…Окутанная голубым свечением Земля, единственная планета в Галактике, на которой существовала любовь, планета, обитатели которой ничего не знали о своей уникальности, мирно продолжала движение по Млечному Пути.
Легенда о городском ангеле
– Ты кто?
– Я – ангел.
– Ангелов не бывает, – я отрицательно покачала головой. Странный какой-то.
– Но я же есть! Вот, смотри.
Он сказал «смотри», но протянул мне руку. Ладонью вверх.
Я пренебрежительно хмыкнула – крыльев-то за спиной нету! Тоже мне, серафим выискался.
– Возьми меня за руку, не бойся.
Бояться? Мне – бояться? Я уже давно ничего не боюсь…
Снова захотелось плакать. Проглотив внезапно появившийся в горле комок, подумала, что у этого человека удивительный взгляд. Эх… Молодой же совсем парень. Чуть растрепанные длинные темные волосы. Невысокий, красивый. Красивый! Одет прилично. Что, такому больше познакомиться негде? И – не с кем?
Я постаралась оторвать взгляд… глупо как – оторвать взгляд… от его лица. Не смотреть. Не смотреть в глаза. Не разговаривать. Никогда не разговаривать с незнакомцами! Хватило одного раза… Тем более, в подворотне.
Вернее, не в подворотне, конечно, а во дворе какого-то дома, куда я свернула, чтобы покурить. Покурить… Во сказанула. Одна сигарета, вторая… третья… пока тошнить не начнет.
И тут появился он.
Поначалу показалось, что у меня попросту поехала крыша – стою и сквозь пелену злых слез смотрю на приближающуюся ко мне фигуру, светлую, чуть блестящую – что-то сверкает над головой мужчины, да и вокруг тела, повторяя линию плеч, рук, тянется сияние. Звездно-рассыпчатое, словно Млечный Путь струится и растворяется в сгущающихся сумерках маленькими гаснущими искорками. Белыми.
Бред, галлюцинация. Он – мой бред! Или, может, маньяк? Рановато для маньяка.
Я горько усмехнулась. Как в том анекдоте – не с моим счастьем. Хотя нет. Не стоит второй раз искушать судьбу. Весна, вечер. Хотя… никого нет вокруг, только я – и он. Впрочем, все равно.
Снова затянулась, глядя на молодого человека. А в его глазах, даже на расстоянии – тепло. Может, так смотрит удав на кролика?.. Но мне почему-то становится легче. Хочется бросить сигарету, но я усилием воли, нет, собственного идиотизма, делаю еще одну глубокую затяжку. В надвигающейся темноте тлеющий кончик сигареты кажется красноватым глазом некого невидимого чудовища.
В этот момент голова начала кружиться, и я почувствовала, что сознание уплывает куда-то… и когда мир вокруг начал меркнуть, успела увидеть близко-близко его глаза – карие, с искорками на радужке – словно со звездными вкраплениями. Такие добрые, как будто все понимание мира сосредоточилось именно в них. А за спиной молодого человека я успела разглядеть нечто белое, словно ветер наполнил его плащ своим дуновением, и тот сбился в подобие крыльев.
Морок исчез, в голове посветлело. Когда парень подошел поближе, никаких крыльев, конечно, не было.
Так я познакомилась с ним, с моим ангелом. Посреди пустого и безразличного города. Впрочем… город всегда был таким. Ему никогда не было дела до меня. Ни тогда, когда я лежала в больнице, пытаясь осознать то, что случилось. Ни тогда, когда я напивалась до беспамятства, переживая глубочайшую депрессию и потерю того, кто был мне дороже целого мира, но который не верил, что я ни в чем не виновата. Но я же была не виновата! Такое могло произойти с любой, с любой! Но почему-то случилось именно со мной.
Городу не было дела до меня – ни тогда, когда я снова лежала в больнице, решившись на выскабливание. Этот ребенок не должен был появиться на свет. Это дитя не было желанным. Это существо вообще не должно было зародиться в моем теле – дети плод любви, не насилия…
Городу не было до меня дела. Я мучилась, физически ощущая осуждение медперсонала – ах, ну и что, сколько таких, как вы, рожают, и ничего! Ничего… но я – я не хочу… я ненавижу его – это еще ничего не смыслящее существо, но уже умудрившееся разрушить мою жизнь. Так – не хочу.
Никто не видел, как я плакала по ночам. Никому не было до меня дела. Даже тогда, когда я, стоя на крыше девятиэтажки, вырвавшись из внезапно ставшей такой душной и тесной квартирки, чувствовала дичайшую пустоту внутри – боги, я же хотела детей! Троих! Но – от него… теперь ни его, ни детей… у меня никогда не будет детей… Почему я не родила того?.. Не могла… ненавидела… себя – ненавидела… может, ребенок был и не виноват?..
Поздно.
Я стояла на самом краю, и голова кружилась – но не могла сделать шаг. Вопреки всему я, оказывается, все еще хотела жить. Что-то меня удерживало – здесь, в этом мире. Хотя, казалось, не могло удержать уже ничего. Я больше не верила ни в ангелов, ни в дьяволов – ни во что и ни в кого… Не верила ни в любовь, ни в счастье, ни в сказки. Впрочем, в сказки можно было верить – только в жизни у них, знаете ли, не бывает счастливых финалов.
А потом я очнулась метрах в пяти от края.
