– Томас ничего не говорил о том, чем она занималась. – Шарлотта теперь и сама очень заинтересовалась. – Возможно, он просто не знает. А что это была за работа?
Эмили придвинулась вперед, жадно ожидая рассказа.
– Возможно, это вовсе не та женщина, – предупредила Веспасия.
– А если та?
– Тогда это именно она начала борьбу за изменение некоторых законов касательно владельцев трущоб, – мрачно ответила Веспасия, и на ее лице отразилась ее собственная неудача в почти невозможной борьбе против имущественных интересов слишком многих влиятельных лиц. – Большинство трущоб, где царит жуткая теснота, а санитарно-гигиенические условия вообще отсутствуют, принадлежит богатым людям, занимающим высокое социальное положение. Если бы это стало достоянием широкой общественности, тогда многое стало бы возможным изменить в лучшую сторону.
– И кто этому мешает? – Эмили, как обычно, подходила к проблеме с практической стороны.
– Не могу дать тебе точный и подробный ответ, – ответила Веспасия. – Но если ты намерена заняться этим всерьез, тогда следует посетить Сомерсета Карлайла, он может все тебе рассказать. – Говоря это, она поднялась.
Шарлотта перехватила взгляд Эмили, в котором блеснул веселый огонек.
– Замечательная идея! – согласилась она с этим предложением.
Эмили колебалась только секунду.
– Но ведь сейчас не совсем подходящее время для каких-либо визитов, тетушка Веспасия, – заметила она.
– Самое неподходящее, – согласилась с нею Веспасия. – И именно поэтому все пройдет просто отлично. Мы вряд ли застанем там кого-то лишнего. – И, прекратив обсуждение, позвонила горничной, чтобы та вызвала экипаж Эмили, в котором они могли бы поехать все вместе.
Шарлотта секунду колебалась: она была недостаточно хорошо одета, чтобы ехать с визитом к члену парламента. Обычно в прошлом для чего-то столь приближающегося к официальному протокольному визиту она брала взаймы парадное платье у Эмили или даже у самой Веспасии, и платье соответствующим образом подгонялось ей по фигуре с помощью стратегически закрепленных там и сям булавок. Но она уже несколько лет была хорошо знакома с Сомерсетом Карлайлом и всегда встречалась с ним в связи с некоторыми весьма важными делами, когда им было не до светских тонкостей и они занимались только самой проблемой. В любом случае ни Эмили, ни Веспасия не обратили ни малейшего внимания на ее слабые протесты; к тому же если она не поедет с ними, то останется в полном неведении, а Шарлотта скорее была готова ехать в кухонном переднике, только бы не оставаться в стороне.
Сомерсет Карлайл был у себя дома, сидя в кабинете и работая над каким-то важным политическим документом, и любому другому, не такой важной персоне, как Веспасия, его лакей отказал бы в приеме, но только не ей. Однако лакей этот имел представление о том, какие бывают в жизни драматические моменты, и мог их оценить, а также помнил о прошлых крестовых походах своего хозяина в защиту той или иной идеи, а также отлично знал, что леди Веспасия Камминг-Гульд нередко оказывалась тем или иным образом вовлечена в эту его борьбу; она и в самом деле была для него надежным и полезным союзником, и мистер Карлайл испытывал к ней огромное уважение.
И вот, в полном соответствии с этой диспозицией, лакей проводил всех трех леди до двери в кабинет, постучался, прежде чем ее открыть, и объявил об их приезде.
Сомерсет Карлайл был уже немолод, но и человеком среднего возраста его трудно было назвать; вполне возможно, он никогда таковым не станет, но трансформируется напрямую из того, кем является сейчас, в старика, жилистого, несмягчившегося, непреклонного. Он был переполнен нервной энергией; его брови вразлет и подвижное, как ртуть, лицо, казалось, никогда не пребывали в полном покое.
Кабинет Карлайла отражал его сущность. Он был полон книг по любым предметам и вопросам, они служили ему и для работы, и для удовлетворения разнообразных личных интересов. Немногочисленные оставшиеся свободными места на стенах были забиты картинами и антикварными вещицами, красивыми и, видимо, немалой ценности. Сквозь огромные окна в георгианском стиле в кабинет поступало много света, а для зимних вечеров и вообще для работы в темное время здесь имелось несколько газовых рожков, как на стенах, так и свисавших с потолка. В самом лучшем кресле перед камином спал, раскинувшись в позе полного экстаза, длиннолапый рыжий кот. Письменный стол был завален бумагами, перемешанными в немыслимом беспорядке.
Cомерсет Карлайл положил ручку на подставку и с видимым удовольствием поднялся, чтобы приветствовать их, обошел вокруг стола, сбросив при этом пачку писем и совершенно не обратив внимания на то, как они рассыпались по полу. Кот даже не пошевелился.
Он взял протянутую Веспасией руку, затянутую в безукоризненную перчатку.
