– Добравшись до Макиаса – а вы доберетесь, поверьте, я добралась, и вы сможете, – вы попадете в приемную палатку. О вас позаботятся. Вы получите подушку, одеяло, пару уютных тапочек и горячую еду. Вас посадят на корабль и отправят прямо к нам, а мы вас накормим, оденем и дадим кров. Да еще вы будете тусоваться с потрясающими знаменитостями вроде меня! И парнем, который вел прогноз погоды для телевидения в Огасте, столице штата Мэн! Чего вы ждете? Пакуйте вещички и тащите сюда свою тощую задницу. Постель ждет вас. Теперь послушайте еще одну песню, а потом я перечислю оставшиеся безопасные пути из Канады…
Ник показал на картинку острова и знаками спросил у Харпер:
«Это взаправду?»
«Еще как, – ответила Харпер жестами. – Хорошее место для больных».
«Когда мы едем?» – спросили руки Ника.
«Скоро», – показала Харпер и неожиданно сказала это вслух.
На койке за ее спиной отец Стори тяжело вздохнул и тихим, ласковым голосом одобрительно сказал:
– Скоро.
Когда сердце Харпер перестало бешено колотиться, она решила проверить пульс у отца Стори – взяла его за тонкое запястье и слушала стук крови в артериях. Сердцебиение было слабым и не очень ровным, но Харпер отметила, что пульс получше, чем вчера. Она провела ногтем по голой ступне отца Стори – он поджал пальцы и удивленно всхрапнул. Неделю назад, когда она проделала такой же тест, результат был ровно такой же, как если бы она щекотала буханку хлеба.
Спрашивать Ника, слышал ли он отца Стори, было, конечно, бесполезно – вот тут-то глухота Ника всерьез расстроила Харпер. Так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь услышал. Харпер подумала, что нужно позвать Кэрол. Возможно, Том отреагирует на голос дочери. В каком-то смысле такое уже случалось. Даже если он не пошевелится снова, Кэрол имеет право знать, что ее отец сегодня заговорил.
Но, поразмыслив еще, Харпер передумала. Кэрол будет рада узнать, что отец поправляется, – но ее радость может и подождать. Харпер хотела поговорить с отцом Стори раньше остальных. Нужно узнать, помнит ли он что-то о той ночи, когда получил удар по голове. И еще Харпер хотела рассказать, как напряжение последних месяцев сказалось на Кэрол, как зима вселила в нее опустошенность, беспокойство и недоверие. Он должен узнать о бойне на Верден-авеню, о детях, марширующих по лагерю с винтовками, и о людях, которым затыкают рот белыми камешками.
Нет, не так. Тому не нужно знать об этом. Это Харпер нужно рассказать ему. Она хотела, чтобы старик вернулся и все исправил. Ей так его не хватало.
Харпер сидела с ним весь остаток ночи, поглаживая его пальцы. Иногда разговаривала с ним:
– Вы проспали всю зиму, совсем как медведь, Том Стори. Сосульки тают. Снег почти сошел. Пора вставать и выбираться из берлоги. Вас ждут Ник и Алли, Кэрол и Джон. И я тоже жду.
Но отец Стори больше не говорил, и ближе к рассвету Харпер задремала, держа его руку на коленях.
Ник разбудил ее через час. Взошедшее солнце пробивалось сквозь туман, окрашенный в цвета лимона и безе, сладкий, как торт.
«Он посмотрел на меня, – сказал Ник руками. – Посмотрел и улыбнулся. И даже подмигнул, перед тем как снова заснуть. Он возвращается».
Да, подумала Харпер. Как лев Аслан, он возвращается и несет с собой весну.
«Вовремя, – сказала она себе. – Он возвращается как раз вовремя, и все будет хорошо».
Потом она вспоминала эти свои мысли и смеялась. Смеялась, чтобы не зареветь.
Харпер нужно было прочистить мозги, как следует поразмыслить, и она вышла из лазарета на холод. Никто ее не остановил. Все собрались в церкви. Харпер слышала их пение, видела мистический свет, пробивающийся в щели красных дверей.
Забавно, что они пели песню Трубочиста – совсем не похоже на то, что исполняли в церкви прежде. Почти каждый прихожанин потерял кого-то близкого в огне и жил в страхе, что сгорит сам. Но сейчас их голоса взывали с надеждой к пеплу и саже; голоса трепетали в почти истерическом восторге. Харпер пошла дальше.
В пронзительно чистом воздухе шагалось легко. Харпер оставила свой громадный живот с малышом в лазарете, чтобы немного отдохнуть от беременности. Приятно снова быть худенькой. Она витала мыслями в облаках и очень скоро оказалась там, где грунтовая дорога от лагеря выходила на Литтл-Харбор-роуд. Так далеко заходить она не собиралась, это было уже небезопасно. Харпер взглянула на ржавеющий, битый школьный автобус, ожидая, что сейчас дежурный ее окликнет. За рулем виднелась сухопарая темная фигура. Харпер догадалась, что дежурный заснул.
Она уже собралась повернуть обратно, когда заметила на дороге человека.
Прямо посередине Литтл-Харбор-роуд, буквально в сотне футов, человек полз по асфальту, перебирая руками, как солдат, протискивающийся под проволочным заграждением на поле боя. Точнее, не совсем так: он подтягивался на руках, словно ноги отказали. Если кто-нибудь проедет здесь, не сбавляя скорость, его задавят. И вообще было жутко смотреть, как он ползет по обледеневшему шоссе.
