Циарин бросался в атаку, но отскакивал, получив ответный удар. Семургдалион кружил, выискивая слабое место. Умса сковывал движения, но не мог полностью обездвижить. Понтифик… Понтифик все еще выжидал, его глаза бегали между мной и другими Байгу.
Внезапно все четверо синхронизировали атаку. Циарин — снизу, Семургдалион — сверху, Умса — спереди, Понтифик — сбоку. Я успел блокировать два удара из четырех.
Коготь феникса распорол плечо, пламенный клинок опалил бок. Но я не упал — лишь откатился назад, чувствуя, как новые мышцы напрягаются, готовясь к следующему рывку.
Я должен был завершить процесс, поглотив собственную голову, мозг и разум, но в текущих обстоятельствах это было невозможно.
Они снова приближались, но уже не так уверенно. В их движениях читалась усталость, в глазах — сомнение. Но мы все понимали: если все так продолжится, именно я не выдержу первым.
Я не собирался сдаваться, не мог этого сделать, продолжая получать удар за ударом и ощущать, как в теле остается все меньше энергии и сил. Но продолжал сражаться, уже сам не до конца понимая, зачем.
Все время боя я наблюдал за происходящим в реальном мире. За тем, как трескаются континенты и испаряются моря от наших столкновений. Но центр Оплота Вечной Тьмы, главный город Умсы, оставался относительно целым, защищенный его волей.
Впрочем, «относительно» в данном случае означало, что город не был мгновенно стерт с лица земли. А вообще-то разрушений там было предостаточно.
Дольше всех остальных зданий продержался огромный дворец тьмы, сложенный будто бы из огромных глыб обсидиана. Но и по его стенам в какой-то момент зазмеились трещины.
И, когда уже начало казаться, что противостояние с Байгу мне не выиграть, одна из этих трещин вдруг взорвалась изнутри. И тогда я увидел ее.
Мо.
Она стояла проломе стены, окутанная дымом, ее силуэт дрожал в горячем воздухе. Платье теперь висело лохмотьями, обнажая синяки и порезы на бледной коже. Ее обычно ухоженные волосы были спутаны, в них застряли осколки стекла.
Но глаза… глаза были живыми, широко раскрытыми от ужаса, и в них, также направленных в духовный мир, читалось одно — узнавание.
— Тим…
Ее голос, хриплый от дыма, прорезал вой битвы, грохот разрушающихся зданий и мой собственный стук сердца. В тот момент все остальное перестало существовать.
Гены поглотителей в моей крови взревели, заполняя сознание первобытным рефлексом — ЗАЩИТИТЬ. Мои мышцы, уже разорванные в десятках мест, напряглись с новой силой.
Кости, которые должны были давно рассыпаться в прах, скрипели, но держали. Я почувствовал, как трещины на моем теле начали пульсировать черным светом — последние резервы энергии, которые я берег для финального удара.
Я бросился вперед.
Каждый шаг отзывался адской болью — осколки костей впивались в плоть, кровь хлестала из открытых ран. Но я бежал. Бежал, как бежит смертельно раненный зверь, забыв обо всем, кроме одной цели.
Сзади раздался вопль Умсы:
— Остановите его!
Я почувствовал, как пространство растянулось, заливаемое чернотой. Воздух передо мной стал густым, как сироп. Увидел, как Циарин, принявший форму гигантского муравья, бросается в сторону Мо, его блестящий хитиновый панцирь отражал пламя горящего города.
— НЕ-Е-ЕТ!!!
Я рванул вперед с такой силой, что кожа на ногах лопнула, обнажив черные, покрытые трещинами мышцы. Время вокруг замедлилось до предела — я видел каждую пылинку в воздухе, каждую искру, каждый микродвижение врагов.
Я достиг Мо первым.
Развернулся, встал между ней и нападающими, широко расставив то, что осталось от моих рук — обугленные кости, торчащие из плеч, несколько сухожилий, все еще державших то, что когда-то было ладонями.
— НЕ ТРОНЕТЕ ЕЕ!!! — мой голос звучал как скрежет камней.
Умса уже подняла руку, и тьма сгустилась вокруг нас, принимая форму тысяч острых как бритва щупалец. Понтифик сжимал в руках шар пламени, который светился так ярко, что за ним было не видно его лица.
Я приготовился принять удар. Пусть разорвут на части. Пусть сожгут дотла. Лишь бы она…
И тогда в моем сознании всплыли слова, сказанные когда-то моим собственным голосом:
«Не поворачивайся спиной ни к кому.»
Почему я вспомнил это сейчас? Почему…
В последний момент я рванулся в сторону.
А потом почувствовал, как что-то вошло мне в спину.
Не холод оружия. Не жар магии.
Рука.
Теплая, живая рука Мо.
Она вошла в мою спину с хирургической точностью, раздвигая разорванные мышцы, ломая остатки ребер. Ее пальцы сомкнулись вокруг моего сердца — я почувствовал, как ее когти впиваются в бьющуюся плоть.
Я медленно, очень медленно повернул голову.
Мо смотрела на меня.
И улыбалась.
Не той дрожащей улыбкой, которой встречала меня после долгих разлук. Не той грустной улыбкой, которая появлялась, когда она волновалась.
А той улыбкой, какой улыбаются охотники, наконец загнавшие добычу в угол.
