Сергей Ковальский: «Первыми членами ТИИ были как раз участники выставки на Бронницкой – три поколения нонконформистов. Вторая формация товарищества, которая вступила в прямые переговоры с властью. Там поняли: клапан надо приоткрывать, родилось новое поколение, которое ждать, терпеть не будет».
Юлий Рыбаков: «Они поняли – мы в любом случае будем выставляться, но каждый раз это будет скандал. Новое поколение художников было куда храбрее предыдущих».
В 1980-е годы Товариществу удается организовать в домах культуры Ленинграда 13 больших выставок. Каждой выставке предшествуют напряженные переговоры с официальными инстанциями: Управлением культуры и Комитетом госбезопасности. Требования властей формально сводятся к трем пунктам: работы не должны содержать антисоветской агитации, религиозной пропаганды и порнографии. Подозрительность чиновников нередко приводит к конфликтам, но художники всё чаще оказываются победителями.
Анатолий Васильев: «Надо сказать, что Управление культуры было удивительно безграмотное и бездарное. Пожилые уже дамы, авоська, чуть ли не куриные лапы торчат оттуда. „Рассказывайте, что вы тут нарисовали”. – „Ну вот, абстракция”. – „Вы мне дурочку не валяйте. Что тут нарисовано?” Вот такие были вопросы, и вот такая была у них реакция на нашу живопись. Михнова-Войтенко они пытали: „И тут Ленин?” – „Какой Ленин? Я никогда совершенно Ленина не рисую, я абстракционист. Нет никакого Ленина”. – „Нет, я тут вижу Ленина”. А там в этих пятнах ей, этой комиссарше, начинало что-то мерещиться, совершенно шизофренические ассоциации у нее начинались, или они порнографию высматривали в какой-то закорючке».
Юлий Рыбаков: «Художник Забелин сделал полотно сказочно лубочного характера – на волшебной птице сидит старичок в белых одеждах и летит. Комитет госбезопасности, сотрудники Смольного и Управления культуры, остановились перед этой картиной и стали размышлять. Один говорит: „Так, что же это такое? Это религиозная пропаганда?”. Другой почесал в затылке и говорит: „Да нет, это же просто Солженицын”. А третий: „Мало того, что это Солженицын, это и Солженицын, и религиозная пропаганда, – снимите немедленно”. Мы не сняли ее все-таки».
Владимир Овчинников: «Конечно, там все решения принимали ребята более сообразительные и более тренированные. А эти были скучные банальные тетки, которые из своего кабинета, это вот было при мне, она могла пепельницу вытряхнуть на Невский в форточку. Вот накурено у нее в кабинете, она взяла и вытряхнула пепельницу».
Юлий Рыбаков: «Доходило до того, что мы сами закрывали выставки, вытаскивали все свои работы, допустим, из Дворца молодежи на улицу, поскольку нам из-за какой-то работы не давали ее открыть, но постепенно, шаг за шагом они отступили».
Валерий Вальран: «На самом деле, в этих выставках, и в Газа, и в «Невском», и на протяжении 70-х годов, и, пожалуй, до Кирилла Миллера, не было вообще социальных и политических работ, то есть это была просто, в каком-то смысле, акция для свободы творчества. И вообще это – проявление свободы творчества. Ну почему я не могу выставляться, если я работаю так?»
Олег Котельников: «Хотелось чего-то нового, а не то, что мы видели. Там какие-то художники, как говорится, с толстым лаковым слоем на картинках, художники, которые традиционно пытаются сопротивляться или сопротивляются материалу, с которым они работают. Время как-то показывало, что это, ну как бы, не так актуально».
В Москве деятели культуры всегда были более сытыми, чем в Ленинграде, и поэтому, наверное, более веселыми. Московские рок-музыканты даже так и говорили: «В Питере – герои, у нас – шуты». Вот мировой стиль постмодернизм, который играет со смыслами, он пришел в Москву раньше, чем в Ленинград, и уже в 70-е годы в Москве расцвет соц-арта – игры с разными смыслами, игры с разными символами, прежде всего советскими, а в Ленинграде художник непосредственно обращается к зрителю и хочет донести до него какую-то необычайно важную, философскую мысль, чаще всего мысль о Боге, о Боге во всем сущем на земле.
Ситуация меняется в Ленинграде в 80-е годы, когда дебютируют два новых течения, состоящие из более молодых людей, чем основа Газо-Невской цивилизации – это группа «Митьки» и группа Тимура Новикова.
В 80-е годы художественная жизнь Ленинграда больше сосредоточивается в сквотах – так на западный манер называют вольные художественные мастерские, которые устраиваются в пустующих, расселенных под ремонт домах. В сквотах вырабатывается новая синтетическая культура, объединяющая художников, литераторов, музыкантов, фотографов и кинематографистов. Формируется новый художественный язык. На смену традиционной картине приходят инсталляция, перформанс, видео-арт, компьютерная графика. Многие художественные проекты осуществляются коллективно, но каждая группа имеет собственное представление о том, что и как делать.
