Пойти решили все вместе. Потому что почему бы и нет. Даже не пришедших до сих пор в себя было лучше взять с собой.
Мы с Арианией в любом случае отправились бы. Я как способный понять, о чём говорили аборигены, она — как подстраховка на тот случай, если жрец решит нас выдать. И лучше было забрать этих сонь, чтобы иметь возможность защитить их в случае чего, чем оставлять их в каком-нибудь схроне и постоянно волноваться, не случилось ли чего.
Для более внушительного вида снова увеличившись до размеров самого жреца, я опустился перед ним, сидевшим, прислонившись к дереву.
— Мы согласны на твоё предложение о переговорах. Но, чтобы у тебя не было соблазна нас предать, мы все отправимся с тобой, спрятавшись в твоих перьях. Если я замечу, что ты ведёшь себя подозрительно, подаёшь какие-то условные знаки, используешь нестандартные фразы, в общем заподозрю подставу, то мы тут же атакуем. И ваш Осколок очень вероятно лишится ещё одного главного святителя. Понял меня?
— Мне идти разговаривать с ним в таком виде? — прошепелявил жрец.
— Хорошее замечание, — кивнул я, кладя руку ему на лоб и активируя мировые приказы исцеления. — В какой город ты пойдёшь?
— Думаю, в Винельраунд, — ответил тот сквозь сдавленное шипение. Сращение сломанных скул, рассасывание гематом и тем более отрастание новых зубов было, возможно, не таким болезненным, как восстановление внутренних органов, но тоже тем ещё удовольствием. — Ди’Вав — наш главный святитель, всегда презирал Чу’Лима — их главного святителя, за его стремление решать все вопросы исключительно словами.
— Считаешь, что этот Чу’Лим быстрее других согласится на наши условия?
— Да. К тому же Ди’Вав отправил где-то две трети беженцев в Фирианраунд, а треть в Винельраунд. Так что, когда я туда прибуду, Чу’Лим уже будет знать, что произошло. И, если я приду к нему, он точно поверит, что Ди’Вав мёртв. Чтобы избавиться от вас он обязательно согласится.
— Надеюсь, что будет именно так, — кивнул я. — А что насчёт двух других главных святителей? Если вдруг что, какие наши шансы убедить их?
— Мо’Кан — главный святитель Фирианраунда, всегда был очень воинственным. Он первый за много лет, кто решился организовать экспедицию к Пустым Землям, первым ударить по Диким, критиковал Ни’Муна, своего предшественника, когда тот говорил, что нужно прекратить даже пытаться похищать людей из Ложного Мира. С Ди’Вавом они в этом сходились, хотя Мо’Кан всё-таки был за более осторожный и рациональный подход, тогда как Ди’Вав даже не пытался ничего планировать и пёр напролом. Но если Мо’Кан узнает о вас, он точно не согласится ни на какие переговоры.
— И он — сильнейший из четверых главных святителей?
— Да. Фирианраунд охраняют две пары Тотемов, так что и их святители сильнее нас, и Мо’Кан за счёт большего количества ритуалов давно обогнал Ди’Вава и остальных по силе.
— Неприятно. А что насчёт последнего? Главного святителя Гарвамраунда?
— Ро’Сук — делец и бабник. Если он поймёт, что от вашего пребывания в Осколке он будет терять деньги и женщин, то тоже обязательно поможет.
— Это хорошо, будет запасной вариант. Ну, как себя чувствуешь?
— Нормально, — кивнул жрец.
Звали его Со’Мон, после того, как я выбил из него первую агрессию и дурь, он оказался даже довольно адекватным персонажем.
Было очевидно, что он невероятно зол на нас за то, что мы сотворили с Изельграундом, его Тотемами и святителями. Но, немного успокоившись и взглянув на ситуацию с нашей точки зрения, он, в отличие от жреца кракена, выбрал содействие.
Впрочем, оно и не удивительно, ведь он был уже пожилым истинным человеком, старейшим из пятёрки святителей Изельграунда, ему было почти сто сорок лет. Сорок местных лет, каждый из которых равнялся где-то тридцати привычным мне.
Хотелось верить, что жизненный опыт четырёх с лишним тысячелетий поможет ему не натворить глупостей.
— Ну, тогда поднимайся, — я подал знак Ариании, тут же распутавшей сдерживавшие Со’Мона лианы. — Поймёшь, как отсюда добраться до Винельраунда?
Великан в ответ лишь хмыкнул.
— За свои годы я исходил весь Осколок, не считая разве что Пустых Земель, вдоль и поперёк. Я нигде не заблужусь.
— Хорошо, — кивнул я, начав уменьшаться.
Став снова эльфом, я запрыгнул Со’Мону на голову и удобно устроился, взявшись за основание одного из его перьев. Остальные вскоре последовали моему примеру, а спящих уложили в рядочек, привязав их к голове магией.
— Устроились? — даже с какой-то заботой в голосе поинтересовался великан.
— Давай, двигай! — крикнул я.
Не став спрашивать дважды, Со’Мон сорвался с места и побежал обратно в сторону Изельграунда.
Насколько я успел узнать, территория Осколка была достаточно большой. Больше, чем я думал изначально, где-то в одну сотую от площади Единства.
