Не исключено, ее облик еще безупречнее, чем ей кажется. Не исключено, еще немного практики — и она будет соответствовать даже требованиям Сайласа.
— Естественно, я не собираюсь оставлять вас в безвыходном положении, — добавила она. Чтобы сказать это, нужна была определенная храбрость, но она, не дрогнув, выдержала его взгляд. Она только что сдалась без боя, и они оба это понимали. В данных обстоятельствах ему следовало притворяться, что произошло противоположное.
Под воздействием вина Рейн еще больше ослабила бдительность и начала обсуждать дату открытия галереи. Она выразила растущие опасения по поводу того, что островок такой маленький.
— Вы просто удивитесь, как много у вас купят местные жители, но вы правы: основные покупатели все-таки туристы. И это, разумеется, сильно отличает нашу галерею от тех, к которым вы привыкли.
Сайлас удобно вытянул ноги, и Рейн заставила себя не ощущать так остро физическое присутствие этого мужчины. Да разве, по чести сказать, она считала его когда-нибудь неотесанным? Это все просто показывает, как мало она разбирается в мужчинах.
— Надеюсь, что смогу добиться успеха.
Рейн снова была во власти сомнений. В какой мере он зависел от доходов галереи? У нее не было ни малейшего представления о том, какова пенсия у отставного начальника береговой охраны, и потом, он слишком молод, чтобы быть в отставке. Она сделала некоторые подсчеты, когда Хильда сказала ей, что он начал служить сразу после школы. Ему не могло быть больше тридцати семи — тридцати восьми.
— А если нет? — вслух размышляла она.
Сайлас наблюдал за быстрой сменой выражений на ее лице. Рейн идеально умела скрывать свои мысли, но он слишком много лет общался со всякими людьми, чтобы его можно было провести. Она хотела остаться, но не была полностью удовлетворена своим решением.
Он задумчиво потер нижнюю губу.
— Давайте заключим соглашение. Дадим вам… ну… четыре месяца. За это время, несмотря ни на что, мы преуспеем. К нам уже прибывает народ, но это в основном рыбаки. Парочка может заглянуть, но я бы не стал на них рассчитывать. Используйте это время, чтобы все испробовать, приведите все в порядок и наберите достаточно картин в запаснике до конца сезона. 30 мая, в День Памяти погибших в войнах, или 4 июля, в День Независимости, вообще могут купить половину картин.
Рейн допила вино и устроилась поудобнее. По мере того как внутри ее разливалось тепло, она начинала чувствовать себя все увереннее.
— А я могу связаться с художниками и попросить их прислать еще картины?
— Картины ведь не пишутся быстро, да и живут некоторые художники за несколько штатов отсюда. Я бы на это не рассчитывал.
— Вы сказали, четыре месяца, — пробормотала она в раздумье.
— К этому времени у нас будет довольно ясное представление, пойдет дело или нет. Если к концу намеченного срока кто-то из нас захочет выйти из дела, мы вернемся к этому разговору. Справедливо?
Разомлев как от крепкого вина, так и от ненавязчивости Сайласа, она тепло улыбнулась.
— Справедливо. Безусловно, я постараюсь, чтобы галерея была как можно прибыльнее для вас. Я не ожидаю никаких крупных трат, кроме обычных текущих расходов и…
Она наклонилась вперед и необычно оживилась, хотя всегда была удивительно спокойна.
— В общем, я думаю, мы обо всем договорились, — запинаясь, добавила она, почему-то совсем не желая заканчивать этот разговор. Приятное чувство предвкушения чего-то окрасило ее щеки слабым румянцем, и она подумала о совместном предприятии с Сайласом. Теперь, когда она с ним познакомилась ближе, он оказался достаточно благопристойным человеком.
С трудом оторвавшись от низкой, удобной и старенькой софы, Сайлас предложил сварить кофе. Когда Рейн поднялась на ноги, она поняла почему. Такое невинное, непритязательное вино, шпинатная настойка тетушки Джейн, ох как сильно ударяло в голову.
Сайлас понимающе улыбнулся, увидев, что она опьянела.
— Я точно не уверен, но мне иногда кажется, что тетушка добавила в вино капельку бренди, прежде чем запечатать в эти мейсенские сосуды, — предположил он, отправляясь на кухню.
Чувствуя себя необычайно расслабленной, поскольку на нее так подействовало вино, погода и ничем не грозящее ей поведение Сайласа, Рейн опустилась в одно из дубовых кресел.
— Знаете, Сайлас, а у Хильды кофе получается гораздо хуже, чем у вас. Я специально смотрела — она варит тот же сорт и в том же кофейнике. Раскройте секрет!
Она почувствовала, что не может оторвать глаз от ленивой улыбки, коснувшейся его губ. Где-то за пределами сознания звучал звоночек тревоги. Но она его старательно игнорировала.
— Возможно, это вопрос восприятия. Ведь качество оценивает не повар, а тот, для кого это готовится, так ведь, а? — Он вставил фильтр и отмерил порошок, пока вода в чайнике закипала. — Если и есть какой-то секрет, то он называется терпение. Чтобы выявить лучшие качества, нужно время. Спешка никогда ни к чему хорошему не приводит. — Он на минутку снял медный чайник с плиты. — Если слишком много огня, то все можно испортить. — Он влил немного кипящей воды в ароматный порошок и с неподдельным интересом стал ожидать результата. — Надо действовать медленно, начать с немногого, потом осмелиться на большее и ждать, пока ваш инстинкт подскажет вам идти дальше. Огонь, кипяток и время — вот в чем надо знать меру… — Он помедлил, и глаза его, прежде чем вернуться к кофе, на секунду остановились на ней. — И тогда вы получите то, что надо.
