это театр. Это единственное, что дат человеку полную свободу от правительства, от законов».
Аркадий Кацман сумел создать на своем курсе невероятную атмосферу почти религиозного служения Мельпомене. За версту видно, что его студенты занимаются любимым делом и преуспевают в нем. В этот закрытый круг многие мечтают попасть.
Дмитрий Циликин:«Один мой однокурсник, учась у Владимирова, поступил заново к Кацману. Потому что когда мы посмотрели спектакль „Братья и сестры”, сразу поняли: то, что делают эти наши как бы соученики по институту, – это театр. А мы занимаемся чем-то не тем, к профессии, к театру отношение имеющим довольно сомнительное».
В театре вообще есть что-то странное: какая-то иная жизнь, напоминающая, может быть, сектантскую. И театральное образование сродни монастырскому – люди как-то должны отказываться от себя. В аудитории, созданной Аркадием Кацманом, студенты дневали и ночевали. Кацман, у которого не было своей семьи, сделал из курса общность, подобную семейной или монашеской.
Дмитрий Рубин:«Он требовал от студентов, чтобы аудитория, в которой мы занимались, содержалась в идеальной чистоте. Любимым занятием Аркадия Иосифовича, кроме репетиций, была уборка нашей аудитории. Должен сказать, что бывали случаи, когда мы чувствовали, что мы не подготовились к занятиям, у нас нет отрывков, которые мы хотим показать Аркадию Иосифовичу. Мы говорили: «Аркадий Иосифович, может быть, займёмся уборкой?». Занятие отменялось, начиналась уборка, которая длилась до поздней ночи».
Главным выпускным спектаклем класса Кацмана и Додина считалась инсценировка «Братьев Карамазовых» – тяжелейшая вещь, многочасовые ежедневные репетиции. Трех братьев сыграли три в будущем очень известных артиста, тогда студенты, – Морозов, Семак и Леонидов. Невероятный успех именно додинского – трагического – театра. Фактически «Братья Карамазовы» – постановка Додина. Кацман работает со студентами в основном на подготовительном этапе, но за время репетиций ему удается добиться от них невероятного эмоционального возбуждения. Додину остаётся только скорректировать эти эмоции и предать постановке законченность.
М. Морозов. Из архива РГИСИ
М. Леонидов. Из архива РГИСИ
Максим Леонидов:«Репетиции проходили на высоком эмоциональном уровне. Он убегал из аудитории, хлопал дверью, я убегал из аудитории, хлопал дверью, он мне кричал: „Максим, вы ведете себя оскорбительно, так нельзя вести себя с педагогом!”. „Братья Карамазовы” имеют не меньший успех, чем „Братья и сестры”. Второй раз за пять лет студенческие постановки Кацмана и Додина прогремели на весь город, затмив многие профессиональные премьеры».
Татьяна Рассказова:«Был финал, поклон, мы выстраиваемся, все ревем. Зал стоял, весь ревел. Нам несли цветы, это понятно. Мне подарили еще самодельного зайца, сшитого из каких-то лоскутков, с какой-то трогательной вышитой надписью. Кому-то несли нарисованные открытки, еще что-то. Это было потрясающе».
Время на дворе смутное. У власти Юрий Андропов. Расслабляться опасно. Все, в том числе городское начальство, понимают, что курс Додина и Кацмана – выдающееся явление. Смущает одно – материал. Достоевский – это тот, о котором Ленин сказал: «Архискверный писатель». Поэтому спектакль продержался недолго. Второй же выпускной спектакль – «Ах, эти звезды!» – ждала совсем иная судьба.
Максим Леонидов:«Там Додина нет вообще, этот спектакль был слишком жизнерадостным для Льва Абрамовича, у него ведь трагическое мироощущение, поэтому какие там звезды, к чертовой бабушке. Это вообще такой попсовый проект, от которого Лев Абрамович открещивался всю жизнь, но Аркадий Иосифович здесь как раз был на коне».
Дмитрий Рубин:«Мне кажется, если бы не было бы „Братьев Карамазовых”, то не было бы и „Звезд”. Полтора года мы мучились над „Братьями Карамазовыми”, бессонные ночи, мучительные репетиции, и когда всё это закончилось, когда мы сыграли премьеру, нам хотелось просто оторваться. И вот это настроение веселое, бесшабашное и легкое, которое мы выплеснули в спектакле „Ах, эти звезды!”, появилось благодаря тому, что полтора года мы были в диком напряжении».
Что придумал Аркадий Кацман? Предвидение гламура за двадцать лет до его появления, неожиданный гибрид студенческого капустника и бродвейского шоу.
Дмитрий Рубин:«Мы не профессиональные певцы, не профессиональные музыканты, многие пели фальшиво, сложно было всё это сыграть, а мы всё играли живьем, не было никаких фонограмм. И очень часто раздавались голоса других педагогов и студентов: „Аркадий Иосифович, давайте это бросим, сделаем какой-нибудь водевиль, какую-нибудь легкую пьесу без музыки”. Тем не менее Аркадий Иосифович настоял на своем и довел этот спектакль до конца».