Даже с учётом того, что для великанов оно должно было быть куда теснее, в теории им было бы несложно заселить его как минимум миллионным населением.
Проблема была в том, что со времён до Краха осталось только четыре города: Изельграунд, Гарвамраунд, Винельраунд, бывшие почти одинаковыми, и четвёртый, чуть больший по размеру — Фирианраунд.
При этом на территории Осколка не осталось ни месторождений камня, из которого можно было построить ещё дома, ни рудников, где можно было бы добыть хотя бы какое-то железо.
Фактически единственными инструментами, доступными аборигенам, были те, что сохранились со времён до Краха. И, возможно, этого бы даже хватило.
Но один из правителей древности оказался настолько альтернативно одарённым, что на полном серьёзе объявил всё наследие старой эпохи «предметами ереси». Он приказал собрать инструменты, книги, магические артефакты, даже домашнюю утварь, отнести это всё в Пустые Земли — так называли область, граничащую с серой пустотой, и сбросить всю «ересь» в эту самую пустоту.
Единственным, что осталось со времён до Краха, были доспехи, которые были на его войске, и копья, которыми это войско было вооружено. Вскоре после этого его убили и свергли, и с тех пор у четырёх городов больше не было единого правителя. Но вернуть вещи, выброшенные из этого мира, уже было невозможно.
Произошёл стремительный спад практически во всех сферах жизни. Без мотыг, кос и плугов стало невозможно нормальное земледелие. Без лопат, топоров, молотков и пил — строительство.
Аборигенам даже огонь разводить стало сложно, так что мясо немногочисленных местных зверей они не жарили, а вялили, благо света десяти солнц для этого было более, чем достаточно.
Можно было, конечно, использовать совсем примитивные методы вроде лепки кирпичей из глины и соломы и высушивания их на солнце. Но дома и стены из таких кирпичей были куда менее прочными и не могли выдержать нападений Диких, так тут называли диких монстров.
Лишь в четырёх городах, окружённых полноценными крепостными стенами, было возможно держать оборону. Потому, собственно, за неизвестное количество лет в Осколке так и не появилось ничего, кроме четырёх «раундов».
И потому их население оставалось примерно на одном уровне. Проблему же лишних ртов решали банально жертвоприношениями.
Слушая Со’Мона, я не мог не задуматься о том, какой из миров был по-настоящему истинным. По крайней мере на месте главных святителей я бы изо всех искал способ привести Осколок к разрушению, чтобы вывести всех из этого адского заповедника в пусть ложный, но не ограничивавший сотни и тысячи поколений своих обитателей, мир.
Несмотря на свой возраст, бегал Со’Мон очень быстро, и это ещё мягко говоря. Сто тысяч километров обратно до Изельграунда преодолел всего за пару часов.
Правда, в его пользу работало то, что здесь сопротивление воздуха было куда ниже, гравитация — выше, а почва — плотнее. но всё равно сорок скоростей маха не в полёте, а просто бегом — это было сильно.
В пути очнулись Тарканд и Герта, которых мы смогли ввести в курс дела уже куда более спокойно.
В Изельграунд Со’Мон вбегать не стал. Когда стены города показались на горизонте, свернул влево и продолжил бежать на условный запад.
Со сторонами света тут было сложно. Десять солнц двигались по спирали вокруг зенита, сначала плавно подходя к нему и почти сливаясь воедино в полдень, а потом расходясь в стороны. Так что хоть как-то сориентироваться по ним было совершенно невозможно, оставалось только запоминать.
К счастью, Со’Мон, похоже, ни капли не юлил, сказав, что знал Осколок как свои пять пальцев. Через полчаса прямо по курсу показались ровно такие же, как те, что мы только что видели, стены Винельраунда.
Ещё через пару минут жрец феникса уже подходил к воротам.
— Со’Мон⁈ — раздался со стены чей-то удивлённый голос. Из-за парапета высунулась голова в шлеме. — Ты живой!
— Привет, Иля! — махнул рукой жрец.
— Ил’Вам, — недовольным голосом с нотками обиды в нём поправил стражник.
— Уважаемый Ил’Вам, — усмехнулся Со’Мон. — Мне нужно срочно поговорить с Чу’Лимом! Впустите меня, будьте так добры!
— Что произошло в Изельграунде? Правда, что крохи из Ложного Мира очнулись и устроили резню? — рядом с первой показалась другая голова, на этот раз не человеческая, а львиная.
— К сожалению. Та’Тук переборщил с подготовкой, был слишком взбудоражен первым за много лет жертвенным ритуалом. И крохи успели проснуться.
— Ублюдки! — прорычал стражник. — Но если ты здесь, значит вы с ними справились? Беженцам можно возвращаться?
— Я должен поговорить с Чу’Лимом.
— Понятно, — вздохнул львиноголовый. — Дела больших людей, не для таких, как мы. Проходи, конечно. Главный святитель в храме, с беженцами.
— Спасибо!
Ворота распахнулись и Со’Мон вошёл в город. Держался он отлично и играл на уровне. И не снизил планку ни пока шёл по улице, отвечая на вопросы горожан, ни когда вошёл в храм и был тут же окружён беженцами, ни когда осторожным намёком позвал главного святителя Винельраунда в комнату наверху.