(Ночь. В кресле Пушкин. Входит Посетитель)
Посетитель
Прошу прощенья. В неурочный час
Я прихожу, но важная причина
Меня принудила к тому.
Пушкин
Пустое, —
Все знают, ночь придумал часовщик,
Но подмастерье переставил стрелки.
Не спится мне. Присядьте. Снег и блеск
В мой кабинет бессонницу загнали.
Вы в экипаже?
Посетитель
Нет, пешком.
Пушкин
Вот славно, —
Я думаю, Нева до дна промерзла.
Посетитель
Над Петербургом белый пар и мгла,
Чугунные решетки расцвели
Сверкающими розами. Мосты
Звенят под каблуком, как струны. Скрип,
Безлюдье, тишь. И только у Сената,
На площади пустынной так же скачет
Ваш бронзовый гигант с лицом суровым.
Пушкин
Вы любите наш благородный город?
Посетитель
О, да. Когда-то, помню, он возник
Как каменный цветок среди болот,
Потом расширился и вырос. Лес
Колонн гранитных, исполинских шпилей,
Ширь набережных, стройный бег проспектов, —
Он повзрослел, наш городок болотный.
Пушкин
Вы помните его другим?
Посетитель
Я стар,
Как этот плащ.
Пушкин
Забавное сравненье, —
Оно мне нравится. И я люблю,
К тому же, мод старинных отпечаток.
Вот, например, хотя бы эта шляпа,
Она к лицу вам. Рыжие поля
Еще хранят неуловимый запах
Романтики немецкой. Горный воздух
На щеки лег загаром полнокровным
И каплями росы. Шальной студент
Кочует по дорогам Гейдельбергским
И проповедует пивной поход.
Пронизанный цветочной пылью ветер
Не торопясь вращает флюгера
Над готикой правительственных зданий,
Где спит в подвалах рейнское вино.
Счастливый мир устойчивых событий,
Стремительный полет воздушных стрел,
Гармония надежных перекрытий,
Высоких истин и полезных дел.
А мы глядим влюбленными глазами
В большое небо северных пустынь,
Как будто ищем в нем воспоминаний
Иль в тайные пророчества глядим.
Мне грустно думать, что наступит день,
Когда я этих улиц не увижу,
Не растянусь под темными дубами
Лужаек царскосельских — Летний вечер
Над озером, бывало, шелестел
Прозрачной веткой — Дельвиг благосклонный
Читал мои стихи — А ныне в гости
Ко мне всё чаще забредает старость,
Болтливая предвестница молчанья —
Ну вот, извольте, — я договорился,
И неспроста. Мне в третий раз приснился
Сегодня Ленский, мой поэт убитый,
Давным-давно читателем забытый.
Небось, вам скучно стало за двоих —
Итак, давайте править корректуру, —
Там Бенкендорф нашел какой-то стих,
Царапнувший высокую цензуру.
Приказ: убрать. Не мудрствовать. Закон
Повыше разных штатских поучений.
У нас и смерть приходит на поклон
К чиновникам особых поручений —
Так повелось, и музыка всё та же, —
Священных рощ певучие стволы,
Кастальский ключ, Зевесовы орлы, —
Все под опеку полицейской стражи!
Такой концерт —
(Ударяет по клавишам фортепиано и извлекает фальшивый аккорд)
Посетитель
Ужасный диссонанс!
Так резать ухо может только гений.
Но, впрочем, в это столкновенье звуков
Вошла одна пронзительная нота,
До странности знакомая. Позвольте,
Я повторю ее. Один лишь звук, —
Прислушайтесь. Не правда ль? Вот он дрогнул,
Пропел, вибрируя, затих и умер.
Но слушайте. Сожмите крепче веки
И слушайте. Ага, он возвратился,
За ним другой. Виолончель и флейта,
Теперь орган. Пылающие звезды
Вздымаются в эфире возмущенном,
Здесь голос бурь и эхо без конца,
Глубокий трепет скрипки совершенной,
И, может быть, планеты — лишь сердца,
Запевшие симфонию вселенной.
Молчанья нет. Есть пауза смычка,
Ритмическое замедленье звука,
Немой порыв божественного Глюка
Иль Моцарта уставшая рука.
