Мотя содрал с нее нос и парик.
— Балабанов?! — не поверил своим глазам директор.
— Кто ж еще… — уныло подтвердил Мотя. — А Анька еще перед елкой пропала…
— Найдите ее, пожалуйста! — умоляюще попросил Овечкин. — Вы ведь мечтали в детстве следователем быть!
Сергей Борисович грустно взглянул на малыша и покачал головой:
— Мало ли кто о чем мечтал в детстве… Это никогда не сбывается!
Но ему никто не поверил, и каждый подумал: «А у меня обязательно сбудется!»
— Мы вас очень просим! — не отстал Валерик.
— Вся надежда на вас! — вздохнул Мотя. — Надо ее найти, а то, если Михаил Павлович узнает… Ему же волноваться нельзя!
— Вся надежда на меня? — растерянно повторил Сергей Борисович. С ним еще ни разу в жизни такого не было…
— На вас! — кивнули Мотя и Валерик. А Балабанчик и Вадик молчали и пепелили друг друга взглядами.
— Ну, ты у меня получишь сегодня! — шепотом пообещал Балабанчику Вадик.
— Ты у меня тоже!
— Хорошо, — сосредоточенно сказал директор. — Я найду ее! Рассказывайте, как это случилось…
МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ НАЧИНАЕТ ВОЛНОВАТЬСЯ
Ах, Кузя, Кузя… Там, в прекрасном, заснеженном лесу, позабыв обо всем, мчишься ты по лыжне рядом с девочкой Катей и знать не знаешь, что дед твой покоя себе не находит…
Вот шагает он по Дому пионеров, ищет Аньку и Балабанчика, чтобы задать им головомойку за самоуправство, а сам думает, думает о тебе… Тревожно ему за тебя…
«Я берег тебя, мальчик, — думает Михаил Павлович. — Мне хотелось, чтоб жил ты радостно… Я скрывал от тебя печали, никогда ничего тебе не говорил о них, о твоих родителях, потому что ты был маленький. Но вот ты вырос… Почему ты сам ни о чем меня не спрашиваешь? Или ты просто забыл их? А Машенька… Ты помнишь нашу Машеньку? Или забыл и ее? Когда ты научился усмехаться так спокойно и равнодушно? Почему ты никогда не плачешь — ни от боли, ни от обиды, ни от жалости? Помнишь, я спросил тебя об этом, а ты усмехнулся: „А зачем? Слезами горю не поможешь“. И глаза у тебя были холодные, чужие. Что случилось с тобой, Кузя? Почему ты презираешь людей и любишь свою Машину?.. И что мне делать, как объяснить тебе?..»
Вот что думает Михаил Павлович, разыскивая Аньку и Балабанчика.
А их нет как нет…
«Попрятались, — догадывается Михаил Павлович. — Понимают, что попадет!»
Он подходит к своему кабинету, пытается открыть дверь, но ключ никак не может попасть в замочную скважину. Потому что в замочную скважину кто-то сунул свернутую в трубочку бумажку. Похоже, это записка.
Михаил Павлович лезет в карман за очками, читает.
«Михаил Павлович, простите меня! Я ужасно виновата, что не пришла и елка чуть не сорвалась. Но я не виновата, потому что так надо. Со мной ничего не случилось, все хорошо. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, просто я срочно уехала в другой город. Я вам потом все расскажу, если вернусь. Не сердитесь на меня, потому что я по-другому не могла. Я решила, что теперь все пополам, чтоб вы не волновались. Анька».
На другой стороне бумажки уже совсем торопливо и неразборчиво написано было: «Никого не ругайте, никто ничего не зна…» А сквозь летящие Анькины буквы проглядывалась странная надпись, сделанная четким почерком директора Дома пионеров: «РОВЕРЕНО ЖАРНЫЙ КРА № 15 СЕНТЯ…»
Что еще за «жарный кра»? И как же Михаилу Павловичу не волноваться, если Анька ни с того ни с сего срочно уехала куда-то и даже не знает, вернется она оттуда или нет?..
Михаил Павлович заглянул в раздевалку: Анькины пальто, шапка и шарфик висели на вешалке…
Что ж, она неодетая уехала?!
ОБОЙДЕМСЯ БЕЗ МИЛИЦИИ!
— Значит, так! — произнес директор Дома пионеров, сосредоточенно глядя вдаль, словно видел сквозь стены. — Пусть каждый вспомнит все, что он знает о Елькиной. Когда и где видели ее в последний раз? Что она говорила? Какое у нее было настроение? Были у нее враги? И вообще, что она за человек?
Юные актеры, выслушав эти вопросы, переглянулись.
— Это что? — изумленно спросила Верочка. — Мы свидетельские показания давать будем?
Сергей Борисович кивнул и достал записную книжку. Выражение лица у него было странное, незнакомое, что все сразу заметили. Да и как же не заметить? Ведь лицо директора Дома пионеров обыкновенно выражало сердитую скуку и неудовольствие, будто он наперед знал, что ничего хорошего ждать от жизни не приходится… А теперь — никакой такой скуки, губы твердо сжаты, глаза серьезны и внимательны… В общем, в эту минуту директор Дома пионеров был похож не на директора Дома пионеров, а на отважного и проницательного сыщика Шерлока Холмса…
— Может, все-таки лучше милицию с собакой вызвать? — сказала Верочка, но «Шерлок Холмс» отвечал твердо:
— Обойдемся без милиции! Слушайте меня внимательно: в этом деле мелочей нет! И если даже вам и кажется что-то ерундой, мол, к делу не относится, вы все равно расскажите. Вполне возможно, что это-то и есть самое важное, ключ к делу! Все меня поняли? Рассказывайте.
Свидетельские показания Славы Зайцева: «Да ничего с ней не случилось. Сидит где-нибудь и радуется, что все из-за нее переживают. Она невоспитанная, не слушается старших и дерется. А еще девочка! А если некоторые люди не любят драться, потому что понимают, что кулаками справедливость наводить нельзя, то про таких она думает, что они трусы, и дразнится. Мне такие люди не нравятся. Какое у нее утром было настроение, я не знаю. Я вообще стараюсь не обращать на нее внимания».
Свидетельские показания Балабанчика: «Честное слово, я не знаю, где она, она мне ничего не говорила. Утром она была задумчивая, я сразу заметил, но не спрашивал почему. Она все равно бы не сказала, потому что скрытная. Она — настоящий друг, всегда придет на помощь. Она смелая, ничего не боится. И вообще, ей не повезло, потому что она хотела бы родиться мальчишкой».
Свидетельские показания первоклассника Овечкина: «Аня хорошая, за всех заступается. Она никогда просто так не дерется, а всегда по справедливости! Врагов у нее нету, а лицо утром было печальное».
Свидетельские показания Моти: «В последний раз я ее видел, когда дал ей графин. Она странная: то смеется, а то вдруг замолчит и ни с кем не разговаривает. С ней надо по-хорошему, потому что Анька — ужасно упрямая, любит вредничать. Но на самом деле она добрая».
Свидетельские показания Верочки: «Настроение у нее утром было обыкновенное. Она глупая, ведет себя как мальчишка, а девочек презирает, говорит про них, что они все дуры и что у них в голове одна любовь. Это она потому, что сама — некрасивая и мальчики не обращают на нее внимания. Кто в нее, в такую, влюбится!»
Свидетельские показания Вадика Березина: «Когда я уже переоделся и шел в гримировочную, то увидел, как Елькина бежит изо всех сил… Ну, будто за ней кто-то гонится. Только никакого графина у нее в руках не было…»
НЕЗНАКОМЕЦ В ЧЕРНЫХ ОЧКАХ
Вовка Гусев, в папиных валенках и тулупе, наконец дохромал до Дома пионеров.
На ступеньках, сунув руки в карманы, мрачно стоял высокий усатый человек, одетый не по-нашему. На нем была огромная, словно надутая, черно-оранжевая куртка, черные кожаные джинсы, заправленные в черно-оранжевые сапоги-луноходы. Лицо этого человека скрывали черные очки.
Мрачный этот человек выглядел загадочно, как космонавт, не хватало только гермошлема…
«Иностранец, наверно», — решил Вовка, проходя мимо.
— Эй, пацан, ты в Дом пионеров идешь? — спросил вдруг незнакомец на чистейшем русском языке.
Голос его отчего-то показался Вовке ужасно знакомым.
Вовка кивнул, а человек в черных очках обрадовался, наклонился к Вовкиному уху и прошептал:
— Окно на третьем этаже у пожарной лестницы знаешь?
Вовка, разумеется, знал.
— Слушай, пацан, открой его, а? А я тебе за это… — Незнакомец торопливо полез в карман и вынул пластик жевательной резинки в желто-зеленой обертке, явно заграничной.
«Все-таки иностранец, — подумал Вовка. — Сразу жвачку сует, привык, что у них там ничего бесплатно не делается… Интересно, где это он так говорить по-нашему насобачился? Может, шпион?..»
Вовка пристально посмотрел иностранцу в глаза, да только разве их разглядишь за темными стеклами… И вот что странно: все-таки лицо этого человека показалось Вовке Гусеву знакомым… Даже, можно сказать, родным! Такое симпатичное, смелое, усатое лицо. Хотя Вовка мог поклясться, что никогда в жизни с этим человеком не встречался… И в общем, сразу стало ясно, что человек с таким открытым, отважным лицом быть шпионом никак не может. Только непонятно, почему ему надо лезть через окно. Впрочем, мало ли что… Наверно, тут какая-то тайна…
У каждого человека есть своя тайна, Вовка это недавно понял. Может, это и не очень заметно, но если приглядеться, то обязательно поймешь: тайна есть у каждого. С некоторых пор Вовка этим и занимался: приглядывался к людям и открыл для себя много нового. Но Вовка был молчун и никому об этом не сказал. Ведь не всякий обрадуется, поняв, что ты кое о чем догадываешься.
— Ну, о'кэй? — спросил незнакомец на иностранном языке.
То есть просто окончательно запутал Вовку: иностранец он или нет?
На всякий случай Вовка ему тоже ответил по-иностранному:
— О-о-ол райт!
— Только никому ни слова! — попросил человек в черных очках.
Но этого он мог и не говорить.
МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ
— Вы, конечно, уже все убрали на сцене? — вздохнул Сергей Борисович.
— Не успел еще… — виновато отозвался Мотя. — Я сейчас мигом!
— Ни в коем случае! — всполошился директор. — Вы с ума сошли прибирать место преступления! Это же замечательно, что вы еще там ничего не трогали!
На месте преступления было пусто, только в кулисах кто-то выстукивал одним пальцем на рояле: чи-жик-пы-жик-где-ты-был… Но директор даже не сделал безобразнику замечания — некогда, некогда, делом надо заниматься…
Он тщательно исследовал место преступления. Там по-прежнему поблескивали осколки графина: мелкие, покрупнее, а горлышко ос