— То есть вы сожительствовали с Карин Риис?
— Пред лицом Господа мы были мужем и женой!
— Это означает, что выражение «жизнь в грехе» применительно к вашим отношениям неверно?
— Когда мужчину и женщину связывает любовь, мирские ритуалы не имеют значения.
— Вы считаете, что ваша совместная жизнь была удачной?
— Я помог ей встать на путь истинный, большее было не в моих силах. А наша повседневная жизнь была проникнута гармонией.
— То есть пока вы жили вместе, она продолжала заниматься проституцией и вам об этом было известно?
— Инспектор, я никого не осуждаю. Лишь Господь не совершает ошибок. Нам же, людям, свойственно оступаться, однако сильнейшие находят в себе силы подняться.
— А Карин Риис — она подняться смогла?
— Она была сильной и не прекращала борьбу. И я тоже помогал ей, насколько мог. Мне кажется, что еще немного — и она бы победила.
— А вы не ревновали ее к клиентам?
— Ревность — порождение сатаны, инспектор. Ревность — это то, во что под воздействием эгоизма и мирской суеты превращается истинная любовь. Ревность — орудие сатаны, и я отвергаю его! — Для убедительности Агнар И. Скард стукнул кулаками по столу. В его прежде мягких чертах лица проступила агрессивность.
— И тем не менее вы с Карин расстались. Нам известно, что три месяца назад вы покинули ее дом на улице Фритьофа Нансена.
— Как и у природы, у любви есть свои приливы и отливы. Это свойственно всему, что создано Господом. В нашем мире нет ничего неизменного, — бубнил Скард довольно уныло, однако, судя по жестам, тело его напряглось, — мы расстались, хотя решили, что это лишь временная мера. Я собирался с головой уйти в изучение Писания, поэтому мне требовался полный покой. А становление Карин как самостоятельной личности лишь только начиналось, поэтому ей тоже нужна была определенная свобода. Именно поэтому, инспектор, мы и приняли такое решение — не затаив вражды, обиды или недоверия.
Он вновь заломил руки. Теперь выражение его лица вовсе не соответствовало учтивым снисходительным фразам. Валманн вспомнил о синяках на шее Лилиан Петтерсен.
— Все это замечательно. Однако «становление Карин как самостоятельной личности» предполагало, очевидно, ее отношения с другими мужчинами? Например, с Дагом Эдландом?
— Впервые слышу это имя. — Скард внезапно зажмурился, будто в глаз ему попала соринка.
— Эй, послушайте! — Выкрик Фейринга был похож на взрыв. — Получается, ваша жена путалась с другими мужиками, а вам было плевать? Черт, да это просто извращение какое-то!
— Меня переполняла скорбь, если подобное объяснение вас устроит. Скорбь и сожаление о том, что прежде, чем очиститься, многие проходят долгий и нелегкий путь. — Скард вновь заломил руки, на этот раз с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— И о скольких мужчинах идет речь? — Фейринг был похож на охотничью собаку, намертво вцепившуюся в добычу. Они наконец нащупали слабое место в тактике Скарда, основным приемом которой было утверждение собственного морального превосходства. — О двух? Или трех? Или пяти? А может, о дюжине? С ее, хм… профессией… легко, наверное, и со счета сбиться?
— Умоляю вас! Я же не говорю, что мне все это легко далось! А большего я вам не могу сказать! — От прежнего тона проповедника не осталось и отзвука. Теперь Скард говорил громко и настойчиво.
— А скажите, Скард, что хуже — то, что она с ними спала, или то, что ей за это платили?
Скард молчал, он лишь принялся часто и тяжело вдыхать, вертя головой из стороны в сторону, будто призывая на помощь невидимые силы, затаившиеся в полупустом кабинете.
— Ведь вы же не сторонник свободного секса, Скард?
— Свободного секса… свободного секса… — Его голос дрожал, а глаза закатились, словно на потолке, за звуконепроницаемой обивкой, мог прятаться его тайный спаситель.
— Так что, Скард, образ жизни Карин Риис оказался настолько свободным, что у вас явно возникли сложности?
— Женщина — существо слабое! — закричал Скард. — Ее необходимо наставлять на путь истинный, а иначе дьявол соблазнит ее! И для этого дьяволу нужно лишь раз прийти к ней… — Скард прикрыл рукой глаза, словно не желая быть свидетелем какого-то ужасного зрелища. Освещение в кабинете было довольно тусклым, и царапина на бледной руке Скарда казалась бордовой.
— Значит, Карин Риис навещал сам дьявол?
— Я видел их!
— Ее и дьявола? И чем же они занимались?
— Не знаю… Я отворачивался.
— Но они встречались? Прямо у вас дома? И занимались сексом?
Валманн старался забрасывать Скарда вопросами. Они вот-вот заставят Скарда сбросить благочестивую маску и забыть о тоне проповедника.
— Я же сказал — не знаю! Я видел их всего-то пару раз, и то издалека! И дьявол принял красивое обличье! Чтобы соблазнить ее! Они разговаривали. Улыбались друг другу. Инспектор, она улыбалась дьяволу!
Скард вновь поднес руку к глазам, укрываясь от страшных образов.
