И вот - первое поручение. Князю Андрею хотелось исполнить его не только со рвением, но и разумно, чтобы создать крепкий пограничный оборонительный рубеж, надежно прикрывавший все восточные русские города и погосты не только от разбойных налетов, но и от крупных походов, какие Казань (Андрей Иванович в этом не сомневался) еще не раз повторит до тех пор, пока не схлопочет увесистую зуботычину. Такой ответ противнику придется готовить основательно, вот тут и сыграют свою роль новые крепости, которые и позволят загодя накапливать силы.
С этого и начал князь Андрей Иванович:
- Не имея воеводского опыта, я все же рискнул определить так: крепости нужны не только для обороны, но и для подготовки решительного сокрушительного удара по Казани. Считаю, отечеству нашему не стоит жить с шилом в боку. Напрягшись, можно стереть Казань с лица земли. Укладиста ли по ратным меркам моя мысль?
- Укладиста, князь. Очень даже. И я об этом думку имею.
- Тогда давай, воевода, по-братски поговорим, ничего не скрывая друг от друга.
- Не имел я, князь Андрей Иванович, намерения хоть малую каплю прятать от тебя, укрывая в дальнем кармане, но вижу, ты уже о многом подумал. Выложи все, не опасаясь попасть впросак по своей неопытности. Не посмею я, уважая тебя, князь, даже подумать осудительно о неловкости твоей, если она случится. А твое слово первым для того хочу услышать, чтобы мне легче стало своей задумкой поделиться. Сопоставим потом два предложения, найдем третье - наиболее разумное.
Не зная местности от Нижнего Новгорода до Казани не могу в точности определить, где надо быть крепостям, но думаю, ставить их надлежит на Волге, особенно Устьях рек, которые бегут с Нагорной стороны. Почему читаю это наиважнейшим и первостепеннейшим делом, да потому, что чуваши, мордва и эрзя никак не определятся, к кому прилепиться, поддерживают они то нас, то Казанское ханство. Заперев им выход на Волгу, убьем двух зайцев: лишим возможности нападать на наши ратные караваны, когда они на стороне Казани, и затрудним их торговым судам выход на водный путь в Казань и Астрахань. То же, когда они переметнутся на сторону Казанского ханства. Во вторую очередь, думаю, стоит возводить крепости по сухопутной дороге от Нижнего до Чебоксар, причем даже вклинившись в чувашские земли. Поерепенятся чуваши поначалу, но привыкнут, понявши, что русские ратники - это не татарские нукеры, и к грабежу они не свычные. Вот так можно оборонить Нижний. Но и о Владимире стоит подумать, о Муроме. Стало быть, и по сухопутной дороге нужда ставить крепости, и по Оке. В устье Нерли - непременно, не затягивая. Не знаю, ловко ли придумал? Тебе, воевода, оценивать.
Не сразу ответил Хабар-Симский, ибо был весьма удивлен правильностью предложенного князем Андреем. Прибеднялся, выходит. Не играл ли в кошки-мышки?
«Скорее всего и вправду считает себя несмышленышем в ратном деле», - определил воевода и, открыто улыбнувшись, заговорил:
- Твое слово, князь Андрей Ивнович, - слово бывалого и разумного воеводы. Если великий князь Василий Иванович велит мне держать доклад, я в точности повторю предложенное тобой.
Хабар-Симский не сказал, что мысли князя почти полностью совпали с его мыслями. Именно такой план он намеревался предложить великому князю и теперь без всякого сомнения мог докладывать этот план, отдав первое место в его разработке князю Андрею. Осталось только уточнить детали.
- Предлагаю теперь же совместно определить места новым крепостям. Мое слово такое: крупную крепость доставить в устье Суры, назвать ее предложим великому князю Васильсурском. Еще одна крепость, не менее первой, - в устье Свияги, как раз супротив Казанки. Добрым она станет заслоном и не менее добрым местом для сбора рати для наступления на Казань. Как, согласен?
- Отчего же возражать? Разумно.
- На Оке новые крепости не нужны. Еще Андрей Боголюбский ловко поставил их на Оке. Одна - в устье Нерли, другая - ниже по течению, где Ока изгиб делает, оттого крепость стоит как бы затаенной. Великий князь Владимирский имел цель стеснить вольную торговлю Рязани, чтобы город стал послушней. Теперь, почитай, крепости эти совершенно заброшены, вот им и нужно дать новую жизнь. Посуху же… Дай, князь, поразмышлять чуток…
Лукавил Хабар-Симский, дабы угодить князю Андрею, пусть думает, что ему первому пришла идея укрепления сухопутных путей. На самом же деле воевода давно продумал, как расположить крепости и по дороге на Владимир, и по дороге на Чебоксары, и даже по дороге, какая, перерезая Волжскую огибь, выводила к устью Свияги. Намеревался он предложить великому князю строить крепости на удобных местах в глубине самой огиби или, как называли, - в Нагорной стороне.
