Вот кстати, а мне как поступить? Прочие посетители вон тишком разбегаются, видать, знают некоторые обстоятельства и не обольщаются, доброго не ждут.
У нас, в нашем сонном княжестве, ничего подобного даже начаться не могло, а если бы началось — я бы первый и вмешался. Но тут на меня даже внимания не обращают, словно меня нет. Не боятся или пьяные до потери страха? Или есть основания не бояться?
Молодые, пьяные и с мечами. С длинными мечами. Откуда только взялись? Стража, очевидно, здесь никогда не появляется. Распустились.
Я допил чай, аккуратно поставил чашку на стол рядом с опустошенной деревянной лакированной миской, на которой уже лежали палочки для еды. Недоеденный дайкон блестел в свете фонарей в глиняной тарелочке рядом. Красиво. А шумят тут невыносимо.
Как я устал от неуважения за сегодняшний день…
Сел, подобрав ноги в первую позицию иайдо, опустил левую руку на ножны под бронзовую цубу Хання-Син-Кё, чтобы, если потребуется, вытолкнуть одним движением большого пальца меч из устья ножен. И произнес:
— Эй, молодые люди…
Они мгновенно развернулись, новоприбывшие. Рассыпались полукругом — привычно так перестроились на угрозу с нового направления. Вот, значит, как выглядит банда. Не встречал пока. Да и молоды они больно. У нас бы они еще к учителям ходили, на последние экзамены.
Да, ввязался я, простых слов тут не хватит…
— Держите себя в руках, — посоветовал я им, наблюдая за каждым. Мечи еще в ножнах, но это только пока. Все готовы выхватывать и рубить. Да, понятно, почему им никто не перечит, и я бы не стал в других обстоятельствах, в одиночку-то. Поостерегся бы… Но сейчас я устал и мне было все равно. Или я б их вот-вот сам рубить начал, без всякого предупреждения.
— Тебе чего? — угрюмо спросил Нагасиро из-за своего стола. Ссора между своими мгновенно иссякла, как это и бывает, когда появляется кто-то третий. Не знаю, как остальные, а Нагасиро мою позу узнал, уверен.
— Я хотел бы попросить вас быть несколько сдержанней, — ответил я искренне. — У меня сегодня день не сложился.
— Да ты что, — глумливо удивился один из новоприбывших, шагнул вперед, но Нагасиро его удержал за плечо:
— А ну стой, Дзентиро.
— Ну, стою…
Нагасиро, не меняясь в лице, осмотрел меня с ног до головы, покрутил головой:
— Где хозяйка? Сбежала? Ладно…
Степенно поднялся из-за стола, подобрав лежавший рядом меч в ножнах, обтянутых светлой змеиной кожей, сунул его за пояс, выкинул из рукава золотую монету — ничего себе жест! Та громко звякнула, подпрыгнув в пустой миске. Величественно расправив плечи, Нагасиро повернулся и, не глядя на меня, неспешно пошел к выходу.
— Так, вы. Пошли. Поговорить нам надо, дело есть. Эй, Дзентиро, не отставай! Идем.
Нырнул под занавеси и скрылся в ночи. Двое других безмолвно и послушно последовали за ним, а задержавшийся Дзентиро мгновение сверлил меня взглядом, но тоже ушел, ничего не добавив.
Вот так вот. Ничего себе… А я остался один.
Ненадолго, впрочем. За стенками зашевелился замерший было народ, тут же кто-то на полусогнутых нырнул с улицы внутрь, кто-то загремел на кухне.
Я отпустил ножны, сел свободней. Выдохнул.
Люд без особого шума рассаживался на брошенные было места.
На меня поглядывали. Шептались.
И поэтому я неожиданно почувствовал мучительный стыд.
Вот так вот. Оказывается, полно свидетелей случайной склоки, оказывается, это такое неожиданное развлечение для посторонних, живой театр, и ценителей в достатке у уличной ссоры, ну как обычно…
Вскоре появилась хозяйка, низко поклонилась мне и унесла посуду, оставшуюся после Нагасиро, шустро прибрав его монету из миски.
Вошедший за нею следом человек был высок, худ, аккуратно пострижен и выбрит, одет в серое кимоно, разлинованное тонкими вертикальными полосками. Он не спеша курил длинную и тяжелую на вид трубку, блестевшую медью. Тяжелая — такой и голову пробить можно, если вдарить половчее. Сдержанно пуская табачный дым, он осмотрелся и произнес:
— Ну и что тут?
— Да снова нагрянули эти кабукимоно проклятые, господин Сакуратай, — затараторила хозяйка, поклонившись. — Спасу от них никакого. Чуть не разнесли все снова, спасибо господину самураю — заступился за нас, недостойных.
Человек с трубкой перевел взгляд на меня. Сдержанно поклонился. Я медленно кивнул в ответ. Затем он безмолвно вышел.
Хозяйка принесла мне еще чаю и денег за ужин не взяла.
Я допил чай и пошел спать.
Глава 17. Голодный при деньгах. Басня о том, что не всякая обеспеченность кормит.