— Тогда уж вряд ли она ему только улыбалась…
— Они стояли так близко, будто и не собирались разлучаться. Держались за руки. Все это могло на первый взгляд показаться невинным, но я-то знал, что это неправда! Что-то в их поведении было отвратительным… Лживым… Развратным! В том, как они смотрели друг на друга. Смеялись во весь рот! Этот незнакомец держал ее за руку! И Карин не отняла руки. Такова первая стадия совращения: двое красивых молодых людей прикасаются друг к другу!
— И вам он показался незнакомым?
— Да! Да! Но в каждом его движении я узнавал дьявола! В нем таилась угроза. Он хотел отнять у меня Карин. Я возвел вокруг нас стену, а он собирался ее разрушить!
— И как же вы это поняли?
— Когда я вижу зло, то сразу его чувствую. Я чувствую грех, потому что грешил сам. Тесная хватка разврата — я ощутил ее!
— Вы испугались, что Карин занимается сексом с незнакомцем? Хотя вы данной конкретной кандидатуры не одобрили?
— Опять это слово! — Раскачиваясь из стороны в сторону, он принялся трясти головой.
— Какое? «Секс»? Да бросьте, Скард, в наше-то время! Обычное слово, ничуть не хуже других. Обозначает…
— Это убийственное отвратительное слово, которым так одержимо современное общество! То, чему суждено было стать чистейшим, благодатнейшим… очернили, превратив в апофеоз эгоизма!
— Вы полагали, что у Карин с незнакомцем уже до этого дошло?
— Я это знал! — прошипел Скард. — В глубине души я знал это! И мне даже не требовалось, чтобы она сама это признавала! Карин изменилась. Она больше не принадлежала мне. Дьявол околдовал ее! Теперь я должен был спасти ее… Или потерять навсегда.
Последние слова он произнес чуть слышно, прижав кулаки к груди и опустив голову так низко, что почти уткнулся носом в поцарапанные костяшки пальцев. В уголках рта выступила пена. Он продолжал бормотать, но до полицейских доносились лишь отдельные слова и бессвязные звуки. К своему удивлению, Валманн услышал, как их собеседник то и дело повторяет одно и то же бранное слово — грубое и непристойное, обозначающее женский половой орган.
— По-моему, нам пора сделать перерыв. — Валманн кивнул Фейрингу, и тот выключил запись. Посмотрев на Скарда, полицейские переглянулись. Они оба немного растерялись, но никто не смог подобрать слов, чтобы разрядить обстановку. Скард по-прежнему сидел на стуле, будто полностью поглощенный самогипнозом, — скрючившись, продолжая бормотать и ругаться и не замечая ничего вокруг.
9
— А знаешь, по-моему, Лив Марит Скард жива. — Распаковав замороженную пиццу, Анита Хегг засунула ее в духовку.
— И ты туда же?! — Положив листья салата в мойку, Валманн начал резать помидоры. На этой неделе они были слишком загружены на работе, поэтому для ужина сил почти не хватало.
— Да. И теперь я в этом почти уверена. Так, значит, я не одна так считаю?
— Может, сначала поедим, а уж потом обсудим?
— Нет уж, давай сейчас. Разговор нас немного отвлечет от вкуса этой дряни. — Недоверчиво взглянув на упаковку от пиццы, она выбросила ее в мусорный бак.
— Сегодня вечером мы допрашивали Агнара И. Скарда.
— Слышала. Он сам к вам явился.
— Я б даже сказал — с псалмами и проповедями. Пришел сообщить о том, что его пропавшая жена преследует его, вломилась к нему в квартиру и учинила там акт вандализма.
— Правда?
— Еще бы. И мы едва заставили его сосредоточиться на допросе. Он все никак не унимался — требовал, чтобы мы приняли все необходимые меры.
Валманн вкратце пересказал, как прошел допрос.
— Но все его показания основаны на подозрениях и предположениях? — спросила Анита, выслушав его. — Никаких других наблюдений? И лично с тем мужчиной он не общался?
— Да, сплошной бред. Он увидел их издалека и сразу почувствовал «присутствие зла».
— Вы уже были у него дома?
— Завтра съездим. Сегодня некому было. Я и сам завтра съезжу. Хочу увидеть физические доказательства «присутствия зла».
— А я завтра поеду в Гьёвик.
— Что там?
— Надо проверить одну зацепку.
— Тебе непременно надо напускать на себя всю эту таинственность? С меня достаточно сказок и недомолвок.
— Ох, прости… Понимаю — больная мозоль.
— Сама представь — ты ведешь расследование, и с каждым шагом оно дает все больше трещин.
— То есть толку от Скарда оказалось мало?
— Все, что он рассказал, лишь укрепило его собственное алиби. В ночь убийства он, похоже, был в Тронхейме. Если, конечно, Господь не одолжил ему ангельские крылья, чтобы слетать до Хамара и обратно. А машину он сдал в ремонт. И маловероятно, что он ездил на поезде, поскольку расписание поездов не совпадает со временем убийства. А билет на самолет он не покупал. Если, конечно, у него нет поддельного паспорта на другое имя.
Она задумчиво кивнула.
— Ну а ты что нащупала?
— Я вспомнила про Биргит.
— Твою невезучую подругу?
— Да, но я вспомнила не ту историю с парнем. Биргит же работала в кризисном центре в Лиллехаммере, поэтому я ей позвонила узнать, нет ли среди их сотрудников тех, кто работал там, когда туда обратилась Лив Марит Скард. Если, конечно, она действительно была одной из жертв доброго самаритянина Бернта Квислера. А это оказалось правдой.