– Эй, – позвала Харпер. – Эй, вы!
Она подняла цепь, перегораживающую въезд в лагерь Уиндем, и быстро пошла к ползущему. Надо успеть – помочь человеку на дороге и убраться с глаз долой, пока не покажется машина. Она снова крикнула. Человек поднял голову, но единственный уличный фонарь светил ему в спину, так что лицо оставалось в тени: круглое, мясистое лицо, лысина на макушке. Харпер пробежала последние несколько шагов и опустилась на колени.
– Вам нужна медицинская помощь? – спросила она. – Вы можете встать? Я медсестра. Если можете подняться на ноги, давайте руку, и я отведу вас в лазарет.
Нельсон Гейнрих поднял голову и одарил Харпер сияющей улыбкой. Зубы были красными от крови, и кто-то лишил его носа, оставив только пару красных отверстий в растерзанной плоти.
– Харпер, все нормально. Я добрался сюда. Доведу их и дальше без вашей помощи.
Харпер отскочила и с размаху села на дорогу.
– Нельсон. Господи, Нельсон, что с вами случилось?
– А вы как думаете? – спросил Нельсон. – Со мной случился ваш муж. А теперь он случится с вами.
На дороге вспыхнули фары, осветив обоих. «Фрейтлайнер» ожил, фыркнув зажиганием и хрустнув коробкой передач.
Нельсон сказал:
– Давайте, Харпер. Идите обратно. – Он подмигнул. – Скоро увидимся.
Харпер закрыла руками лицо, чтобы защитить глаза от света, а когда опустила руки, сон кончился, она лежала на койке в лазарете, приподнявшись на локтях, и у нее снова начались схватки.
– Это сон о скором рождении ребенка, – тихо сказала себе Харпер. – А не о Нельсоне Гейнрихе, ведущем кремационную бригаду в лагерь. Нельсон Гейнрих мертв. Его разорвало на части пулеметным огнем. Ты видела его мертвым на дороге. Ты видела.
Забавно: чем больше она повторяла это, тем слабее верила.
Только через пять дней отец Стори заговорил снова.
– Майкл? – пробормотал старик сонным озадаченным голосом; тут же Майкл Линдквист, отодвинув занавеску, заглянул в палату.
– Вы звали, мэм? – спросил он у Харпер.
От звуков голоса отца Стори пульс Харпер подскочил, погнав кровь по жилам. Она открыла рот, чтобы ответить Майклу, что его звал старик, но передумала. Майкл расскажет Алли, и кто знает, к чему это все приведет.
– Звала, – сказала Харпер. – Мне нужна твоя помощь. Передать сообщение Алли.
– Запросто, – ответил Майкл.
– Боюсь, моя просьба состоит не только в этом. Я снова хочу встретиться с Пожарным. И хочу, чтобы Алли была со мной. Алли, Рене и Дон Льюистон. И ты тоже, если это возможно. И еще – если получится – Гил Клайн и Мазз. Есть способ… хоть какой-нибудь… такое устроить?
Майкл побледнел. Он сел одной ягодицей на столешницу, опустил голову и начал перебирать медные кудряшки своей бороденки. Наконец Майкл поднял взгляд.
– А по поводу чего встреча?
– Возможность уйти. Возможность остаться. Давно пора задуматься о будущем. Состояние отца Стори сейчас стабильно. Но если оно внезапно изменится, нужно быть готовыми.
– К худшему?
– К чему угодно.
Майкл сказал:
– Если Кэрол обнаружит, что вы все на острове строите тайные планы с Пожарным, она вас всех посадит под замок. Если не хуже.
– Будет хуже, если мы ничего не предпримем.
Майкл провел рукой по веснушчатому лбу и снова задумался, склонив голову. Наконец он беспокойно кивнул.
– Я знаю, как такое можно провернуть. Будет, конечно, не очень похоже на побег из Сан-Квентина. Рене каждый день приходит к заключенным в обед… у них собрание маленького читательского клуба. Это вообще единственный момент, когда ребята выходят из мясного холодильника. Рене привела в порядок дальний уголок подвала, положила ковер и принесла стулья – там они читают и разговаривают. Пока у них заседание, дежурный заходит в холодильник, чтобы прибраться. Вылить ведро, куда они писают. Забрать грязную одежду. И все такое. И вот пока дежурный будет там, Мазз зайдет обратно со словами: «Ой, я книгу забыл». И, выходя, закроет дверь в холодильник. Дежурный окажется заперт там на целый час. Пусть стучится и орет сколько хочет. Из мясного холодильника звуки не проходят, когда дверь закрыта. Во время шумного обеда его никто не услышит.
– Но Рене и ребятам придется пройти мимо всех, кто будет в кафетерии.
Майкл покачал головой:
– Есть другой выход из подвала. Лестница ведет к парковке на заднем дворе. Кажется, раньше там выгружали из машин провизию. Снаружи дверь заперта на два висячих замка, но я устрою так, чтобы они были открыты. Рене, Гил и Мазз должны будут вернуться к часу ночи, когда их книжный клуб закрывается. Рене выпускает дежурного и удивляется: «Ой, прости, я не знала, что ты тут застрял, ничего не было слышно за всем этим шумом». Кто бы ни дежурил, он, конечно, психанет, но, готов поспорить, не расскажет Бену Патчетту. Постыдится. И потом, кому захочется два дня сосать камешек, если все живы-здоровы и все в порядке?