Арлетта пришла к заключению, что мать не заботится о ней. Поэтому отец мог колотить ее безнаказанно когда вздумается — мать это не волновало. Арлетта считала, что все дело в этом, и решила сама найти выход из положения.
У нее были две старшие сестры и трое младших братьев, и никому до нее не было дела. Арлетта еще не ходила в школу и не умела ни читать, ни писать, но мать научила ее молиться. Она знала наизусть «Аве Мария» и «Отче наш». Мать всегда говорила, что, если она помолится Пресвятой Деве, та обязательно ответит на ее молитву.
— О Пресвятая Дева Мария, — стала молиться Арлетта, закрыв глаза и прижав свои маленькие ладошки друг к другу, — пожалуйста, мать младенца Иисуса, убей моего отца! О Пресвятая Дева, упроси своего сына — Иисус все может. Пресвятая Дева, мать младенца Иисуса, прими мою молитву, я прошу убить моего отца.
Арлетта продолжала молиться до тех пор, пока солнце не скрылось за ковром испанского мха. На Баиу-Тече упала темнота, но Арлетте не было страшно. Время было занято молитвой, а надежда, что однажды, однажды очень скоро она избавится от отца и от дьявола, которым он был одержим, воодушевляла ее.
На следующее утро, едва лишь солнце появилось из-за горизонта, Арлетта услышала голос своей сестры Анжелики:
— Что ты здесь делаешь?
— Прячусь, — ответила Арлетта.
— От папы?
— Он меня бьет.
— Знаю. — Анжелика была старшей из трех. Раньше Арлетта считала, что сестра очень мудра и все знает, но обнаружила, что до поездки в Нью-Иберию Анжелика тоже ни разу не была на выставке картин. Теперь Арлетта уже не подчинялась сестре, как раньше. Анжелика просунула руку сквозь ветки. — Давай, пошли домой.
— Не-е-е! — Арлетта шлепнула сестру по руке.
— Эй, ты чего?
— Я никогда не вернусь туда.
— Ты что, сдурела? Ты не можешь сбежать от папы. Никто из нас не может.
— Анжелика, останься со мной. Я хочу убежать оттуда. Может, в Лафейетт…
Анжелика засмеялась:
— Тебе всего пять! Сторожа тебя сразу поймают.
— Я не боюсь сторожей. Они ничем не хуже папы.
Взгляд Анжелики затуманился.
— Папа — ужасный человек, это точно. Но и другие мужчины тоже плохие…
Арлетта с любопытством посмотрела на сестру, но Анжелика отвернулась. Она гордилась своею способностью сдерживать чувства и не хотела, чтобы Арлетта заметила ее слезы.
— Ты должна вернуться домой. Он будет без тебя скучать.
— Мне наплевать.
— Арлетта, солнышко, пожалуйста, пойдем домой. Я скажу ему, что ты всю ночь была дома. Он никогда не узнает. Он был пьяный. Он ничего не вспомнит.
— Нет!
— Господи, Арлетта! Это все от пьянства. Не будь такой упрямой.
— Нет. Я все равно сбегу.
Наконец Анжелике надоело уговаривать сестру. Она сунула руку в дупло и принялась выгонять Арлетту из ее убежища, стараясь поймать ее за руки.
— Арлетта, я хочу тебе помочь. Ты должна поесть.
— Не заставляй меня, — теперь уже плакала Арлетта.
— Знаешь что я тебе скажу, детка. Если пойдешь со мной, я помогу тебе сбежать от него. Только тогда у нас будут деньги и еда и мы сделаем все как надо.
Глаза Арлетты стали огромными.
— Ты поможешь?
— Я уйду с тобой.
— А другим мы не скажем? — спросила Арлетта, чтобы проверить сестру.
— Нет.
Арлетта взглянула на сестру, сравнивая ее с леди из Нью-Иберии и с красивыми леди из фильмов.
С самого начала весны белая кожа Анжелики краснела, как вареный рак, и оставалась красной, шершавой и облезлой все лето. Ее каштановые волосы свисали тусклыми, грязными прядями. На ней была старая отцовская майка без рукавов и шорты матери, мятые, залатанные и заляпанные пятнами. Арлетта подумала, что в один прекрасный день эти шорты перейдут к ней. Анжелика выглядела совсем некрасиво, и это пугало Арлетту. Вдруг она тоже недостаточно хороша, чтобы «добрая леди» из Нью-Иберии взяла ее к себе?
— Мы будем друг другу помогать, — сказала Анжелика.
— Ладно, — согласилась Арлетта, и они, взявшись за руки, двинулись через болото к своей лачуге.
Арлетта скоро убедилась, что сестра говорила правду: отец больше не вспоминал о том, что случилось накануне. Он ничего не знал о побеге Арлетты и о том, что она всю ночь провела на болоте. Утром он встал с больной головой, прыгнул в машину и сказал, что едет за продуктами.
Девочки с матерью стояли на крыльце и смотрели, как машина скрылась в дорожной пыли. Потом мать велела им заняться стиркой.
Анжелика развела на улице огонь и наполнила чан для стирки водой из колодца, как делали бедные женщины Юга уже две сотни лет. В хозяйстве Гербертов не водилось современных приспособлений, и даже самые простые дела занимали полдня. Пока Мари занималась с трехлетним Билли Джо, двухлетним Джои и шестимесячным Бобби, Арлетта помешивала кипящее белье, а Анжелика тяжелым чугунным утюгом гладила отцовские рубашки на кухонном столе, покрытом скатертью и хлопчатобумажной простыней, заляпанной пятнами. Семилетняя Антуанетта развешивала нижнее белье, полотенца и простыни на веревку, натянутую между двумя старыми дубами, и прикрепляла деревянными прищепками.
