил на итальянском или на английском языке. Конечно, мы ее тут же распространяли, анализировали».
В 1967 году на советские экраны чудом попадает фильм Акиры Куросавы «Гений дзюдо». Широкие массы узнали слово «карате» и стали бредить неведомым и, казалось, непобедимым боевым искусством.
Валерий Никонов: «Энтузиазм был велик, к тому же фильм произвел очень сильное впечатление. Я удивляюсь даже, как в те годы он вышел на экраны. Более того, подобралась такая каста людей, которая имела собственную точку зрения о том строе, в котором мы живем».