талось целым и лежало прямо в центре сцены.
«Это как же надо было грохнуть, чтоб оно туда отлетело… — покачал Сергей Борисович головой. — Явно, явно тут происходила борьба…»
— Сергей Борисович, — позвал Мотя из кулис, — глядите, что тут!..
Чуть в стороне от места преступления лежала пуговица средних размеров, светлая… Вырванная, что называется, «с мясом».
Сергей Борисович поднял ее, оглядел и вздохнул: в светлом костюме ходил только один человек в Доме пионеров — режиссер Еремушкин. А подозревать режиссера Еремушкина, согласитесь, просто нелепо!
А кого подозревать?
В том-то все и дело, что подозревать вообще некого!
Вот и разбирайся, Сергей Борисович: подозревать некого, а человек пропал!
ДИРЕКТОР ПОЕТ ПЕСНЮ
Бывает же такое: живешь-живешь да вдруг и вспомнится тебе ни с того ни с сего что-нибудь из давних, позабытых лет… Например, как мама сидит у окна, подперев щеку ладонью, и смотрит на улицу. То ли ждет кого-то, то ли просто задумалась… Когда это было? Когда-то… Давно-давно… И ничего не вспоминается больше, а только тихое, светлое мамино лицо…
А Сергею Борисовичу вспомнилась песня, которую он пел в детстве.
Коричневая пуговка валялась на дороге,
Никто не замечал ее в коричневой пыли…
Очень она тогда ему нравилась, там было про то, как один мальчик проявил бдительность и помог задержать шпиона…
«Как там дальше?» — стал припоминать директор.
Но мимо по дороге прошли босые ноги,
Босые, загорелые, протопали, прошли!
«Смотри-ка… Ведь помню! — удивился он. — А ведь, в сущности, совершенно дурацкая песня, и чего я ее пел?..»
И он тихонько запел дальше:
Ребята шли купаться веселою гурьбою,
Последним шел Алешка и больше всех пылил.
Нечаянно ль, нарочно ль — и сам не зная точно,
На пуговку Алешка ногою наступил.
Сергей Борисович оглянулся: не видит ли кто, как он вышагивает по коридору, отчаянно размахивая руками в такт песне… Слава богу, никого!
Он поднял эту пуговку и взял ее с собою,
Но вдруг увидел буквы нерусские на ней…
К начальнику заставы ребята всей гурьбою
Бегут, бегут дорогою — скорей, скорей, скорей!
«Просто ерунда какая-то!» — нахмурился директор, но остановиться уже не мог и допел до конца: про то, как встревожился начальник заставы и велел седлать коней, как враг был пойман, а шпионская пуговка с тех пор хранилась в Алешкиной коллекции: «Ему за эту пуговку всегда большой почет!..»
«Вот какие глупые песни пел я в детстве… — покачал директор головой, да вдруг и вспомнилось, как зелено, как солнечно и счастливо там было, там, там, давным-давно, в детстве, когда он мечтал поскорее вырасти и ловить опасных преступников, чтоб не мешали жить хорошим людям. — Куда же все девалось? Почему я вырос такой несчастный?.. За что? Я учился хорошо, меня хвалили, мне грамоты давали… Почему, ну почему же, когда я вырос, все стало так плохо? Почему мне так скучно жить?..»
ЧЬЯ ЭТО ПУГОВИЦА?
Сергей Борисович стоял посреди коридора, сжимал в кулаке пуговицу от Михал-Палычева пиджака, и было ему так себя жалко, что хоть плачь!
Пожалуй, не появись Михаил Павлович, он бы и заплакал, потому что это только дети думают, что взрослые не плачут. На самом деле это не совсем так.
— А я вас ищу, голубчик, — сказал Михаил Павлович. — Где у нас висит… Такое, знаете ли… Не помню, как оно называется. Ну, картинка такая, на которой стрелочками показано, кто куда бежит, если загоримся…
— Это называется «План эвакуации детей и сотрудников в случае пожарной опасности», — уточнил Сергей Борисович и подумал с горечью: «Ну, конечно, разве можно со мной разговаривать о чем-нибудь таком… человеческом! Только о „Плане эвакуации“!» И сказал: — А висит он на каждом этаже. Ближайший — в библиотеке.
— Большое спасибо! — поблагодарил Михаил Павлович. — А местоположение пожарных кранов на нем указано?
— Разумеется, — кивнул директор, удивленно взглянув на Михаила Павловича. — А вам зачем?
— Просто так, — беззаботно отвечал тот. — Исключительно на случай пожара…
Он пошел, а директор стоял и смотрел ему вслед, да вдруг и вспомнил про пуговицу.
— Товарищ Еремушкин! — крикнул он. — Вы пуговицу потеряли!
— Какую пуговицу? — оглянулся Михаил Павлович, и только тут директор заметил, что все три пуговицы Михал-Палычева пиджака на месте…
— Извините… — растерянно сказал он. — Значит, это не ваша…
— Не моя! — подтвердил Михаил Павлович.
А чья?!
Кто затаился на пустой, темной сцене?
Кто заманил туда Елькину Аню?
И зачем?
Что там произошло?
И где она теперь?
Ответа не было. И все запутывалось тем, что никакие посторонние взрослые проникнуть в Дом пионеров не могли, ведь у входа на посту стоял грозный вахтер Мадамыч!
