Пал Палыч вопросительно ждет, но до женщины уже не доходит смысл его слов.
— Ну и подлость… ну и подлость… — шепчет она с искаженным лицом. — Это надо ж додуматься! — И непонятно, на весь ли род людской негодует или проклинает кого-то конкретно. Вдруг ослабев, стонет: — Господи!.. — и прижимает руки к груди.
— Сердце?
Она не слышит.
— Валидол есть, Евдокия Михайловна?
— А?.. Отпустите меня… Пожалуйста!
— А не лучше ль посидеть, успокоиться? И мы обсудим ваши подозрения.
— Нет! Нет! Ничего я сейчас не соображаю! Обухом по голове! Мне срочно надо, срочно… пройтись по воздуху! Пал Палыч, миленький!..
После короткой паузы Знаменский подписывает пропуск.
— С условием, что завтра в двенадцать вы будете здесь.
— Да-да… обязательно! До свидания!.. — Она стремительно выходит, оставляя Пал Палыча в раздумье.
Мечась вдоль тротуара, а порой выбегая от нетерпения на проезжую часть, Стольникова ловит такси. Но то ли остановка тут запрещена, то ли по иной причине — машины не тормозят.
Тогда она достает полусотенную купюру и за уголок поднимает в протянутой руке.
Тотчас к тротуару подворачивает «Волга» с надписью «Аварийная».
Томилин в беседе с Гуторской пытается выяснить ее отношения с сослуживцами.
— Значит, прежний заведующий ушел на пенсию и прислали Стольникову.
— Да, прислали.
— По мне, надо бы вас назначить!
— Я бы тоже себя назначила, — сухо замечает Гуторская.
— У вас гораздо больше данных…
— Зато она умеет подольститься к мужчинам! — не удержавшись, поддается Гуторская на лесть. — Обошла, кого надо, в ГлавУРСе. Богатый опыт! Вы не видели ее трудовую книжку? Стюардесса, буфетчица на теплоходе, завтурбазой… Трех мужей сменила… Если кто поддерживал порядок на складе — так только я. Стольникова совершенно безалаберная!
— Вы связываете с этим и случившийся пожар?
— Почему нет? Где руководитель безответственный, там и люди распускаются!
— Безусловно, Евгения Антоновна, безусловно! А зачем вы в вечер пожара возвращались на склад?
— Что вы хотите сказать? — медленно произносит Гуторская, опешив от неожиданности.
— Я хочу услышать, что вы скажете.
— Забыла сумку с продуктами. Поставила на землю, когда запирала контору. И забыла.
— И в складское помещение не входили?
— Разумеется, нет!
— К сожалению, теперь этого не проверишь. А следствие установило, что был совершен поджог!
Некоторое время Гуторская переваривает новость.
— Ничего себе!.. Поздравляю — нашли преступницу! — Она взвинчена, но тон привычно едкий. — Скажите на милость, зачем мне?! Я материально ответственная! Зачем мне поджигать?!
— Можно сбыть «налево» все ценное и ликвидировать полупустой склад.
— Чтобы говорить такие вещи, надо иметь доказательства! — заходится от раздражения Гуторская. — Или помалкивать!
— Вы же просили к примеру, — невинно возражает Томилин.
5
Кибрит идет по коридору Петровки, помахивая от возбуждения рулончиком ватмана. Входит к Знаменскому.
Тот поднимает голову от стопы бумаг, переложенных тут и там закладками.
— Ничего, если я тебя оторву? — спрашивает она.
— А вы по какому вопросу? — бюрократическим тоном вопрошает Пал Палыч.
— Да по служебной надобности. Не угодно ли вам сплясать, товарищ майор?
— Недостача?! — догадывается Пал Палыч.
— Она самая! — Раскатывая рулон, Кибрит говорит: — Я с этой схемой не расстаюсь, уже замусолила… Наверно, археологам и то легче. У меня ощущение, будто с ног до головы в саже, сколько ни мойся!.. Двигаемся мы от передней стены, — показывает она по схеме, — и вот смотри, в этом квадратике что, по-твоему, лежало?
— Как сейчас помню, пальто на меху, Югославия, пятьдесят штук.
— Ни малейшей Югославии! Зола от стеллажей плюс что нападало с крыши!.. Есть и еще. Тут вот рядом значились телевизоры. Они честно сгорели, останки найдены. Зато транзисторы числом восемьдесят явно испарились до пожара!
— Еще?
— Пока все, Пал Палыч. Ведь только начали.
— А я Стольникову отпустил полчаса назад! Хотя… заикнись сейчас о транзисторах, скажут — куда-нибудь перенесли. Чтобы на допросе произнести «недостача», нужны результаты всей вашей работы. Ждать и ждать…
— Но ты-то понимаешь, что недостача была?
— Да… Была недостача. Была… — с оттенком сожаления подтверждает Знаменский.
— Однако плясать не собираешься? — Кибрит разочарована.
— Зиночка, за помощь огромное спасибо, без тебя — зарез! Но радоваться… Понимаешь, сидела заведующая, истово клялась всем святым, что пожар и ревизия — случайное совпадение…
— И ты поверил?
— Нельзя же никому не верить! Когда верится — верю.
— Я не о том. Но у тебя такой нюх на вранье!
— Я и сегодня ей поверил! — сердится Знаменский. — Даже сейчас верю, что не знала она о поджоге!
— Удивительно! По-твоему, Стольникова — невинная овечка?
— Разумеется нет!
— Тогда ты сам себе противоречишь!