По его разумению, от Владимира до Нижнего Новгорода строить ничего не нужно. Укрепить лишь погосты Вязники и Гороховец. В них на сегодняшний день есть только детинцы[64] с башенками над главными воротами и с весьма невысокими стенами, которые и стенами-то назвать затруднительно, - тыны убогие. Городовые дружины - плевые. А если укрепить детинцы городней со сторожевыми башнями да поставить городню вокруг самих погостов, посадив там полутысячные отряды с крепостными пушками и затинными пищалями, тогда не вольготно станет казанцам совершать безнаказанные набеги на приволжские земли. К тому же крепостицы эти создадут заметные помехи даже большим вражеским походам, а это значит - дадут время для сбора русской рати.
От Нижнего Новгорода до Казани тоже есть городишки, за которые можно зацепиться, превращая их в крепости: Кстово, что близ самого Нижнего, Лысково, в сотне верст от Нижнего. А дальше? Дальше есть нужда искать удобное место для еще одной крепости, где конкретно ей стоять, придется определить, выехав на место. Одно было ясно Хабару-Симскому, что эта крепость и крепость в устье Суры должны составить крепкий узел, который трудно будет разрубить одним взмахом кривой татарской сабли. Хабар-Симский придумал и название крепости: Воротынец - то есть опора для ворот, которые перекроют вольный путь коварным казанцам.
Углубиться же в Нагорную сторону он предлагал через Сергач, большое село близ реки Пьяны, цепочкой крепостиц до самого Алатыря. Вторая цепочка - через Ядрин на Канаш и далее до реки Свияги. Связь этих цепочек должна быть крепкой с новой крепостью в устье Свияги.
Помедлив немного, чтобы не смог догадаться князь Андрей о его маленьком лукавстве, Хабар-Симский заговорил неспешно, вроде бы раздумывая, как лучше воплотить в жизнь предложенное князем Андреем, словно идет он по совершенно неведомому ему пути.
- Если твое слово ляжет на душу великому князю, - сказал Хабар-Симский, - создадим мы добрую порубежную оборонительную линию, пополнив отечество еще и плодородной землицей.
- Думаю, великий князь Василий Иванович доверит и мне участвовать в таком важном для отечества деле.
- Как не доверит, если ты, князь, на ладони, почитай, преподнесешь ему разумное. Признает небось твое радение в делах державных. Не в пример князю Дмитрию Ивановичу, который не удосужил напрячь себя мыслями. Отмахнулся он, когда я попытался держать с ним совет, как и с тобой.
Не раскусил воевода князя Дмитрия, не понял, отчего такое безразличие к поручению великого князя. Если Андрей Иванович, верный отцовским заветам, пересилил гордыню еще в ночь перед казнью еретиков безвинных, твердо решив стать верным помощником самодержавному брату, служить ему верой и правдой, то Дмитрий Иванович, подписывая вместе с другими братьями ряд жить в мире и согласии, условился после этого с братом Юрием Ивановичем не радеть в служении старшему брату, а приглядываться, искать удобный момент для выступления против великого князя. Возникнет ли при Василии Ивановиче смута, зависит только от него самого. Он может предотвратить ее, если учтет горький опыт отца.
Что касается князя Андрея Ивановича, то он догадался о сговоре братьев, но одной догадки мало. Однако же если бы он даже был уверен в наличии заговора, то и тогда, хотя и проникся уважением к храброму воеводе, все равно не допустил бы с ним откровенничания. Семейные дела, они - семейные. Тем более если речь идет о делах семьи великокняжеской, царской. Поэтому-то князь, выслушав сетования воеводы, промолвил успокаивающе:
- Хватит нам и наших двух голов, особенно если в Дружбе и согласии.
- Клянусь честью, буду всегда верен тебе!
Князь Андрей проводил Хабара-Симского до крыльца и на прощание крепко пожал ему руку. Приподнятое настроение не покидало князя весь вечер. Он будто воочию видел, как Дмитрий, которого наверняка Василии спросит первым, что-то невнятно лопочет в ответ.
нему брат и не подумает обратиться, считая его все еще несмышленым, а даст слово воеводе Хабару-Симскому, но как удивится Василий, услышав о его, Андрея, задумках. В ушах уже звучали слова: «Тебе, князь Андрей, исполнять тобою предложенное. Совместно своеводой Хабаром-Симским». Андрей даже представлял, как поклонится поясно и молвит скромно: «Спасибо, брат».
Он ждал утра с нетерпением, предвкушая свое торжество, но утро миновало, неспешно прополз день, подступила ночь, а за ней следующий день. Князь Андрей перетомился в благостных надеждах: у него появилось сомнение, а не забыл ли великий князь, нежась с молодой женой, о данном слове, более того, не решил ли государь вовсе обойти младшего брата вниманием, определив для исполнения свой воли только Дмитрия и Хабара-Симского.
Затосковал сердцем князь Андрей. Скуксился. В голове то и дело возникало: «Последыш! Одно слово!»
Четверо суток прошло в тревогах. Князь Андрей, вконец измаявшись, собрался даже спросить великого князя о его намерениях, но тот опередил брата. При первой же встрече сказал Андрею:
- Завтра утром, отстояв молитву в домашней церкви, определимся с Казанью. Обговорим все. Пока - вчетвером. Потом дьяку Разрядного приказа сообщим о нашем замысле.
Собственно, никакого «обговора» не произошло. Как и предполагал князь Андрей, Василий Иванович попросил высказаться Дмитрия, тот начал что-то невразумительное мямлить, старший брат остановил его: