Алли затрясла головой и застонала от гнева и удивления, но ничего не сказала – а может, не могла говорить с исполосованным ртом.
– Думаю, поэтому Джон Руквуд и решил убить моего отца. Поэтому выследил его в лесу и ударил по голове. Мой отец узнал, что Пожарный превратил в шлюху шестнадцатилетнюю девочку, и хотел его разоблачить. Прогнать из лагеря. Но Пожарный первым нанес удар – удар своим оружием. Вы все видели его. Хулиган. Он даже не отчистил его. На нем по-прежнему можно видеть кровь моего отца и его волосы. Майкл, покажи.
Майкл появился из-за спин заключенных, держа в руках ржавый железный лом. Он прошел мимо Харпер, и она могла хорошенько рассмотреть хулиган. На нем была вмятина – она появилась несколько месяцев назад, когда Харпер ударила человека в противогазе. А сейчас на ломе была старая запекшаяся кровь, и несколько волосков блестели золотом и серебром в свете факелов.
Майкл поднял хулиган, показывая зрителям. Норма Хилд протянула пухлую, белую дрожащую руку и почтительно коснулась лома, потом посмотрела на пальцы.
– Кровь! – завопила она. – На нем все еще кровь отца Стори!
Харпер отвернулась с омерзением. Интересно, когда же Майкл успел забраться в лодочный сарай, чтобы вытащить из пожарной машины хулиган и подготовить его. Остается надеяться, что отец Стори был уже мертв, когда Майкл мазал ржавую железяку кровью старика и выдергивал волосы из разбитой головы.
Отвернувшись от Майкла, она вдруг увидела то, от чего у нее перехватило дыхание. Ступня Пожарного дернулась влево, потом вправо. Заметил ли кто-нибудь, Харпер не знала. Джутовый мешок на голове шевельнулся в том месте, где был рот.
– Вы знаете, как силен мой отец. Как он сражался, чтобы вернуться к нам, чтобы восстановить свое многострадальное… свое… – Кэрол захлестнули эмоции, и говорить она не могла.
– Он не ушел! – крикнул какой-то мужчина. – Он всегда с нами в Свете!
Кэрол выпрямилась, словно ее поддержала невидимая рука.
– Да. Верно. Он всегда был с нами там, и он всегда будет с нами. Это утешительная мысль. Это утешение для нас всех. В Свете мы живем вечно. Там наши голоса никогда не стихнут. – Она провела под глазом костяшкой большого пальца. – Я знаю еще кое-что: сестра Уиллоуз была уверена, что разрушила его мозг во время операции и что он больше не очнется, поэтому необязательно его убивать. Оставить его в живых было лучшим прикрытием для ее истинных намерений в отношении меня, и Бена, и всех остальных. Однако ее самонадеянность сослужила ей плохую службу! Вскоре отец начал показывать признаки выздоровления – он черпал силы в нашем пении, в Свете! Тогда она решила вызвать приступ, вкалывая ему инсулин. Но она осмелилась сделать только один или два укола. Там был мой племянник, и она чувствовала, что маленький Ник следит за ней и оберегает моего отца.
Кэрол снова замолчала, собираясь с силами. Потом заговорила – так тихо, что люди подались к ней, чтобы все расслышать.
– Мой папа. Мой папа был так силен. Он пытался вернуться снова и снова. Он начал приходить в себя. Думаю, он заставлял себя проснуться, несмотря ни на что. Он знал, что находится в опасности. Он нашел ручку и бумагу и написал записку. – Она взмахнула рукой с зажатым в кулаке белым листком. Ее плечи дрожали. – Это его почерк. Я знаю его с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы читать письма. Рука дрожит, но почерк его. Здесь написано… – Кэрол смотрела на листок, моргая от слез. – Здесь написано: «Дорогая Кэрол, я скоро умру. Надеюсь, это первой найдешь ты, а не медсестра. Береги себя. Береги детей. Береги лагерь. Береги всех от Пожарного. Помни, что Спаситель принес не мир, но меч. Люблю тебя».
Кэрол опустила записку, зажмурилась и пошатнулась. Когда она открыла глаза, Майкл уже стоял наготове. Кэрол передала бумажку ему, и он снова отправился демонстрировать улику толпе, чтобы каждый мог сам убедиться.
– Это все ничего не доказывает, – крикнула Рене, лежащая в грязи. – Ни один суд в Америке не примет ничего подобного в качестве доказательств. Ни записку вашего отца, которая могла быть написана под принуждением, ни лом, который можно было подготовить. – Рене повернула голову, глядя на собравшихся. – Никто никого не планировал убивать. Мы говорили о побеге! Не об убийстве. Все, чего хотели Харпер и Джон, это маленькой группой убраться отсюда и отправиться на остров Марты Куинн… Он существует. С заряженным мобильником мы могли бы это доказать. Они передают сигнал по Интернету. Никто – ни Кэрол, ни кто-то другой – не может предоставить настоящих доказательств каких-то незаконных намерений, достаточных для предъявления суду.
– Не соглашусь, – заявил Мазз с края круга.
Когда Рене упомянула остров Марты Куинн, послышался удивленный ропот, похожий на гудение микрофона. Но сейчас почти все разом снова затихли.