Пушкин
Я слушаю и смутно вспоминаю, —
Такой же плащ и хриповатый голос —
Мы, кажется, уже встречались где-то,
Тому назад лет десять. Но тогда
Вы были старше иль верней — моложе —
Был поздний вечер. Вы вошли без стука,
Как близкий друг, уставший от разлуки,
С каким-то свертком типографским. Я
Не мог, однако, вспомнить ваше имя
В необычайном возбужденьи. Ночь
Текла, текла, и мы разговорились.
Я слушал вас внимательно. И вы
Мне подсказали замысел Пророка!
Посетитель
Я только шум Поющего Потока,
Я мерзлый пар, идущий от Невы.
(Исчезает. Входит Данзас)
Данзас
Ты всё не спишь? А я почти случайно
На огонек позарился, и кстати, —
Вот уложу тебя в постель. На завтра
Довольно дел. Твой дикий поединок
Всех вымотал.
Пушкин
Послушай, что за сон
Я видел наяву. Есть у меня —
Ты помнишь? Моцарт. Странный господин
Пришел к нему однажды, заказал
Учтиво Реквием — и скрылся. Он
Сейчас был здесь, мой черный незнакомец.
Вошел чуть сгорбленный, в плаще потертом,
И растворился в зеркале.
Данзас
Вот бредни!
Тебя давно усталость караулит.
Пушкин
Не знаю, но мне грустно и легко,
Как будто я помолодел внезапно
Или готов закончить труд, который
Задумал тайно с юношеских лет.
Данзас
Еще бы! Всё рождает вдохновенье
В душе поэта, даже проза. К слову, —
Противник будет ждать у Черной Речки.
Пушкин
Язык примет, — Зловещее названье.
Данзас
Ничуть, — какое-то воспоминанье,
Не помню точно, — мало ль их у нас?
Теперь ложись. Мой кучер на морозе
Небось заснул. Придется дать на водку.
Но что за ночь! Хоть волком вой. Все кости
Насквозь промерзли. Стужа, лед, сугробы,
Такая ночь — Прощай!
Пушкин
У Черной Речки.
БРОДЯГА ГЛЮК
СЦЕНА 1
Слуга
Осмелюсь доложить — сплошной провал.
Какой-то гробовщик в цилиндре рыжем
Иль сочинитель виршей перед носом
Перехватил последний экипаж
И укатил, бесчувственный к угрозам
И доводам учтивым. За углом,
Да и подальше — никого.
Критик
Досадно,
К тому же — дождь.
Слуга
Ничуть, — простая сырость;
Лишь кое-где еще стекают капли
С деревьев мокрых.
Критик
Побреду пешком.
Слуга
Вы слишком задержались. Музыканты
И те уж разошлись.
Критик
Концерт не стоил
Всех осложнений.
Слуга
Спора нет, — тоска.
Театр не дал и половины сбора.
Критик
Партер — молчок, и в ложах ни хлопка.
Слуга
Да и галерка зла на дирижера.
Критик
Естественно. Недаром знатоки
Бранят его, не слушая. Вельможи
На этот раз не поддержали тоже.
Слуга
Однако есть на свете чудаки,
Которые болтают втихомолку,
Что знатоков — давно пора на полку.
Критик
Сброд неучей.
Слуга
Я, кстати, не таков
И в меру сил стою за знатоков.
Критик
Вполне логично. Опера, балет, —
Он и не смел писать в подобном роде,
А симфонический весь этот бред,
По счастию, у нас еще не в моде.
Что натворил он в зале сгоряча!
Запутал счет, смахнул с пюпитра ноты,
Загнал оркестр. Рубил, рубил сплеча —
И всех довел до пота иль зевоты.
Я сам творю. Последний мой этюд
В кругу друзей был признан образцовым
И с честью принят в ведомстве дворцовом.
Слуга
Там без причин отличий не дают.
Критик
Он сам в своих несчастьях виноват.
Слуга
Он на ухо, я слышал, туговат.
Критик
Не утверждаю, но вполне возможно.
Он слушает чрезмерно осторожно,
Внимательно, но странно свысока.
Вдруг — переспросит.
Слуга
Глух наверняка.