ПОЧЕМУ ОН СТАЛ ТАКИМ?
«План эвакуации» был большой, цветной. А под планом сидела и безутешно плакала Юля.
— Ну, будет, будет… — уговаривал ее Михаил Павлович. — Видишь, вернулся же.
— Не хочу его видеть… — плакала Юля.
— Ничего… — вздохнул Михаил Павлович. — Может, еще не поздно, может, поймет еще…
— Ну почему он стал таким, Михаил Павлович?.. — сквозь слезы спросила Юля. — Он же раньше другой был…
Юля и Павлик дружили с детства. Они вместе прибегали на репетиции, вместе уходили. Павлик писал Юле записки, если у них репетиции были в разное время. Куда он их прятал, уже известно… И был тогда Павлик веселый, добрый, мечтал стать актером…
Ах, как они гуляли допоздна по своей улице, заросшей липами, и мечтали о той поре, когда вырастут и всю жизнь будут вместе. Вместе жить. Вместе работать в театре.
Они кончили школу, поженились. Павлик поступил в театральное училище. А Юля пошла работать в библиотеку. Потому что стипендия у студентов маленькая, трудно на нее прожить. Вот Юля и решила, что, пока Павлик учится, она поработает. И Павлик согласился. Он поцеловал Юлю и сказал:
«Это только пока. Вот кончу училище, начну работать, тогда ты тоже поступишь!»
Но когда Павлик кончил училище, его пригласили сниматься в кино. Он поцеловал Юлю и сказал:
«Ну потерпи еще немного. Сама понимаешь, для меня это очень важно…»
От так и сказал: «для меня». Не «для нас». Что-то с ним случилось такое, непонятное… Он начал думать только о себе и о том, какой он замечательный и талантливый… Конечно, он знал, что у них с Юлей скоро родится сын, знал, что Юле трудно будет одной, но ему очень хотелось сниматься в кино…
А Юля обиделась на Павлика. Вот какая вышла история: Павлик приехал, а она его видеть не хочет!
— Звонил мне утром, — вздохнул Михаил Павлович. — В гости просился…
— А вы?
— Я… — Михаил Павлович нахмурился, покачал головой. — Сказал, чтоб ноги его тут не было. И на входе предупредил, чтоб не пускали… Пусть помучается…
СЕРГЕЙ БОРИСОВИЧ ИДЕТ ПО СЛЕДУ
Перед самым началом второй елки директора Дома пионеров разыскал Яша Айрапетян и сообщил следующее:
— Несколько дней назад Аня сказала мне, что за ней следит какой-то человек. Он везде ходит за ней и делает вид, что оказался тут совершенно случайно. Человек этот среднего роста, одет во все черное и говорит с едва заметным иностранным акцентом. В общем, ясно, что Аню Елькину похитили иностранные шпионы…
— Че-го? — потрясенно спросил Сергей Борисович.
В общем, ясно, что Яша Айрапетян совершенно заврался! Какие еще шпионы?! Зачем им похищать Аню Елькину? И потом, что же: одет шпион во все черное, а пуговица у него — светлая? Глупости какие! Так не бывает!
Нет, не поверил Сергей Борисович в сказку про шпионов. Но все-таки слова Айрапетяна чем-то его очень насторожили. Он и сам долго не мог понять — чем. Ушел в дальний коридор, где было пусто и тихо, и все думал, думал. И наконец додумался. Уж больно странно ведет себя Айрапетян в последнее время, вот в чем дело!
Ушел из кружка ракетостроения ни с того ни с сего.
Ни с того ни с сего записался в пионерский театр.
Зачем-то нынче утром запустил ракету.
И вот еще сочинил нелепейшую небылицу про шпионов. А зачем? Слишком много во всем этом загадочного, настораживающего, не так ли? Должна, должна быть причина!
«Начнем с самого последнего, — решил директор. — Айрапетян сочинил про шпионов. С какой целью?»
А чего тут долго думать! Чтобы сбить со следа!
«Но не Айрапетян же похитил Елькину! — испуганно думает Сергей Борисович. — Или… или он — соучастник?»
Директор представил себе Яшу, маленького, тихого, сутулого… Неужели Айрапетян что-то знает?
«Нет, надо немедленно как следует поговорить с этим загадочным мальчиком!» — решил директор и торопливо отправился за кулисы. Елка уже началась, в коридорах и в фойе было пусто. Сергей Борисович поспешил и вдруг чуть не растянулся на паркетном полу: у него развязался шнурок… Он наклонился, чтобы устранить этот беспорядок, да так и замер, чувствуя, что волосы у него встают дыбом…
На полу, на желтом паркете, темнели капли крови…
Они отпечатались не частой, но отчетливой цепочкой.
— Что это?.. Как это?.. — едва выговорил Сергей Борисович, поднимая голову и глядя вдаль, в коридоры, куда вели красные точки…
И вполне можно представить, что почувствовал он, увидя там высокую темную фигуру, которая, крадучись, удалялась…
— Стой! Стрелять буду! — с отчаянием крикнул Сергей Борисович, хотя стрелять ему было не из чего.
Темная фигура метнулась в соседний коридор и скрылась, пропала. Ни секунды не раздумывая, безоружный директор бросился за нею…
Часть втораяПОЖАРНЫЙ КРАН № 1
И плакать, и смеяться, не замедлив,