— Я завтра пойду в церковь, — гордо объявила Антуанетта.
— Да? А мне известно, что папа тебя никуда не повезет в воскресенье утром. Он слишком устал, и по виду, с которым он уехал, не похоже, что у него появится настроение возиться с кем-нибудь из нас.
Арлетта вспомнила, как Анжелика говорила ей, что Антуанетту назвали в честь французской королевы и из-за этого на нее иногда находила королевская спесь. Она наклонилась вперед над кипящим чаном, чтобы не пропустить ни слова из разговора сестер.
— Знаешь, Анжелика, иногда ты бываешь совсем глупой. Я о том, что, пока ты все лето сохнешь по этому парню Бордо, я кое-что узнала.
— Что же ты узнала? — В голосе Анжелики послышалась настороженность, и Арлетта обратила внимание, что она не стала отрицать обвинения насчет Генри Бордо.
Прицепив прищепкой пояс боксерских трусов Бобби Джо, Антуанетта подошла к сестре. Солнце пробивалось через ветви дубов и, казалось, стекало с кончиков листьев, оставляя на земле лужицы света. Летний ветер поднимал и опускал перед Антуанеттой пожелтевшие простыни, окружая ее золотым ореолом и придавая ей царственный вид. Арлетта была готова поверить всему, что она скажет.
— Я выяснила одну из причин — а может быть, главную, — почему мы так плохо живем. Все из-за того, что мама с папой католики.
— Что? — Арлетта сразу испугалась. Ведь если католическая церковь неправильная, то ее молитвы Пресвятой Деве, чтобы она убила отца, пропадут даром.
— Я об этом уже думала, — кивнув, ответила Анжелика.
— Ты? — Арлетта не на шутку встревожилась.
Антуанетта махнула рукой, подзывая ее подойти поближе.
— Слушай. Родители Люсетты Макмэрфи баптисты. Они верят в Иисуса, но у них только один ребенок. У нее всегда полно еды и новых платьев. И Люсетта говорит, все это оттого, что ее мать использует контроль над рождаемостью.
— Да-а? Интересно, что Люсетта Макмэрфи может понимать в контроле над рождаемостью? Я об этом знаю гораздо больше ее. Ей всего восемь. — Анжелика не могла допустить, чтобы ее положение старшей и самой опытной из сестер было поколеблено.
— Мне, может, всего семь, Анжелика, но я ей верю.
— Проверь ее, Антуанетта. Спроси, какой контроль над рождаемостью они используют. Это поставит ее на место.
— Я уже спрашивала, — гордо заявила Антуанетта. — Она говорит, они пользуются резинками.
— Не может быть!
— Может.
Арлетта вертела головой от одной сестры к другой с такой скоростью, что шея, казалось, вот-вот перетрется.
— Какие резинки?
Анжелика и Антуанетта как по команде уставились на нее. Они перемигнулись, и их лица медленно расплылись в улыбке.
— Думаешь, стоит сказать ей? — спросила Анжелика.
— Конечно. Пусть лучше сейчас узнает, чем потом.
— Ну так расскажи ей сама, Антуанетта, — настаивала Анжелика, втайне надеясь, что сестра не знает, о чем говорит.
— Ладно, — ответила Антуанетта и пустилась в пространное и очень подробное описание полового акта и резинок, которое очень напоминало книгу доктора Карпентьера, которую тот возил с собой, путешествуя по этому царству заливов.
— Понимаю, — сказала Арлетта, заливаясь краской. — Но как это связано с тем, что мы католики, а Макмэрфи баптисты?
Анжелика должна была восстановить свое первенство в доме Гербертов в области жизненной мудрости.
— Я ей объясню, — сказала она быстро, обращаясь к Антуанетте. — У католиков слишком много детей, Арлетта. Дело не в том, что мы с Антуанеттой тебя не любим. Ну, понимаешь, если бы в семье были только я и Антуанетта, жизнь стала бы гораздо легче. А с тобой нам достается меньше еды, меньше одежды. Мы могли бы каждую неделю ездить в кино в Нью-Иберию, если бы ты не…
— А как насчет мальчишек? — возмутилась Арлетта.
— Из-за них особенно! — вставила Антуанетта.
— Это точно. Мальчишки уж точно тянут нас ко дну. Папа старается только для них. А мама? Она из кожи вон лезет, чтобы накормить их. Черт! До чего же плохо быть католиками! Во всем виновата церковь. Она заставляет жен католиков иметь по многу детей.
— А баптистов — нет? — спросила Арлетта.
— Баптистов — нет, — подтвердила Антуанетта. — Поэтому я и хочу перейти к ним.
— Я тоже, — твердо произнесла Арлетта.
— И я, — добавила Анжелика. — Давайте договоримся, что все перейдем в баптисты в это воскресенье. Папе все равно, потому что он вообще ни в какого Бога не верит, кроме той части, где про детей. А мама… она так чертовски устала, что давно не ходит к мессе. Антуанетта, как ты думаешь, Макмэрфи разрешат нам доехать до церкви в их грузовике?
— Почему бы нет? Люсетта сядет впереди с родителями, а мы можем ехать сзади.
— А вы знаете что-нибудь про этих баптистов? — поинтересовалась Арлетта.
— Только то, что нам надо одеться получше, чем к мессе. Баптисты очень следят за этим.