…Точно помню, помню нежные руки и – провал. И я очнулась в безопасности, а на душе почему-то было легче. Помнила, меня окутало чем-то теплым, невесомым. Почему-то больше всего в память врезался образ лебединого крыла.
И я рыдала. Рыдала, словно у меня кто-то умер. А впрочем, на тот момент умерла я сама – умерла и возродилась. Странно, эта новая «я» отчаянно хотела жить! Вопреки сломанной судьбе, потерянной, предавшей, растоптавшей меня любви – о, если б он просто ушел к другой! Все было бы проще. Но… Он ушел – от меня. Такая не нужна…
Но это было уже не важно.
На тот момент я потеряла работу. Не было семьи… они далеко, а я не вернусь. Туда – не хочу… так – не хочу, раздавленной, униженной – не хочу… дурочка же, скажут. Уехала покорять большой город… вот они, огни большого города.
Прямо передо мной. Внизу и вокруг, сколько глаз хватит.
На город опускалась ночь. Она была бархатной, обволакивающей. А я все сидела на крыше, подтянув коленки к груди, спрятав в ладонях лицо, и рыдала так, что, казалось, в организме вот-вот случится обезвоживание. Не думала, что слез может быть столько.
Но они закончились. И, шатаясь, я поднялась и пошла вниз.
По лестнице. Нет, вру. Я еще раз подошла к краю – посмотрела туда, в черную глубину, куда еще совсем недавно вроде как хотела сигануть… даже наклонилась немного.
Странно. Я ведь прежде боялась высоты. Сейчас смотрела и понимала, что больше страха нет. Кажется, я не боюсь уже ничего.
С того момента все изменилось.
Я выжила. И еще. Стала совсем другой.
Куда-то исчезала милая девочка с нежным и открытым взглядом, куда-то пропала наивная глупышка, уступив место язвительной нахалке с выжженным сердцем. Избито? Ну и пусть. Я пожимала плечами и шла своей дорогой. Нет, не по трупам. Но по головам – точно. Чем ниже я опускалась в принципах, тем лучше становилась моя жизнь.
Тогда, на следующий день после памятного вечера на крыше, на последние деньги я купила новое платье, туфли на высоченных каблуках и сделала прическу. Макияж мне тоже сделали в салоне. А ночью… ночью я впервые продала себя.
Он обвинил меня в том, что я шлюха – что ж, надо было оправдать его слова.
Мне просто нужны были деньги. Да, я рисковала. Но тот, кто оказался со мной, на счастье не был маньяком или насильником… Или… или меня просто кто-то хранил.
Этой ночью, ложась в чужую постель, я боролась с омерзением, мое тело протестовало! Так нельзя! Но это даже сыграло мне на руку. Мужчина остался доволен. Он хотел встретиться со мной снова, но нет. Не для этого я отдала себя сегодня. Просто хотела расстаться с той, кем была когда-то. Незнакомый мужчина обладал мной, был внутри меня… Отвратительно. Но таким образом я вытравила из своего тела остатки нежности, веры в добро и чудо.
Грязь, мерзость и похоть. Кругом грязь и похоть. Мужчины заправляют всем, мужчины используют женщин, а потом выбрасывают. За ненужностью. Как вещь. Как грязную тряпку, которую не имеет смысла стирать. Проще взять новую. В истинности этих избитых слов я убедилась, как никто.
Я не хотела быть тряпкой. Хотела жить – зло, отчаянно, и командовать если не этим миром, то по крайней мере собой. И больше никому не подчиняться. Больше не существовать ради кого-то. Просто жить. И тогда, той ужасной ночью, слыша над собой тяжелое дыхание мужчины, чувствовала странное удовлетворение. Поняла, что тело – инструмент. Больше у меня ничего нет. Доброта и нежность… они никому не нужны. Значит, спрячем их, сложим в шкатулку, закроем на замок – пусть полежат до лучших времен. Кто знает, как повернется. Хотя… нет, лучше выбросить все это с моста в реку. Вместе с ключом. Образно, конечно.
Чуть позже, с помощью мужчин, я получила работу. Продвинулась по служебной лестнице. Нет, сыграли роль не только хорошая фигура и красивые глаза. Я все-таки оказалась неплохим специалистом. Ну и что, что мне приходилось раздвигать ноги – я же научилась делать это профессионально, отбросив сомнения и забыв, что такое стеснительность. Продвигаться и раздвигать – слова, близкие по значению и по смыслу. Одно подразумевает другое. Ах, кого-то из-за меня уволили? Мне плевать. Никто никогда не жалел меня – почему я должна это делать?
И не жалела. Говорили, что я зла. Что жесткая и у меня нет сердца. Ну конечно, нет. Откуда ж ему взяться-то? А когда я смогла обходиться без мужской поддержки, то стала только своей. И больше ничьей.
Все-таки меня кто-то хранил. Иначе бы ничего не получилось.
А потом, однажды, я услышала наивную сказку про… нет же, ерунда какая.
В общем, говорят, в городах существуют свои ангелы. Они не такие, как небесные, – у этих другие обязанности. Вернее, другие методы. Городские спасают тех, кто отчаялся, тех, кто разуверился в Ангеле-хранителе. Ведь если человек больше не верит в своего ангела, тот не может ничем помочь. Нет, ангел старается, старается как может, у него так много сил! Но когда человек теряет веру, понемногу ангел слабеет и становится беспомощным.