– Леди Камминг-Гульд. Как я рад вас видеть! – Он встретил ее взгляд, и в его глазах блеснула искра юмора. – Несомненно, вы столкнулись с некоей чудовищной несправедливостью, с которой следует немедленно сразиться, иначе не приехали бы без предупреждения. Леди Эшворд, миссис Питт, я уже понял, случилось что-то серьезное…
Карлайл огляделся по сторонам, ища удобное место, чтобы предложить им присесть, но не нашел. Тогда он аккуратно снял кота с кресла перед камином и положил его на сиденье собственного кресла за письменным столом. Тот с удовольствием потянулся и расположился поудобнее.
Веспасия села в кресло, а Шарлотта и Эмили – на прямые стулья напротив. Сомерсет остался стоять. Никто не озаботился поправить его, сказать, что Эмили теперь не леди Эшворд, а просто миссис Джек Рэдли. Будет еще время это исправить.
Веспасия тут же перешла к делу.
– При пожаре погибла одна женщина, и пожар не был случайным. Нам немногое известно помимо этого, разве только то, что ее звали Клеменси Шоу… – Леди Камминг-Гульд замолчала, увидев выражение боли на лице Карлайла, лишь только она произнесла это имя. – Вы знали ее?
– Да, только в основном понаслышке, – ответил он, понизив голос и обшаривая глазами их лица и отмечая на них удивленное и напряженное выражение. – Я лишь дважды встречался с нею лично. Это была тихая и спокойная женщина, все еще не совсем уверенная в том, как лучше добиться того, к чему она стремилась, и непривычная к тонкостям сражений на поле гражданского права, но она была решительно предана своему делу и честна, что меня в ней особенно восхищало. Я думаю, она выступала за реформы, которых желала добиться больше, чем заботиться о собственном достоинстве или потакать мнениям своих друзей и знакомых. Я воистину горько сожалею, что она погибла. Вы знаете, как это случилось? – Последний вопрос был адресован Шарлотте. Карлайл уже много лет знал Питта – по сути дела, с тех самых пор, когда сам оказался связан с делом о жутком убийстве.
– Это был поджог, – ответила она. – Миссис Шоу была дома, потому что поездка в город была неожиданно отменена, а ее муж был на срочном вызове. В противном случае погиб бы именно он, а не она.
– Стало быть, ее смерть была случайной. – Это был почти вопрос, но не совсем.
– Кто-то мог наблюдать за домом. – Шарлотта не хотела сразу же оставить эту версию. – А за что она выступала, за что боролась? За какие реформы? И кто бы мог желать, чтобы она не преуспела?
Карлайл горько улыбнулся.
– Практически все, кто вложил деньги в приобретение трущоб и имел возможность грести огромные доходы, сдавая по одной комнате на семью, а иной раз даже на две или три семьи. – Он скривился. – Или сдавал помещения под мастерские с потогонной системой труда, пивнушки, бордели, даже опиекурильни. Очень доходное дело. Вы очень удивились бы, узнав, какие люди делают таким образом огромные деньги.
– И чем же миссис Шоу им угрожала? – спросила Веспасия. – Чего именно она добивалась и какие меры предпринимала в этой связи? Или, возможно, следовало бы спросить, какие реальные цели она преследовала?
– Она хотела таким образом изменить закон, чтобы имена владельцев подобных заведений нетрудно было бы узнать, чтобы они не скрывались за разными компаниями или адвокатами, оставаясь в буквальном смысле анонимными.
– А разве не лучше было бы подготовить какой-нибудь закон касательно норм расселения и санитарии? – рассудительно осведомилась Эмили.
Карлайл рассмеялся.
– Если ограничить число проживающих в одной комнате, то количество людей на улице увеличится еще больше. И как полиция будет потом с этим справляться?
– Ох!..
– И вам ни за что не провести в парламенте закон о нормах санитарии. – Тон его голоса стал жестче. – Люди во власти склонны полагать, что бедные имеют те санитарно-гигиенические условия, которых заслуживают, и если дать им что-то получше, то через месяц они доведут все это до прежнего состояния. Им гораздо проще наслаждаться собственными удобствами и роскошью, не испытывая никаких угрызений совести. Но даже при всем при этом подобное начинание потребовало бы миллионы фунтов…
– Но каждый отдельный владелец… – начала спорить Эмили. – У них же имеются миллионы. По крайней мере, с течением времени…
– Такой закон никогда не пройдет через парламент. – Карлайл улыбнулся при этих словах, но в глазах его стоял гнев, а руки сжались в кулаки. – Вы забываете, кто там голосует.
Эмили снова ничего не сказала. В стране действуют всего две политические партии, имеющие возможность формировать правительство, и ни одна из них не станет просто так поддерживать подобный закон; женщины не имеют права голоса, бедные плохо организованы и по большей части неграмотны. Все понятно и без лишних слов.
Карлайл чуть кашлянул, и это прозвучало почти как смешок.
– Вот поэтому миссис Шоу и пыталась создать такие возможности, чтобы имена владельцев подобных заведений было нетрудно выяснить. Если бы они стали достоянием широкой публики, общественное мнение оказалось бы гораздо сильнее, нежели любой закон.
– Но разве общественное мнение создают не те же самые люди, что голосуют? – спросила Шарлотта.