Утром у себя в комнате я разложил оставшиеся у меня монеты в ряд на татами и обдумал, надолго ли мне их хватит — денег оставалось немного. Бумажные расписки нашего княжества теперь просто образец бросовой казенной каллиграфии — риса за них теперь не получить нигде. Странно остаться одному и рассчитывать только на то, что нашлось в рукавах. Мне придется как-то растянуть эти оставшиеся монеты на неопределенный срок. Пока я не найду кого-то из наших. Может быть, они знают, как быть…
Вот только найду ли…
Зависеть от денег было странно. До сего дня они не были мне особенно нужны: рис — мера всего. Но в этом городе получить свою чашку риса в день я мог только за деньги. Не осталось никого, кто был бы мне что-то должен за то, что я ему обязан службой.
Я не ударился в панику только потому, что когда-то в молодости уже побывал в таком положении, когда сбежал из отчего дома на войну— и там, к счастью, господин старший садовник взял меня на службу, прежде чем я совсем опустился. Повезло, что его носильщик сандалий умер от кровавого поноса...
В нашей усадьбе в Эдо должно было жить не меньше двухсот человек, судя по количеству ездивших туда людей. Где они все теперь? Пошли по миру? Встречу ли я кого-то из них?
Знают ли уже у нас в замке? Хороший гонец, меняя лошадей, способен достичь замка за четыре дня. Бегун — за восемь.
Что там начнется, подумать страшно…
Еще я не мог поверить, что я теперь ронин. Человек, свободный как волна, никто и ничей. Меня отправили с прежнего места, а в новое я не попал. Как странно. Я не мог принять то, что произошло. Тут точно была какая-то ошибка, нелепица. Что это за повод вообще такой для роспуска? Наследник? Но ведь шли переговоры об усыновлении внучатого племянника, я сам слышал, ждали лишь одобрения сёгуна, так почему нас распустили? Не хватило средств на подарки?
Мне не хотелось думать, что это случилось из-за того, что я не доставил ящик с деньгами вовремя. Это была вообще не моя обязанность. Но я думал об этом. И ощущал вину. Неужели я всех подвел…
Нужно найти хоть кого-то, кто все мне расскажет. Может, все переменится еще. Может, нас простят…
Часть людей, как водится, отпраивлась в изгнание вслед со старым князем — не оставили же его вовсе без слуг? А прочие? Затерялись в огромном городе. Я даже не знаю, с чего начать, где их искать…
Нужно действительно попробовать найти кого-то из наших прежних союзников, не выгонят же они меня с порога, хотя бы скажут что-то.
Я с ненавистью посмотрел на ящик, брызги крови были не видны на узорчатом платке, укрывавшем его. Стоило теперь лить ту кровь… Людям умирать…
Я ушел со спокойным сердцем, просто оставив ящик в комнате. Если его не будет, когда я вернусь, — так тому и быть.
Стоило мне выйти наружу, как я понял, что все вокруг знают, откуда я. Ну да — гербы-то на одежде не спрячешь, а дело свежее и громкое…
На меня посматривали с любопытством, кто-то даже с сочувствием. Неприятно было чувствовать себя поводом для свежих новостей.
Встретил хозяина, выскочившего из кухни поприветствовать меня, спросил его, где искать нужные мне усадьбы, — хозяин подробно рассказал. Еще поинтересовался, буду ли я вновь оставаться на ночь. Верный, в целом, вопрос. Остановиться на ночь тут, может, сравнительно и недорого, но жить здесь — разорение. Мне так всех денег хватит на полмесяца, не больше. А если поиски затянутся?
— Где у вас тут живут люди, если надолго, чисто, аккуратно и недорого? — спросил я.
— Вам нужен длинный дом, господин самурай. Там комнаты сдают. — Хозяин никак не дал понять, что знает о моих затруднениях, приятный человек. — Я знаю один недалеко, тут у нас в Одэнматё, знаю его хозяина, приличный человек, не создаст вам никаких хлопот. Пошлю сына, он все разузнает, вы очень нам вчера помогли.
— Не стоит, — вежливо ответил я. — Это я вам теперь обязан.
— Ну что вы!
Договорились, что я вернусь, как закончу с делами.
Знать бы, что это за дела у меня такие.
***
Я стоял на коленях, согнувшись в униженной позе, прямо на утоптанной земле во внутреннем дворе у внешних ворот усадьбы. Меня пустили внутрь, и теперь стража, что привела меня сюда, обступив, стояла надо мной. А распорядитель усадьбы, что изволил взглянуть на меня, наблюдал за мной из открытой галереи, тянувшейся вокруг дома.
— Очень жаль сообщать тебе такую весть, — с каким-то даже надменным сочувствием произнес распорядитель. — Но мы не нуждаемся в твоей службе. Людей у нас достаточно.
— Но… — осмелился произнести я.
— Уверен, — перебил меня распорядитель, — что ты не захочешь отнять у меня больше времени.
— Да, конечно. — Я прижался к земле в почтительнейшем поклоне. Мне повезло, что меня вообще пустили сюда. К прочим союзникам меня не пустили даже на порог. Охрана у ворот просто молчала в ответ на мои вопросы.
Здесь обо мне известили начальство и даже провели внутрь. Теперь они же отвели меня обратно, на пустую улицу.
Было их пятеро с копьями — буянить повода мне не дали, да я бы и не стал, хотя и разозлился неожиданно впервые за много лет. Непривычно оказаться пустым местом. И вроде люди-то не чужие — родственная ветвь, а даже слова из них не вытянешь.
Никого из наших я там также не увидел, хотя проторчал у ворот еще почти полстражи.
Действительно — чего здесь искать. Дурень. Зря унижался.