Сейчас существовали только я и окружавшие меня враги. А ещё наши движения, наши атаки, наши финты, наши уклонения, уловки, хитрости, грубая сила, решимость, страх…
Я перестал чувствовать боль в теле. Она, хотя и продолжала нарастать с каждой секундой, будто бы оказалась отсечена от меня непробиваемым стеклом, за которым она могла творить всё что угодно, но ничего не могла сделать мне, стоявшему с другой стороны и наблюдавшему за ней.
На семидесятом убитом враге у меня отнялась нога и, прежде чем я смог кое-как «реанимировать» её, мне пришлось двигаться с помощью мировых приказов, будто марионетка на ниточках.
На восемьдесят пятом совершенно неожиданно мне отказал слух, а после ещё шести убийств пропало и зрение, причём даже в протезированном глазу, так что скорее всего дело было в мозге. Продолжать бой пришлось, ориентируясь на инстинкты, осязание и ту информацию, что мозг успел собрать об оставшихся в живых противниках, пока ещё был в силах.
Девяносто восьмого я убил, запихнув руку ему в пасть и вырвав язык. Правда, при этом его челюсти, впившиеся мне ровно в район локтя, вошли слишком глубоко, достав до самого сустава, в результате чего моё предплечье оторвалось от остальной руки и повисло на цепи кандалов.
Череп девяносто девятого был раздавлен моей ногой, но, прежде чем это произошло, его когти успели вспороть мне живот так глубоко, что из раны вывалилась часть кишечника.
Последнего бойца Пампонгомба, уже раз травмированного мной, но не добитого, я, уже не способный поднять оставшуюся руку, повалил на землю, вцепился зубами в шею и не отпускал, даже когда он полосовал мою спину когтями, до тех пор, пока его конвульсии не прекратились.
Только тогда я разжал челюсти и, тяжело перевернувшись на бок, скатился с тела Майигу, незрячими глазами глядя в потолок. Наверное, в этот момент четвёртый Отец что-то довольно говорил. Наверное, злорадствовал. Наверное, неуклюже спускался со своего трона, чтобы прикончить меня лично.
Ничто из этого меня не волновало. Всё моё внимание было сконцентрировано на тоненькой ниточке оставшейся в теле силе эволюции, собравшейся из мельчайших крупиц за время моего боя, и теперь медленно поднимавшейся к моей голове.
Или, скорее, к «сердцу» Дара контроля.
Раньше я думал, что невозможно совершить прорыв, находясь в подавляющих Дары и Сущности кандалах. Как оказалось, я ошибался. Просто нужны были особые обстоятельства.
Предельное истощение, повлёкшее за собой необходимость в предельной концентрации и экстремальном уровне контроля над энергией и телом. А также немного силы эволюции, чтобы подстегнуть процесс.
Обретение Сущности пожирания миров было похоже на формирование внутри меня бездонной чёрной дыры. Ядро Дара контроля вспыхнуло в моей голове подобно ярчайшей сверхновой, проходя невероятную качественную трансформацию.
Волна энергии от этого прорыва прошлась по телу подобно волне живой воды, не избавляя от травм, но смывая усталость и боль. Зрение вернулось, как и слух.
Но ни того, ни другого уже не требовалось, чтобы ощутить приближающегося ко мне Пампонгомба. Даже пассивного эффекта Сущности контроля поля боя было достаточно, чтобы сформировать в моём мозгу идеальную трёхмерную карту пещеры со всеми раскиданными по ней трупами и тушей четвёртого Отца.
Тем не менее, хотя я обрёл третью Сущность и даже отчасти убрал последствия боя, сражаться сейчас с ним было слишком рискованно. За последние дни я успел немало узнать об обитателях Форта тысячи висельников от Зеурлора. И Пампонгомб занимал позицию четвёртого Отца вовсе не за свою толщину.
Если бы он был менее ленив и высокомерен и решил присоединиться к бою со мной вместе со своими подчинёнными, я наверняка бы умер, не убив и половины. Впрочем, в этом случае я бы совершенно точно любой ценой постарался выбраться на поверхность, к стражникам.
И теперь мне стоило сделать именно это.
Вскочив с пола, я рванул к выходу из пещеры. Мгновение ушло на то, чтоб Пампонгомб понял, что именно произошло. А затем мне в спину вместе с его разъярённым рёвом ударила огромная, за секунду выросшая почти до полукилометровой длины, рука.
Это была не магия и не Дар. Такова была физиологическая особенность четвёртого Отца — способность раздуваться, будто рыба-шар, но прокаченная на несколько порядков.
Он попытался схватить меня, но я воспользовался всеми оставшимися силами и мировыми приказами, чтобы оседлать волну воздуха, сформированную его движением, чтобы вылететь из пещеры как пробка из бутылки шампанского.
А затем, едва не врезавшись в стену по ходу движения, я продолжил нестись по коридору, не забыв, запустив приказы ветви исцеления, приставить руку обратно к культе и запихнуть кишки обратно в живот.
Проклятья Пампонгомба понеслись следом, но сам он догонять меня не стал. Видимо рассчитал, что раздуться достаточно сильно в узких проходах не сможет, а в своём толстом теле не сможет за мной угнаться.