Андрей Дежонов:«Он, конечно, очень смешно переживал первый премьерный день: ходил по лестнице вверх-вниз Учебного театра и говорил: „Или нас сейчас закидают гнилыми помидорами, или это будет грандиозный успех, просто великий успех”. И когда зазвучали первые аплодисменты, причем оглушительные аплодисменты, он успокоился».
Весть о неслыханном студенческом представлении облетела город. Западные звезды зачастую с сомнительной по советским меркам репутацией, мало отличимые от оригиналов, двигались и пели вживую на небольшой сцене Учебного театра.
Андрей Дежонов:«Я там играл Жильбера Бико. Это был такой французский шансонье, и я, благодаря Леонидову в основном, с ролью всё же справился. Хотя, конечно, мне досталось: во-первых, на французском петь, причем на каком-то там странном французском, южном…»
Дмитрий Циликии:«Я смотрю на нашу эстраду – этих людей из клуба самодеятельной песни, из КВНа, еще откуда-то. Они освободились от страха сцены, вылезли на сцену и получают огромные деньги, российскую славу, называются звездами. Но почти все в спектакле „Ах, эти звезды” умели в сто раз больше».
Кто собирал полные залы в 1983 году? Юрий Антонов, Алла Пугачева, Эдита Пьеха. А тут спектакль Учебного театра. Заполненный Большой концертный зал «Октябрьский». Билеты стоят в кассе три рубля, уходят у спекулянтов по пятьдесят. И всё равно попасть невозможно.
Грамотные люди из Ленконцерта быстро смекнули, что на студенческой постановке, пользующейся бешеным успехом, можно заработать. И спектакль стали прокатывать на самых крупных площадках Ленинграда.
Петр Семак:«Меня избили. Я выскакивал из боковой ложи, и меня просто избили, потому что там темно: вместо шести человек там уже было человек двадцать, я стал просить пропустить меня. Люди стали меня бить, они решили, что я хочу место получше занять, чтобы было повиднее, и я еле успел на свой номер».
Успех спектакля был не общегородским, а всесоюзным. Каждая областная филармония, каждая концертная организация понимали: «Ах, эти звезды» – годовой план, переполненные залы, право распространять дефицитные билеты или спекулировать ими. Грандиозный успех сопутствует на родине Утесова, в Одессе.
Сцена из спектакля. Из архива РГИСИ
Петр Семак: «В Одессе как мы играли, боже мой! Вышел Коля Павлов, у него тряслись коленки, это было видно: вышел какой-то мальчик Утесова изображать в Одессе! И вот пока он говорил: „Вы знаете, где родился джаз?”, все сидят, одесситы вообще никакой реакции, никто и не понял, что это. Но когда он запел, тут началось!»
Беспрецедентный случай – выпускной студенческий спектакль еще два года живет полноценной творческой жизнью.
В городе вполне мог появиться новый молодой театр, но этого не случилось.
Петр Семак:«Про наш курс ходили слухи, что якобы нас хотят оставить всех в Ленинграде, чтобы, значит, был новый молодой театр, все чиновники были восхищены и говорили: „Конечно, конечно!”. Но никто так палец о палец и не ударил, всё так словами и осталось».
1983 год. Курс, который поставил замечательный спектакль «Ах, эти звезды!» распределяют по окончании Театрального института. Осипчук и Семак оказываются в Малом драматическом театре. Морозов, Селезнева, Леонидов – в Большом драматическом. Других выпускников распределяют в Театр комедии, в Театр Ленсовета и другие ленинградские театры.
Максим Леонидов:«Наш театр мог бы существовать, безусловно. Малый драматический ведь существует – это по сути и есть то, чего мы хотели. Счастливы ли люди внутри этого коллектива, вопрос другой, и все ли счастливы, но то, что они счастливы на сцене, я утверждаю, потому что я знаю по себе. В процессе, на сцене, во время репетиций, это невероятно интересно. Всё остальное – большой вопрос, тот, кто готов рисковать и жертвовать, тому место там, тот, кто не готов, тому там не место, – сто процентов».
Костяк всемирно известной труппы петербургского Малого драматического театра – составляют ученики Кацмана и Додина 1979 и 1983 годов выпуска. Очевидно, что в сокрушительной славе и успехе Льва Абрамовича Додина немалая доля педагогического труда его старшего коллеги Аркадия Иосифовича Кацмана.
Корогодский: взлет и падение
Ленинград. Апрель 1986 года. По городу расходятся зловещие слухи: главный режиссер ТЮЗа Зиновий Корогодский под следствием. В театре обыск, самого режиссера держат под подпиской о невыезде, грядет суд.
Лев Додин:«Ему и театр-то, мне кажется, нравился, как некая игра в жизнь, в миссию…»
Зинаида Шарко:«Вот Зема всегда отличался своим неистовством, неравнодушием».
Геннадий Хазанов:«Он художник, он большой ребенок. Он очень ранимый человек был».
Георгий Тараторкин:«С кем бы меня судьба ни сводила из режиссеров, я благодарен за эти встречи. Но я знаю, что высший судья – ОН. Способность театра вызвать в вас чувства, через эти чувства пробудить в вас новый, какой-то новый уровень отношения к жизни – вот эта способность театра самая сильная».