Критик
До крайности придирчив. Весь колючий.
Где ни коснись его, повсюду иглы
Торчат наружу.
Слуга
В песенке поется:
Брюзга несносен и в гостях, и дома.
Критик
Вы разгадали, неудачник глух.
А в музыке (простая аксиома)
Всё дело в ухе. Музыка — есть слух.
Слуга
Осмелюсь, сударь, предложить вопрос:
Как рассудить изволите вы ныне?
Я разумею — будет ли разнос,
И если нет — то по какой причине?
Критик
Ответ несложен. Впрочем, кое-где
Он проявил и блеск, и пониманье.
Там был мотив, не помню, две-три ноты
Пронзительных и страшных… Долго ль он
Там будет бегать в темных коридорах?
Слуга
Осведомлюсь немедля.
(Исчезает за дверью)
Критик (один)
Ненавистен
Мне этот род отшельников. Угрюмый
Самолюбивый взгляд. Сухая бледность
Не в меру острых скул с налетом желчи —
Всё в нем молчит. На пыльных сундуках
Валяются наброски черновые,
На подоконнике — подсвечник медный
В зеленых пятнах. На столе овальном —
Гусиное перо. Один рояль
Сверкает холодом. И в каждом дюйме
Убогой комнаты, в заплатах старых
Заношенного сюртука, и даже
В свисающей обильно паутине —
Предчувствие необъяснимой славы —
Слуга (вбегая)
Идет, идет!
(Он широко распахивает дверь. С непокрытой головой, волоча по земле свой плащ, стремительно проходит Композитор)
Критик
Львом бросился к порогу!
Седая грива дыбом. Бровь — кустом —
Весь мрак залег на лбу его крутом,
Вся ночь за ним рванулась на дорогу —
Слуга
По совести — чудак не очень стилен.
Критик
Как черный плащ он проволок во тьму!
Лишь ветер свистнул —
Слуга
Недобитый филин
С одним крылом.
Критик
Я подойду к нему,
Не скрылся бы.
(Исчезает в темноте)
Слуга
Вприпрыжку, через лужи —
Уж эти мне писаки. Всюду их
Насеяли. А что до чаевых —
То нет и не было на свете хуже.
СЦЕНА 2
Критик
Я не унижусь до сведенья счетов;
Но есть вопросы общего значенья,
Есть выводы, которыми не вправе
Мы пренебречь. Искусство для немногих,
Искусство для себя — нелепость. Мы
Окружены средой, как рыба влагой;
Вода определяет форму рыбы,
Наружный мир обтачивает формы
Живого творчества. Наш скромный гений —
Лишь каменщик, усвоивший заданье.
Искусство — есть прекрасная полезность.
Полезно всё, что нравится. Я знаю, —
Вы скажете, что мир еще в зачатке,
Он неустойчив; что придут другие,
С иными вкусами; что время
Совсем не то, что отмечают стрелки
Часов карманных, — может быть, не спорю.
Но где критерий? Всё непостоянно,
Всё зыбко и текуче. Лишь успех,
Один успех, являет нам опору
В неясных опытах. Что, право, толку
В сужденьях глупого студента, в том,
Что через двести лет поэт голодный
На чердаке своем, в кругу таких же
Бездельников, сболтнет меж двух глотков,
Что этот, мол, был крот, а тот, забытый,
Был соколом, орлом, был важной птицей,
И не взлетел затем лишь, что не мог
Сквозь узкие проломы тесной клетки
Проволочить крыло? Куда как жалко!
О, правнуки! Сомнительная честь, —
Судачат вслух, а судят много тише;
Пора понять, что публика — и есть
Народный суд, и ничего нет выше.
Ваш неуспех (в том разногласий нет)
Лишь подтверждает истину. Газеты
Давно уже давали вам советы.
Порой полезно слушаться газет.
(Раскат грома)
Вы дремлете? Быть может, я некстати
Ломаю копья? Между тем туман
Сгущается. Уж поздно в ресторан,
Но самый час добраться до кровати.
Композитор (как бы просыпаясь)
Послушайте, как странно. В темноте,
Там, за деревьями, играет скрипка.
Критик
Не может быть. А впрочем — точно. Кто-то
Пиликает на скрипке. Дикий случай.