— Обстоятельства противоречат. С одной стороны — недостача и ревизия. Чего еще? Ясно. А с другой стороны, я убежден, что пожар для нее неожиданность!
6
Стольникова выскакивает из «аварийной» у ворот склада — не своего, сгоревшего, а другого. Тут все как-то почище и посолидней. Вахтер важничает, словно церемониймейстер.
— Вы куда, гражданочка?
— Ленка на месте?
— Что еще за Ленка? — одергивает он. — Заведующая складом, товарищ Уварова, у себя.
— К ней я! — порывается пройти Стольникова.
— Минутку! — загораживает дорогу вахтер. — Вам она лично требуется?
— Лично и срочно!
— Обязан доложить. Организация? Фамилия?
— Скажи, Дуся пришла!
— Вы не покрикивайте. Доложу — примет. Или не примет. По усмотрению. — Он звонит по внутреннему телефону. — Елена Владимировна, Сидоров беспокоит. Тут вас Дуся спрашивает… Ясно. Будет исполнено. — Обернувшись к Стольниковой, говорит ледяным тоном: — Велела обождать. Присядьте пока.
Стольникова, округлив от безмерного удивления глаза, садится…
Уварова в своей конторке оглядывает небольшой стол, накрытый к чаю, достает коробку конфет. Она развязывает шелковый бантик на коробке, когда врывается разъяренная Стольникова:
— Ты, Ленка, сдурела — держать меня в проходной?!
— Да народ был посторонний, Дусенька. Зачем при чужих?
— Я со мной так обращаться не позволю!
— Батюшки, нервы-то у тебя ходуном. Седуксен попей, Дусенька. Таблетки такие. Говорят, помогают.
Участлива и доброжелательна Уварова через край — переигрывает: в ласковой улыбочке скрытое коварство.
— Скоро сама будешь пить! Килами!
— Зачем мне? Я спокойная.
— Сатана ты в юбке!
— Не обижаюсь, Дусенька. Знаю, несчастье у вас. Посоветоваться, видно, пришла? Давай чайку. Прошлый раз ты меня поила — теперь мой черед, — и разливает чай.
— Да я у тебя крошки не съем, глотка не выпью! Прошлый раз… прошлый раз ты, подлая… — задыхаясь, начинает она.
— Когда я срок отбывала, — с нажимом перебивает Уварова, прихлебывая из чашки, — очень к чаю пристрастилась.
— Срок? — ошарашенно переспрашивает Стольникова. Сбила Уварова ее наскок.
— Ну да, срок. Давненько то было, можно сказать, в другой жизни. Но привычка осталась — крепкий люблю, в красноту.
— Во-он кто ты есть!
— Я есть уважаемый работник, всегда на лучшем счету. Это ты, голубонька, под следствием.
— Врешь, не отвертишься! — Стольникова ударяет кулаком так, что чашки подпрыгивают…
Наташа, племянница Уваровой, и кладовщица постарше идут по двору, приостанавливаются против окон конторки.
— Кто это у хозяйки? — спрашивает кладовщица.
— Не знаю. — Наташа пожимает плечами.
— Больно расшумелись.
— Нам что за дело? Пошли…
В ссоре Стольниковой и Уваровой произошел между тем перелом. Уварова оставила елейный тон.
— Этот разговор кончен! — непререкаемо произносит она. — Ваша беда — ваш и ответ.
Стольникова клокочет от бешенства:
— Значит, мы с Женей отдувайся, а ты, гадина, в стороне?!
— Потише, переборки тонкие. Тебе первой лучше, что я в стороне. Прикинь-ка, если ума хватит!
— Ну, Ленка!.. Сколько жила — таких не видела!
— Плохо смотрела. — Уварова подливает себе чаю. — Жизнь у нас, конечно, разная была. У тебя чересчур вольготная, вот ты на плаву и не держишься.
— Не отпевай раньше времени! Еще посмотрим!
— Ну что было, того уже не будет. И Костеньки тебе вовек не будет, — ядовито добавляет Уварова. — Убежал ведь? Ай, какой непостоянный! Полгода вы всего…
Стольникова, не совладав с собой, всхлипывает:
— Замолчи, подлюга!..
— Тебе же, Дусенька, добра желаю. Годами ты не молоденькая. Надо постарше себя искать. Той радости, понятно, не будет, но хоть не убежит, — с наслаждением растравляет ее Уварова.
— Кого мне искать — не твоя забота!! Ты говори, как рассчитываться будем?
— Думала я, думала, чем помочь. Если дадут условно — возьму тебя на работу. Допустим, кладовщицей.
— Кладовщицей?! Может, уборщицей?! Змея! Гадюка проклятая!
Стольникова кидается к ней, замахивается.
По складу бежит давешняя кладовщица, зовет:
— Наташа! Наташа!.. Елена криком кричит! А дверь изнутри заперта!
Обе устремляются к конторке.
7
На часах в кабинете Знаменского стрелка переползла за полдень.
— Опаздывает Стольникова… — неодобрительно произносит Пал Палыч и возвращается к прежнему разговору: — Каналы сбыта, каналы сбыта! Товар мог идти через постороннюю лавочку. Могли торговать и прямо со склада.
— Вполне вероятно, — соглашается Томилин. — В общем, нужна большая бригада.
— Так создавайте!
— Уже. Передал список генералу на подпись.
Знаменский кладет руку на внушительную стопу папок бухгалтерского вида, громоздящуюся на столе:
— А что здесь?