– Ренн, – сказал Фин-Кединн, и Торак, очнувшись от своих мыслей, вздрогнул от неожиданности. – Ступай прямо сейчас на стоянку и расскажи Саеунн об огненном опале.
– Но я хочу остаться! – запротестовала Ренн.
– Ступай. Мне нужно поговорить с Тораком наедине.
Ренн вздохнула и поднялась на ноги.
И Торак вдруг почувствовал, что ему очень важно, прямо-таки совершенно необходимо поговорить с ней до того, как она уйдет.
– Ренн, – тихо сказал он, отведя ее в сторонку, чтобы Фин-Кединн не услышал, – я должен кое-что рассказать тебе.
– Что еще? – сердито спросила она.
– Нечто очень важное, о чем я тебе никогда еще не рассказывал. Но непременно расскажу!
Он даже удивился, потому что Ренн не стала, как всегда, нетерпеливо закатывать глаза, а нахмурилась, помолчала, теребя тесемку своего колчана, и по-прежнему сердито буркнула:
– Ну и хорошо! В конце концов, у всех есть свои секреты. Даже у меня. – Потом лицо ее просветлело, и она с надеждой спросила: – Неужели это означает, что ты остаешься с нами?
– Я еще не знаю.
– Тебе надо остаться! Останься!
– Я вашему племени не подхожу. Я себя там чужим чувствую.
Ренн фыркнула:
– Ну и что? Я прекрасно знаю, что не подходишь! Но ведь ты и в любом другом племени себя бы чужим чувствовал, верно? – И она, сверкнув острозубой улыбкой, вскинула лук на плечо и быстро пошла прочь, петляя среди деревьев.
После ухода Ренн Торак и Фин-Кединн некоторое время сидели молча. Потом вождь племени встал, надел на прут крупного леща и подвесил его над алыми головнями – жариться. Торак продолжал сидеть в глубокой задумчивости.
– Ешь, – сказал ему Фин-Кединн, снимая рыбу с огня.
– Я не голоден.
– Ешь.
Торак начал есть и обнаружил, что прямо-таки умирает от голода. Он успел прикончить большую часть леща, прежде чем обнаружил, что сам Фин-Кединн почти ничего не съел.
С тех пор как Фин-Кединн спас их во льдах, они впервые оказались наедине. Торак вытер рот и спросил:
– Ты на меня сердишься?
Фин-Кединн неторопливо вычистил нож о снег и повернулся к нему:
– А почему я должен на тебя сердиться?
– Потому что я ушел искать Волка, не спросив твоего разрешения.
– Зачем же тебе мое разрешение? Ты ведь уже почти взрослый. – Вождь помолчал и сухо прибавил: – Именно поэтому, впрочем, тебе бы стоило вести себя соответственно.
Эти слова подействовали на Торака, точно ожог.
– Но как я должен был поступить? Я же не мог позволить Пожирателям Душ принести в жертву моего Волка! Не мог позволить им заполонить злыми духами весь наш Лес!
– Ты должен был вернуться и попросить меня о помощи.
Торак открыл было рот, собираясь протестовать, но Фин-Кединн одним взглядом остановил его.
– Ты выжил чудом, Торак. И потому лишь, что этого захотел Великий Дух. Но удача рано или поздно отворачивается от любого. Великий Дух просто перестает тебя замечать, даря свое благоволение кому-то другому. Тебе нужно жить в племени.
Торак упрямо молчал.
– А ну-ка скажи, – попросил его Фин-Кединн, – какие следы ты сейчас видишь вокруг себя?
Торак удивленно вскинул на него глаза:
– Что?
– Ты прекрасно меня слышал.
Торак был совершенно озадачен, но все же принялся перечислять. Глубокие, как бы с приволакиванием ноги, следы зубра. Несколько неровно отгрызенных веточек, явно оставленных благородным оленем. Едва заметные ямки в снегу, и в каждой на дне крошечная капля замерзшего помета – здесь ночевали, собравшись вместе, белые куропатки.
Фин-Кединн кивнул:
– Твой отец хорошо обучил тебя. Он научил распознавать следы, и благодаря этому ты всегда понимаешь, что говорит тебе Лес: ведь ты внимательно его слушаешь. А вот сам твой отец в молодости никогда никого не слушал! И всегда был уверен, что прав. Выслеживать, прислушиваться к голосу Леса – таким даром обладала твоя мать. – Фин-Кединн помолчал. – Возможно, так старательно обучая тебя, твой отец пытался предостеречь от ошибок, которые совершал в свое время.
Тораку тоже пришла в голову эта мысль.
– Если ты сейчас уйдешь, – продолжал Фин-Кединн, – то против троих колдунов, обладающих невероятным могуществом, тебе придется сражаться в одиночку. А одному тебе ни за что их не одолеть.
Волк, лежа на берегу, прикончил заячью лапу и теперь стоял, виляя хвостом своему отражению в воде – своей телесной душе.
Фин-Кединн некоторое время наблюдал за ним, потом сказал:
– Молодой волк может быть беспечно-храбрым. Испытывая уверенность в том, что может сам, в одиночку, завалить лося, он забывает, что лосю достаточно одного удара копытом, чтобы его прикончить. И все же, если у этого волка хватит ума немного подождать, он действительно со временем сможет завалить не одного, а многих лосей. – Он повернулся к Тораку. – Я не уговариваю тебя остаться. И не приказываю тебе. Я тебя об этом прошу.