Но нет, пустое. Здесь не разобраться
В нагроможденье разных звуков. Слух
Ваш утомлен. Я утверждать готов,
Что и меня вам слушать не под силу.
Композитор
Один лишь звук, но райской чистоты,
Но нежности такой, что нет названья.
Вот он умолк, и эхо не посмело
За ним последовать. Из сфер иных
Он пал на землю, но не умер. Корни
Дубов и елей бережно впитают
Его в себя, и по стволам могучим,
Как по органным трубам, он взнесется
В высокую небесную лазурь.
И будет музыка. Исчезнет вес.
Всё станет легким и летучим. Камни
От быстрых птиц в полете не отстанут.
На утренней заре, вослед туману,
Вдруг уплывут щебечущие рощи,
И полный медленного шума лес
Отдаст свою прохладу синим звездам —
Критик
Вы шутите?
Композитор
Послушайте, — опять.
Когда б не ночь, не этот зябкий ветер,
Что с голых прутьев отряхает брызги,
Я думал бы, что некий светлый дух
Наполнил мир своей певучей дрожью.
А может быть, и правда. В этот час,
Когда за низким облаком незримо
Летят обид крылатые рои,
Когда земля безмолвно предается
Невыразимой горечи и тленью, —
Там где-нибудь, у темного пруда,
Среди опавших листьев по дорожкам
Неузнанный проходит Ариэль,
Мечтатель светлоокий. Он играет
На легкой скрипке; шевелит струну
Из водоросли тонкой и беспечно
Ночную стужу заклинает.
Критик
Полно, —
Не стыдно ли так нервы распускать?
Вас этот день злосчастный утомил,
Вы весь во власти грез и лихорадки,
Как женщина. Живые спят давно,
А мертвые пугать живых не смеют.
Верней всего, какой-нибудь бродяга
Шатается вокруг…
(Из-за деревьев показывается Глюк)
Да вот и он,
Ваш Ариэль. Его весь город знает:
Пропившийся столярный подмастерье
Без имени, безродный попрошайка,
Он ходит там и тут, слегка ворует
И развлекается за стойкой. В шутку
Его прозвали Глюком. Вероятно,
За склонность к музыке.
Ну, как, приятель, —
Зачем ты здесь?
Глюк
Пришел взыскать должок.
Критик
Недурно, право. Кто же твой должник?
Глюк
Да вы хотя бы.
Критик
Ты не пьян?
Глюк
Нисколько, —
Два крейцера за вами, и давненько.
Критик
Не помню что-то.
Глюк
Где же всё припомнить?
А между тем, тому, пожалуй, с месяц
Вы пили пиво в «Золотом Бычке».
И я был по соседству. Выпил кружку,
Другую, третью, может быть, и вышло
Два крейцера. Хозяин по привычке
Пристал ко мне, но я не растерялся
И указал на вас. Итак, за вами
Два крейцера.
Критик
Послушай-ка, приятель,
Вот мой совет: проваливай.
Глюк
Не смею
Мозолить вам глаза.
Критик
Пошел, пошел!
(Глюк уходит)
На каждый час всему есть объясненье.
Вы мистик? Фокусы столоверченья
Теперь повсюду в моде. Бургомистр,
Поспоря с кем-то, выписал из Рима
Костлявого певца, в широкой шляпе
С пером высоким, с профилем таким,
Что женщины заранее готовы
Поверить в ад. И все заговорили
По-итальянски.
(Композитор встает)
Вы домой? Пожалуй,
Нам по дороге?
Композитор
Добрый вечер.
(Неожиданно уходит в другую сторону)
Критик
Славно, —
Урок учтивости. И ночь какая!
СЦЕНА 3
Композитор
Как ваше имя?
Глюк
Подмастерье Глюк.
Я по земле гуляю там и тут,
Считаю птиц, ночую где придется.
Композитор
Не правда ли, есть странная отрада
В ночных скитаньях.
Глюк
Знаю. Влажный ветер
Смычком широким водит по верхушкам
Деревьев голых. Выцветший фонарь
Скрипит мечтательно в ключе скрипичном,
А вы да я — мы слушаем прилежно.
И спутник ваш.
Композитор
Нет, это тень.