– Пару дней назад мы все встретились на тайном собрании на острове Пожарного: я, Гил, Рене, Дон Льюистон, а еще Алли, Пожарный и медсестра, – заявил Мазз. – Рене предложила мне стать главным по безопасности в лагере после того, как Пожарный избавится от Бена Патчетта и Кэрол. А медсестра, да, она обещала мне, что я смогу выбрать любую из девчонок старше четырнадцати. Мне только и нужно было держать людей в узде. Только вот они не знали, что я уже стукнул мистеру Патчетту, что затевается какая-то хрень, и обещал работать на лагерь, типа как двойной агент. Рене и Алли думали, что все из себя такие умные, что выцарапали нас из мясного холодильника на собрание. Не знали они, что мистер Патчетт позволил им нас вывести. Бен Патчетт, Чак Каргилл и Майкл Линдквист это подстроили, чтобы я мог собирать разведданные.
– А Клайн все подтвердит, – сказал Бен Патчетт и подтолкнул Клайна в спину. – Правда, Клайн?
Гилберт Клайн спокойно взглянул серыми глазами на Рене. Она смотрела так, будто только что получила прикладом в живот. Будто ее тошнит.
– Я могу подтвердить одно, – сказал Гил. – Я могу подтвердить, что Мазз – мешок дерьма, который скажет Патчетту что угодно, лишь бы выбраться из холодильника. А все остальное, чем вас тут кормят, – один большой пирог с дерьмом, и не верится, что хоть кто-то его проглотит.
Бен ударил рукояткой пистолета Гила по спине. Звук получился такой, будто стукнули костяшками по дереву. Гил опустился на колено.
– Нет! – воскликнула Рене. – Не трогайте его!
Харпер подумала, что вряд ли кто-то ее услышал за приглушенным ревом удивленной и разгневанной толпы.
Бен стоял за спиной Гила Клайна, качая головой, и гневно глядел на Кэрол.
– В подвале он другое говорил, – сказал Бен. – Точно! Говорил, что во всем поддержит Мазза, если мы будем обращаться с ними одинаково. Говорил…
– А я сразу сказал, чтоб его не впутывали, – встрял Мазз. – Почему, думаете, я с самого начала не хотел с ним дела иметь? Я говорил, что он…
– Хватит! – крикнула Кэрол, и почти все разговоры смолкли. Почти. Но не все. Прихожане беспокойно шептались, переминаясь с ноги на ногу. – Всем ясно, что Клайн – любовник Гилмонтон и запросто солжет, чтобы защитить ее.
– Да, конечно! – заорал Мазз. – Они крутили шашни несколько недель! И ее липовый книжный клуб был только прикрытием. Читать «Обитателей холмов», твою мать. Это у них был пароль для того, чем они по правде занимались – трахались, как кролики, при первой возможности…
– Единожды солгавший, кто тебе поверит, – сказал Гил.
– Мистер Маззучелли не единственный наш свидетель! – крикнула Кэрол. – Есть и другой! Спросите саму медсестру! Спросите! Это что, неправда? Разве она не наблюдала, как Пожарный ввел через шприц пузырек воздуха и убил моего отца? Разве она сама не вводила наркотик моему племяннику, Нику, чтобы без помех осуществить убийство? Спросите ее! Это правда, сестра Уиллоуз? Да или нет?
Харпер подняла голову и огляделась. Сто семьдесят лиц, озаренных инфернальным оранжевым светом факелов, были обращены к ней. Все смотрели со страхом и ненавистью. Эмили Уотерман была убита горем. Слезы прочертили линии на ее грязных щеках. Джейми, наоборот, тряслась от нетерпения, все еще держа Алли за челюсть. Наконец Харпер отыскала взглядом Майкла, который стоял позади двух заключенных, по правую руку от Бена Патчетта, и держал винтовку у пояса, стволом в сторону Алли. Он незаметно кивнул: давай!
Харпер двинула подбородком вверх и вниз. Да. Все правда.
Крик – рев мучительной ярости – пронесся над ней, и словно сама тьма содрогнулась. Харпер никогда не слышала такого долгого воя. Это был небывалый хор, и Харпер увидела, что они начинают сиять. Глаза Джейми светились, как золотые доллары под полуденным солнцем. Драконья чешуя, покрывавшая голые руки Нормы Хилд, горела яркими красными точками.
– М-м… – сказал вдруг Пожарный через мешок. – Это что? В чем дело? Что происходит?
Он зашарил каблуком по земле, пытаясь найти опору.
– Он просыпается! – завизжала Эмили Уотерман противным голосом. – Он убьет нас! Он сожжет нас всех!
И снова Норма Хилд первой вышла из толпы. Она размахнулась и швырнула камень, небольшой белый камешек, не больше мяча для гольфа. Наступила внезапная тишина, как будто все разом затаили дыхание. Камень ударил Пожарного в плечо со звонким «чпок».
Над толпой пронесся громкий и дикий рев удовлетворения.
Никто не видел, как дверь лазарета в трехстах футах от них открылась и захлопнулась, как Ник вышел оттуда, пошатываясь, еще толком не проснувшись.
И дозорный на колокольне не замечал включенных фар автобуса в полумиле от парка, которые бешено сигналили у ворот в лагерь Уиндем. Дозорный смотрел вниз, на происходящее. На то, как полетели камни.
Камень ударился в гранитную колонну над головой Пожарного. Он дернулся от звука. Другой камень врезался ему в коленную чашечку с костяным стуком.
Его левая ладонь полыхнула голубым пламенем, расплавив липкую ленту, сломав черенок лопаты.
Белый камень размером с пресс-папье ударил в мешок на голове, и левая рука Пожарного вдруг погасла, повалил черный дым. Подбородок опустился на грудь. Камни лупили по плечу, животу, по бедру, стучали по колонне.