— Ты действительно думал, что это она? — ее голос звучал… неправильно. Слишком глубоко. Слишком знакомо.
И тогда я понял. Но было уже поздно.
Её лицо начало расплываться.
Кожа потекла, как воск от пламени, обнажая нечто гладкое и безликое под ней. Глаза — её прекрасные, тёплые глаза — сузились, затем растянулись, превратившись в холодные щели, полные пустоты. Волосы исчезли, рот перевернулся в вертикальную щель.
— Ничего личного, — сказал он её голосом.
Катрион.
Его пальцы сжались внутри моей груди, и я почувствовал, как что-то отрывается — связь с моим телом, с моей силой, с самим существованием.
Байгу и Понтифик замерли в отдалении, тоже явно шокированные происходящим.
— Ты сделал всё, что нужно, — продолжал он, и теперь его голос уже не был её голосом. Он звучал как скрежет металла, как шепот пустоты между мирами. — Последняя вещь, которую ты должен был мне принести. Сердце полубога… последний фрагмент мозаики.
Я попытался ударить его, но моя рука лишь дёрнулась в воздухе, беспомощная, как у побитой собаки. Кровь хлестала из раны, смешиваясь с потом и пылью разрушенного мира.
— Зачем… — я захрипел, чувствуя, как сознание начинает плыть.
Катрион вытащил руку.
В его пальцах пульсировало моё сердце. Оно было чёрным, будто обожжённое, но при этом сияло изнутри мощью, невероятной, ни с чем не сравнимой.
— Теперь я смогу переступить через границы, — прошептал он, явно любуясь трофеем. — Не только Содружество… не только Великие Души… всё будет моим.
Я рухнул на колени. Мир вокруг меня расплывался, но я всё ещё видел его жучиные холодные глаза.
— Ты… — я кашлянул, и брызги крови окрасили его сапоги. — Ты никогда… не видел её…
Катрион наклонился, будто хотел прошептать что-то на ухо.
— Нет. Она умерла еще когда эти идиоты ее похитили. Не выдержала перегрузки энергии, спасая твоих внучек. Но ты ведь поверил?
Его форма дрогнула, и он начал растворяться, как дым на ветру.
Я протянул руку — не к нему, а к тому месту, где только что было её лицо.
Не поворачивайся спиной ни к кому.
Голос Маалы прозвучал в голове, как похоронный звон.
Тень накрыла меня.
— Из-за тебя, — прошипел Умса. Его голос звучал, как скрип ржавых дверей в заброшенном склепе. — Он получил силу, которой не должно было быть.
— Надо было просто прикончить его. — проворчал Семургдалион. Пламя на его плечах взметнулось выше, вырисовывая в воздухе рунические символы.
Я хрипло засмеялся, и изо рта хлынула новая порция крови.
— А вы… думали… он вас… в расчет не брал?
Циарин двинулся быстрее, чем я ожидал. Его нижняя правая рука врезалась мне в ребра с хрустом ломающихся костей.
— Ты вообще понимаешь, что натворил? — его голос дребезжал, как рой разъяренных ос.
Понтифик молчал. Его пламя вело себя странно — то вспыхивало ярче, то почти гасло. Он смотрел не на меня, а туда, где секунду назад стоял Катрион.
Умса поднял руку. Тьма вокруг него сгустилась, превратившись в длинный, изогнутый клинок, который пил свет из окружающего пространства.
— Кончаем это.
Я закрыл глаза.
Не потому что боялся.
Просто больше не было сил их держать открытыми.
« ТИМ!!!» — мысленный вопль заставил меня вынырнуть из забытья еще на несколько секунд.
Сразу вслед за сообщением раздался оглушительный хлопок, и из образовавшегося портала вылетел Алистер. Он выглядел ужасно — его кожа была покрыта синими прожилками, глаза впали, из носа и ушей текла густо-черная кровь.
«Не время умирать, дружище!» — прохрипел он, хватая меня за плечи.
Я почувствовал рывок — нас обоих потянуло назад, в зияющий разрыв реальности.
— НЕТ! — взревел Умса.
Тьма и пламя слились в один сокрушительный удар.
Алистер уже втянул меня в портал, но объединенная атака трех Байгу и Мудреца настигла его.
Я лежал на спине, ощущая под собой холодную, неровную поверхность. Камень? Металл? Неважно. Важно было то, что я не чувствовал ничего ниже шеи.
Руки… где мои руки?
Я попытался пошевелить пальцами — ничего. Даже призрачного ощущения конечности, даже фантомной боли. Только пустота.
Ноги тоже.
Но боль… о, боль осталась. Она жила в каждом уцелевшем сантиметре кожи, пульсировала в разорванных мышцах, грызла обугленные края ран. Как будто кто-то влил мне в вены раскаленную сталь и теперь медленно шевелил ею внутри, не давая привыкнуть.
Комната — если это была комната — напоминала склеп. Низкий потолок из пористого черного камня, стены, покрытые мерцающими в полутьме рунами. Не теми, что использовали в Содружестве — эти были угловатыми, колючими, будто выцарапанными когтями. Воздух пах гарью и… медью?
Кровью. Моей или чьей-то еще?
Слева что-то горело. Я постарался повернуть голову. Получилось с трудом, позвонки скрипели, будто несмазанные петли. Пока поворачивался, огонь стал сильнее, и намного.