Глюк
Конечно, —
Я и сказал — ваш спутник. С ним я дружен.
Бывало, ночью, в поздний час, при звездах,
Он свесится в окно, падет на площадь,
Замрет и слушает. Слепой прохожий
Его ногой небрежно попирает,
Иль сонная телега переедет,
А он молчит и слушает. Сегодня
Он дирижировал в концерте. Я
Сквозь мутное окошечко на крыше,
Забытое билетным контролером,
Внимательно следил за ним весь вечер.
Рожденный в пламени и взятый мраком,
Он был похож на кормчего и бурю;
То вырастал под купол величаво,
То накренялся вдруг и падал в пропасть.
Всё было в нем гроза и совершенство.
Он дал вступленье, и взлетели скрипки,
Задумчиво взошла виолончель
Звездой прозрачной в сумерках кларнета.
Он поднял руки медленно, — и гром
Обрушился, — и кончики волос
Затрепетали вдруг и ужаснулись.
Он хмурился. Качая львиной гривой,
В шумящий ветер обращал лицо,
Вздымал до звезд бунтующие волны
И, одичалый, в океане звуков
Гнал яростно свой челн. Под ним оркестр
Уж надрывался. Где-то в глубине,
Разбившись вдребезги о черный камень,
В водовороте погибали скрипки.
Всё рушилось. Истерзанный оркестр
Не выдержал ужасного полета,
Рванулся и умолк. И захлебнулся.
Растерянно смотрели музыканты
В немую пасть пустынного партера;
С высокого утеса, шелестя,
Испуганные ноты соскользнули
И пронеслись над заревом барьера,
Как стая птиц, гонимых зимней бурей…
А он, в своей священной глухоте,
Отдавшись тайнам нового звучанья,
Уже вступал в запретные миры,
Где наше солнце робко затерялось,
Как нотный знак в обширной партитуре.
Композитор
Я слушаю. Как непривычно внятен
Ваш голос. Будто плотная завеса,
Отъединявшая меня от звуков,
Разорвалась, раздвинулась, взвилась,
Как театральный занавес. Но странно
Мне темное значенье ваших слов.
Вы музыкант? Искатель тайной славы?
О, берегитесь. Тяжкая свобода
Дана художнику. Не всем под силу
Тащить ярмо высокого искусства.
Как часто в хоре тайных голосов
Мы слышим истины враждебный голос, —
Ревнивая и строгая хозяйка,
Она не терпит буйных постояльцев,
Ночных глашатаев с душой строптивой.
Глюк
Что истина и что есть ложь? не раз
И спрашивали мы и отвечали,
И на полях тетрадей отмечали
О близнецах запутанный рассказ.
Но грубый опыт выяснил, что нам
Уже с рожденья ненавистны обе, —
Мы ключ искали к темным письменам,
Но как-то сбились на простые дроби.
Композитор
Я слушаю. И кажется мне, право,
Что мне знаком ваш голос. Он иль очень,
До крайности, похожий где-то
Позвал меня однажды. В раннем детстве,
Иль ночью, иль в толпе. Во сне, быть может.
Зачем вы здесь? В каком краю далеком
Вы изучали речь косноязычья?
Глюк
Давно, в пустыне, в зареве песков,
Среди камней, расколотых сомненьем,
Я формулу вершин и облаков
Объединил крылатым уравненьем.
Я взял число. Таинственно звуча,
Оно легло основой вдохновенья, —
Я вымысла ликующие звенья
Скрепил винтом скрипичного ключа.
И было всё гармония и смысл,
Прекрасное влекло и волновало,
Но в музыке фантазии и числ
Чего-то мне еще недоставало.
Быть может, слез. Иль мутных истин зла,
Иль бреда совести недоуменной, —
Иль глухоты, в которой бы могла
Вновь зазвучать симфония вселенной.
Композитор
Еще одно ночное наважденье, —
Как ваше имя?
Глюк
Множество имен
Есть у меня, но все они чужие.
Я — поздний гость, зашедший ненароком,
Бессонницы случайный собеседник.
Когда меня бранят, я не сержусь,
А тем, кто темным шорохом взволнован, —
Я говорю: покойной ночи…
(Исчезает за деревьями)