Художественная группа «Митьки» образовалась в конце 70-х годов в результате знакомства трех молодых художников: Дмитрия Шагина, в честь него, собственно, Мити, группа получила в конце концов название «Митьки», Александра Флоренского и Владимира Шинкарева. «Митьки» – это даже не столько художественная группа, это, как и вообще полагается в искусстве, некий большой жизненный проект, который включает в себя не только отношение к живописи, но и отношение к жизни. И вот уже на протяжении 30 лет «Митьки» являются такой же принадлежностью города, как Петропавловская крепость, река Карповка или буксир на Неве. Это часть нашего пейзажа.
Дмитрий Шатии: «В 84-м году Шинкарев написал книгу, причем она была как бы юмористическая, шуточная. Предложил мне организовать массовое молодежное движение наподобие хиппи или панков, только у нас в России, и назвать „Митьки” в честь меня. Как бы Митя, Митек, Митьки. Он так это весело писал, что в самиздате разошлось, и оказалось, что действительно есть такое движение, что нашу группу так стали называть – группа „Митьки”, – благодаря Шинкареву, таланту его, можно сказать, писательского гения».
Александр Флоренский: «Было абсолютно очевидно, что это шутка. Книжку читали 10 человек в узком кругу, собственно, вот в этой мастерской, где мы с вами находимся, она впервые появилась, здесь же была проиллюстрирована и читалась узкому кругу ровно вот в этом помещении».
Владимир Шинкарев: «Митек – это простой, хороший, довольный всем человек, который никого не хочет победить. Сейчас почти в каждом интервью „Митьки” говорят: „Почему ”Митьки” не кончаются и никогда не кончатся? – Потому что они задуманы-то были как среднестатистический срез нашего общества”».
«Митьковский» проект принципиально отличается от того, что делали художники в 70-е. «Митьки» опираются на ленинградскую традицию, своими прямыми предшественниками считают Орден нищенствующих живописцев, художников круга Александра Арефьева.
Совершенно иную эстетику проповедует группа «Новые художники», созданная Тимуром Новиковым. Весь мир они воспринимают как объект художественного творчества, и для этого им подходят любые техники и средства – от упаковочного полиэтилена до обивки старого дивана.
«Новая академия изящных искусств» – это одно из десятка художественных образований, придуманных Тимуром Петровичем Новиковым. Тимур Петрович родился в 1958 году и умер еще совсем молодым человеком в 2002-м, и вот за этот короткий период он, гениальный промоутер, играл в жизни нашего города такую же роль, какую в начале века Сергей Дягилев.
Ольга Тобрелутс: «Тимур при всей своей яркой индивидуальности всегда был человеком группы, человеком компанейским, потому что всегда была вокруг него компания людей, потому что он объединял собой совершенно неконтактируемых людей. Это, конечно, гениальная черта характера Тимура».
Сергей Бугаев (Африка): «Тимур действовал как молодой Давид Бурлюк, который, собственно, создавал миф о русском футуризме буквально на глазах, используя исключительно все подсобные материалы. Тимур очень активно стоял на позициях так называемого всечества, разработанных Ларионовым в свое время: что если вот человек как бы деятель искусства и культуры, то он может заниматься любым типом повествования, вести повествование на любом из языков точно так же, как водящий одну машину может пересесть за баранку любой другой автомашины, и водить ее».
Дмитрий Шагии: «Я считаю, что группа Тимура Новикова «Новые художники» – это наиболее яркое, что было в 80-е годы. Я бы даже на первое место поставил именно Тимура и его команду художников. Действительно, просто замечательные были выставки, и я даже не знаю, что можно еще такое назвать потом».
Ольга Тобрелутс: «„Митьки” все-таки старшее поколение. Ну и они общаются совершенно для меня архаично, то есть манера общения – всё это старшее поколение, очень уважаемое мною поколение, но не современное».
Сергей Бугаев (Африка): «Тимур и „Митьки” выполняли функции весьма существенные, но, к сожалению, из серии один в поле не воин. Если Тимуру удалось интегрироваться и он был тепло принят структурами внутри художественного сообщества мирового, скажем, ввиду своей ориентации той или иной, то, так или иначе, с „Митьками” всё сложнее. Они в этом плане остались локальным явлением».
Дмитрий Шагии: «Я бы так сказал, что „Митьки”, действительно, корневое такое питерское образование, и мы никогда не ориентировались на Запад и какие-то тенденции в мировом искусстве. Мы, собственно, интересовались, но постольку-поскольку. Никому не завидуем, никого не обижаем, мы считаем, что все художники хорошие в общем-то, потому что они занимаются любимым делом, а не грабят и убивают там».
Художники-восьмидесятники и оппозиционеры 70-х не всегда могут найти общий язык друг с другом, явление в истории живописи обычное: так передвижники конфликтовали с академистами.