Торак нервно сглотнул. Никогда прежде Фин-Кединн ни о чем его не просил.
А вождь племени Ворона наклонился ближе к нему и спросил с непривычной нежностью в голосе:
– Тебя что-то тревожит, мучает? Расскажи мне.
Тораку очень хотелось все ему рассказать. Но он не мог. А потому пробормотал лишь:
– Тот нож, который ты для меня сделал… В общем, я его потерял! Прости.
И Фин-Кединн, разумеется, по его лицу догадался, что это всего лишь отговорка.
– Ничего, я тебе другой сделаю, – сказал он и, опираясь на посох, встал. – Ладно, посторожи пока улов, а я поднимусь на холм и проверю ловушки. И вот что, Торак… Что бы там тебя ни мучило, что бы с тобой ни случилось, сейчас тебе лучше быть здесь, среди людей… среди своих друзей.
Фин-Кединн ушел, а Торак остался сидеть у костра, чувствуя, как татуировка Пожирателей Душ прямо-таки насквозь прожигает его парку. «Тебе от нас никуда не деться!..»
А Волк уже отыскал новую добычу – избитую волнами и выброшенную на мелководье тушу самца косули. Несчастная косуля, видно, утонула где-то выше по течению и теперь медленно проплывала мимо. Волк прыгнул на нее, и под его весом она ушла на дно, увлекая его за собой. Волк вынырнул, выбрался на берег, отряхнулся и предпринял еще одну попытку. И снова туша косули ушла под воду. После третьей попытки Волк уселся, вытащил ее на берег и тихо заскулил. А какой-то ворон, с лету приземлившийся на тушу, стал над ним смеяться.
«Возможно, Повелительница Змей была права, – думал Торак. – Возможно, мне никогда от нее не отделаться».
Он гордо выпрямился:
«Но ведь и ей тоже никогда от меня не отделаться! Теперь вы знаете, кто я такой, – безмолвно обратился он к Пожирателям Душ, – но и я вас хорошо знаю. И понимаю, с кем мне придется вести борьбу. Но я не одинок. Я могу рассказать людям Ворона, что произошло в пещерах. И я непременно им все расскажу! Не сегодня, но скоро. Я знаю, что доверять им можно. И Фин-Кединн решит, как нам лучше поступить».
Ветерок шевельнул ветку у него над головой, и с нее слетело легкое облачко снега, и в ту же минуту выглянуло солнце, превратив падающие снежные хлопья в крошечные радуги.
Волк прыжками взлетел на высокий берег и подбежал к Тораку, принеся с собой свежий, холодный запах реки. Они ласково потерлись носами, и Торак, повинуясь неясному порыву, распахнул парку и показал Волку знак у себя на груди, оставленный Пожирателями Душ. Волк понюхал метку, потом лизнул ее и преспокойно отошел в сторону, с фырканьем обнюхивая рыбью чешую, которой был усыпан снег вокруг костра.
«Он ничего не имеет против», – удивленно подумал Торак.
С каким-то новым ощущением проснувшейся надежды он огляделся. Повсюду виднелись признаки наступающей весны. Пушистые серебристые сережки повисли на ветвях ив. Солнце так и сверкало на острых ростках бука, пробивавшихся сквозь снег у корней своих родителей.
Торак вспомнил, как в ту ночь, когда Пожиратели Душ похитили Волка, он совершил жертвоприношение и попросил Лес проследить за Волком, позаботиться о нем. И Лес его услышал. Может быть, теперь Лес позаботится и о нем, Тораке?
Вскоре после полудня вернулся Фин-Кединн, неся трех куропаток и зайца. На Торака он не смотрел, но по его лицу было видно, как он напряжен. Подойдя к дубу, вождь принялся отвязывать от дерева веревку с вычищенной рыбой.
Торак встал и начал ему помогать. Некоторое время они работали молча, потом Торак сказал:
– Я хочу остаться.
Голубые глаза Фин-Кединна блеснули. Губы растянулись в сдержанной улыбке.
– Это хорошо, – сказал он. – Хорошо! – И радостно хлопнул Торака по плечу. А потом они вместе двинулись к стоянке племени Ворона.
Несколько слов о волке
В начале первой книги «Брат мой Волк» Волку было три месяца от роду. А в начале третьей книги ему уже двадцать месяцев, и выглядит он совсем как взрослый волк, хотя на самом деле жизненного опыта у него еще маловато, так что по-настоящему взрослым он считаться пока не может.
Когда Волка приняла стая со Священной Горы – той самой, где обитает Великий Дух, – он многому научился и приобрел кое-какие охотничьи навыки, совершенно необходимые для выживания, но этого, конечно, было далеко не достаточно.
И хотя вскоре Волк будет физически вполне способен стать отцом, он все же пару лет еще повременит искать себе подругу и заводить семью. Многие волки делают это лишь в возрасте трех лет, а то и старше. А пока им частенько приходится брать на себя функции няньки при своих младших братьях и сестрах: они заботятся о малышах, пока остальная стая охотится.
Поскольку у Волка узкая грудная клетка и длинные стройные ноги, он может легко и довольно быстро бежать даже по глубокому снегу. Его широкие, мощные лапы внизу похожи на снегоступы, и он не проваливается, когда бежит по насту, а вот северные олени, пробивая наст своими острыми копытами, как раз проваливаются и легко могут стать добычей волков.
В этой книге действие происходит зимой, и шерсть у Волка теперь гораздо гуще, чем во время тех событий, которые описываются во второй