Спустя пару минут я уже вылетел на поверхность, упав без сил неподалёку от выхода.
Радовало, что перед началом боя я додумался скрыть свою тюремную робу. Из-за этого мне пришлось сражаться голышом, что иногда было не слишком удобно, но и кровью я робу не залил. Кровь с тела я испарил с помощью приказа пламени, пока бежал.
Очень хотелось просто лечь и заснуть. Даже если прямо под ногами у одного из охранников. Но, к сожалению, было не время.
Раз Пампонгомб решил пойти на крайние меры, то и мне нельзя было прохлаждаться.
Следующая остановка — лежбище парочки волков-извращенцев.
Пришла пора нанести Аргиронту первый удар.
Глава 27
Последние четыре дня я не только готовился к вылазке в морг. Также вместе с Зеурлором и Йирро, изо всех сил старавшейся поднять свои старые связи, мы планировали свои шаги в войне против Аргиронта.
В результате благодаря способности предвидения и одному из бывших подчинённых драконихи мы смогли обнаружить одно из критически важных звеньев в длинной цепи преступной деятельности блохастого.
Однако была огромная проблема. Этим звеном был один из тюремных надзирателей по имени Васке. Через него Аргиронт имел стабильную связь с внешним миром, а также получал все те блага, которыми так нагло и неприкрыто пользовался.
Скорее всего он был не единственным, через кого кошак общался со своими подчинёнными вне колонии. Такой прожжённый старый ублюдок, как Аргиронт, ни за что бы не стал складывать все яйца в одну корзину.
Тем не менее, Васке был центральным элементом этой схемы. И только у него были контакты всех теневых организаций, работающих на блохастого.
Устранив его, мы бы не отсекли Аргиронта от внешнего мира полностью. Но смерть Васке посеяла бы хаос в отлаженных схемах кошака, ведь пропала бы «шея», связывающая «тело» с «головой».
Изначально я собирался подготовиться к устранению Васке куда более тщательно. Как минимум заручиться поддержкой Пампонгомба и волков, чтобы иметь хоть какое-то прикрытие.
Однако теперь на такую роскошь, как тщательная подготовка, рассчитывать я уже не имел возможности.
Я сильно сомневался, что Пампонгомб пойдёт жаловаться на меня стражникам. Он был тем ещё двуличным ублюдком, но Форт тысячи висельников, тюремщиков и засадившее его сюда правительство Единства он сто процентов ненавидел куда больше, чем меня или Аргиронта.
К тому же не стоило забывать о «воровской чести». Я не был в этом уверен на сто процентов, но было вполне логично предположить, что в среде Майигу-преступников Единства существовали свои «понятия».
Обратиться за помощью во внутренних разборках к законникам должно было быть едва ли не худшим, что мог сделать коренной житель преступного мира. Так что можно было не волноваться о том, что на меня откроют охоту в ближайшие часы.
Тем не менее, в конце смены пропажу сразу сотни заключённых неизбежно заметят. И это уже будет по-настоящему серьёзным делом, из-за которого тюремщики точно встанут на уши и начнут рыть носом землю в поисках виноватых.
К тому же пропажу иммолита и исчезновение четверых охранников склада уже тоже должны были заметить. И то, что пока на нас, заключённых, это никак не сказывалось, не значило, что так будет продолжаться вечно.
Ко мне благодаря циклопу Шимгару обязательно будет особое внимание, возможно, как он и грозил, они даже приставят ко мне постоянного соглядатая. но даже не это было худшим. Куда проблемнее будет то, что тюремщики в принципе поднимут уровень боеготовности до максимума.
Устранить в таких условиях Васке наверняка станет совершенно нереально. И чёрт его знал, как долго этот чрезвычайный режим продержится. Неделю? Месяц? Может быть год?
Если при этом Аргиронт окажется отрезан от подчинённых ему синдикатов, шанс справиться с ним у нас ещё останется. Ведь тогда мы все окажемся примерно в равных условиях, одинаково запертые внутри Форта.
Но если кошак продолжит контролировать совершенно неизвестное пока количество находящихся на воле преступников, пока мы будем связаны по рукам и ногам повышенной бдительностью тюремщиков, поражение будет неминуемо.
Самое банальное: он сможет протащить в колонию какого-нибудь Майигу-ассасина, который прикончит меня, Йирро и кого бы то ни было ещё, пока мы будем почти бессильны в человеческих формах в камерах.
Это наверняка будет невероятно сложно и во всех смыслах дорого, потому Аргиронт и не провернул этот трюк до сих пор. Но, осознав окончательно, что я представляю для него угрозу не только во внешнем мире, но и здесь, в Форте, он уже не станет мелочиться.
А потому Васке должен был умереть. И умереть сегодня же.
Ни о каких тщательных подготовке и планировании, разумеется, речь уже не шла. Благо, у меня были кое-какие идеи, продуманные накануне, так что совсем вслепую действовать всё же было не обязательно. Но я не знал ни способностей Васке, ни его расписания, ни того, был ли у него какой-то эскорт или нет.
Фактически единственное, что мне было о нём известно — это имя, облик и то, что он каждый день как штык был на руднике, чтобы иметь возможность всегда прийти к Аргиронту по первому же зову.