Как загипнотизированная, Рейн машинально поглаживала закругленный край выскобленного деревянного стола. Вино, должно быть, очень крепкое. На какое-то мгновение у нее возникло ощущение, что Сайлас говорил о чем-то совсем другом, нежели о том, как надо готовить кофе.
Глава пятая
На следующее утро Рейн проснулась сильно простуженная. Но даже это несчастье не шло ни в какое сравнение с необъяснимым отчаянием, овладевшим ею, когда, стоя у окна галереи после завтрака, который Хильда впихнула в нее под девизом «накормишь простуду — уморишь лихорадку», Рейн увидела, как Сайлас отъезжает на машине с хорошенькой девушкой, годившейся ему в дочери. Ей пришло в голову, что она упускает свой шанс. Ей также пришло в голову, что в ее теперешнем ослабленном состоянии, когда у нее болит голова и вообще она плохо себя чувствует, ей ничего такого и не нужно.
Вот и вся Декларация Независимости по Эшби. После всего, что она пережила, встретила первого приличного мужчину — и все ее решения тут же расползлись по швам. Приличного, насмешливо повторила она про себя. Еще неделю назад все в этом мужчине ее оскорбляло. Что же случилось с ее вкусом? Ее никто не учил восхищаться необработанными бриллиантами.
Шмыгнув носом, она полезла за салфеткой в карман халатика, который накинула поверх платья. Сайлас и девушка вышли из задней двери всего за несколько минут до того, как Рейн появилась в галерее. Хильда, конечно, знает девушку, но Рейн не собиралась спрашивать ее. Этот человек платит ей жалованье, чем и ограничиваются их взаимоотношения. Разве не достаточно ей мужа, этого опыта хватит на всю жизнь! Разве не это было главной причиной того, что она пересекла все Соединенные Штаты? Некоторые женщины просто не созданы для супружеской жизни, и, совершенно очевидно, она одна из таких.
После неудачной попытки завершить оформление галереи она сдалась и отправилась в постель, и Хильда напоила ее горячим чаем с молоком, приправленным медом, перцем и гвоздикой. Мортимер просто подавился бы от такого кощунства. Он пил чай лишь с кусочком лимона.
Из радио на кухне донеслась неприятная музыка, производимая струнными инструментами в сопровождении голоса, напоминавшего козлиный фальцет. Рейн уткнула голову в подушку и в конце концов задремала.
Гораздо позже, когда она открыла глаза, голова была все еще тяжелой, но уже не болела. Приняв душ и переодевшись, она почувствовала, что чуть-чуть проголодалась, и отправилась на кухню посмотреть, что Хильда может ей предложить.
Там было пусто. Ни Хильды, ни Сайласа. Рейн подошла к окну и посмотрела на дорогу, огибавшую дом сзади, но там не оказалось ни «форда» Хильды, ни просторного джипа Сайласа.
Сломав ноготь и ошпарив запястье, она все же умудрилась приготовить обед из консервированного супа и крекеров, но к тому времени, как она обработала ожог и заклеила многочисленные менее значительные повреждения, у нее снова пропал аппетит. Наверное, надо говорить: «заморишь голодом простуду — накормишь лихорадку», устало размышляла она.
На следующее утро она чувствовала себя несравненно лучше. Солнечный свет лился сквозь накрахмаленные белые занавески, обещая все самое прекрасное, что приходит с весной. Забраковав более сдержанные тона, она надела светло-голубое трикотажное платье, а сверху накинула кофточку с желтым рисунком. Что-то в атмосфере этого отдаленного островка требовало больше ярких красок и меньше церемонности, чем то было ей привычно. Может быть, к лету она разорится на пару простых ситцевых платьев.
А может быть, лучше и не надо. А может быть, ей лучше копить свои гроши, пока не станет понятно, просуществует ли она на них. Своих собственных денег у нее было очень мало. Родители успели потратить довольно большую сумму, пока она была еще крошкой, а Мортимер, разумеется, никогда не выдавал ни пенни, не узнав прежде, на что оно будет потрачено. Гордость не позволила ей потребовать алименты у Пола. Он не предложил, а она была не в состоянии воевать за них, хотя ее адвокат советовал ей.
Как будто туристы только и ждали, пока гелиограф note 4 укажет на юг. В следующие несколько дней мимо галереи потянулся нескончаемый поток машин. Незадолго до того, как поздним утром она сделала перерыв на ленч, к галерее подъехал темно-красный фургон и нетерпеливо засигналил.
Недовольная Рейн открыла дверь вестибюля и, выйдя на узенькое крылечко, увидела, как из машины вылезает мужчина в футболке с неприличной надписью и ковбойской соломенной шляпе. Он широко улыбнулся ей из-за рыжей бороды, и Рейн не смогла сдержать улыбки в ответ на его заразительное дружелюбие. Джинсы его, изумленно отметила она, являли собой палитру изо всех когда-либо существовавших цветов.