Мужчины скрылись за холмами, ограждавшими Ровное место, и Стулык заторопилась к Ворчливому ручью. Позвала с собой Анипу, чтобы она выучила её слова. Разговаривать с духами бабушка не умела, но знала, как усмирить слишком уж ветреную погоду – если осенние накаты опрокинут лодку охотников, Утатаун, Илютак, Акива и Тулхи не вернутся. Береговые люди тонули не хуже убитых моржей.
Стулык, сгорбившись, ходила вдоль ручья. Искала удобное место и вслух ругала себя, будто была худшей из женщин на всю тундру, а больше прочего ругала свой рот, грязный и не способный докричаться до хозяев Верхнего и Нижнего миров. Бабушка пальцами оттягивала себе язык, пачкала его землёй и украдкой поглядывала на Анипу, подмигивала ей, затем принималась с новыми силами поносить себя и укорять в излишней любви к нерпичьему жиру.
– Сколько съела! Пакостный рот, весь развалился! Кто будет его слушать?!
Последние зубы Стулык, как и Кавита с Айвыхаком, потеряла давно, до переселения в Нунавак. А вот Акива решил не дожидаться старости. Ещё до рождения Тулхи он загарпунил и заколол в открытой воде моржа. Подтянул к себе за верёвку и готовился ударить камнем по голове. Если морж не испустил дух, то непременно дёрнет, и верёвку нужно сразу выпустить из рук, иначе тебя опрокинет в море. Акива подумал, что умнее других охотников, и взял её в зубы – сказал себе, что почувствует малейшее движение зверя. К тому же открыть рот проще, чем вовремя разжать кулак. Оказалось, что не проще. Акива остался без части зубов. Но моржа добил и дотянул до берега, а в стойбище, глядя на его косую улыбку, долго не могли оправиться от смеха.
Бабушка продолжала ходить между камнями, ругалась. Опустилась на колени и с громким хлюпом, заставившим Анипу вздрогнуть от отвращения, выплюнула грязный рот прямиком в Ворчливый ручей. Течение подхватило его и унесло прочь, в сторону Прячущихся озёр. Стулык заплакала и вытянула к ручью руки, показывая, что жалеет о своём поступке. Водная старуха сжалилась над ней: пообещала вернуть бабушке рот, а пока одолжила свой, чистый. Стулык поднялась на ноги. Теперь она без труда докричалась до хозяев Верхнего и Нижнего миров. Попросила их заступиться за охотников Нунавака: укротить ветер и ослабить морские накаты.
– Теперь будет хорошо, – заявила бабушка. – Меня услышали. Поняла, как обхитрить Старуху?
– Поняла, – улыбнулась Анипа.
– Делай так, когда есть нужда. И не вздумай оставить рот себе. Обязательно верни. Иначе Старуха разозлится, подстережёт тебя на бродах и утопит. Или зимой откроет под тобой лёд и ты провалишься. Да и чистый рот тебе ни к чему. Всё равно, как поешь, уже не сможешь говорить ни с морем, ни с небом.
Стулык покорно дождалась Водной старухи. Сплюнула ей взятый на время чистый рот, а в горсти студёной воды приняла свой – грязный. Вернувшись в Нунавак, Анипа забралась на вершину стойбищного холма и прислушалась к ветру. Он действительно притих, а потом вовсе перестал. Охотники спустятся на берег, подойдут к сушилам из китовых челюстей, начнут снимать с них большую лодку – единственную у аглюхтугмит – и удивятся, завидев присмиревшее море. Впрочем, Утатаун догадается, что без уловок Стулык тут не обошлось.
К вечеру похолодало, выпал первый снег и совсем пропал приставучий гнус. Айвыхак сказал, что зима будет ранняя. Анипа посмотрела на Поминальный холм, затем вернулась в землянку и обняла Канульгу. Спать осталась в пологе родителей, не хотела возвращаться на опустевшую лежанку и, прежде чем уснуть, долго прислушивалась к беспокойным стонам дедушки, к сопению бабушки и умиротворяющему дыханию мамы и брата.
Глава шестая. Зелёные сполохи неба
Анипа достаточно слышала о лукавстве пожирателей и не понимала, как Утатаун прогнал их из Нунавака. Намёков на хитрость ей было недостаточно. Раздосадованная, она не находила себе места, а на третий день после нападения тугныгаков – ещё до того как мужчины собрались на охоту, – любопытство пересилило страх, и Анипа обошла Смотровой гребень. Матыхлюк отказался идти за сестрой и предложил ей, раз уж она такая глупая, не возвращаться в стойбище – бежать до Чёрных земель, там отыскать пожирателей, хорошенько их расспросить и разделить участь Амкауна. Матыхлюк всё равно помчался за Анипой, но прятался за валунами и держался в отдалении. Анипа и сама не знала, чего ищет. Без толку бродила вокруг гребня, заглядывала в овраги, захваченной из Нунавака беговой палкой тыкала во влажные кочки, а потом нашла. Настоящие следы тугныгаков. Никто другой не смог бы оставить после себя ничего подобного.
В земле виднелись ямы-западинки – рытые, глубокие, обсыпанные серым пеплом. Трава вокруг них поникла и почернела. Камни лежали расколотые, а между ними попадались высохшие тушки мёртвых полёвок. Западинки шли в сторону Тихого дола, указывали на Чёрную гору. Анипа ждала, что они приведут её к Ворчливому ручью, однако вскоре следы прекратились. Дальше лежала не тронутая порчей тундра. Идти бродом и продолжать поиски в Тихом доле Анипа побоялась. К тому же знала, что Матыхлюк, не выпускавший сестру из виду, помешает ей – побежит в Нунавак и приведёт обеспокоенных родителей.
Ни проклятых камней, ни клоков бурой шерсти. Только шесть западинок, довольно внушительных, пугающих и всё же, как представилось Анипе, незначительных.
– А чего ты ждала? – пробурчала она вслух. – Ядовитых червей? Откушенных китовых голов?
– Эй! – Матыхлюк боязливо выглянул из-за валуна. – Ты там с кем?
– С мёртвыми… – начала Анипа и умолкла, не придумав, о каких именно «мёртвых» сказать брату.
Матыхлюк отскочил от валуна и припустил обратно, по тропке в Нунавак. Анипа, смеясь, окрикнула брата. Он и не подумал оборачиваться. Перепугался, будто в самом деле увидел мертвецов. Пришлось закинуть на шею беговую палку, с обоих концов придавить её руками и мчаться за братом, чтобы перехватить его прежде, чем он наболтает лишнего Канульге или Утатауну.
Анипа предположила, что западинками отмечены места недавнего появления тугныгаков. По одной на каждого пожирателя. Трое побольше, двое поменьше, а шестой – совсем маленький, возможно, ребёнок. Такой же голодный и кровожадный, как его родители. Они могли прискакать на волках, прилететь на орлах, но поднялись прямиком из-под земли. Тулхи различил глубинный грохот или увидел, как дрожат камни и вздымаются кочки, – кинулся в Нунавак предупредить всех об опасности. Анипа не сомневалась, что верно поняла обнаруженные следы, и недоумевала, почему папа сам не показал ей западинки, не научил предугадывать нападение тугныгаков. Неужели боялся, что любопытство заведёт её слишком далеко, что она спустится в глубинные ходы пожирателей и, сама того не заметив, проникнет за Чёрную гору? Глупости…
Когда мужчины отправились на морскую охоту, Анипа вспомнила о западинках и решила их проверить. Прошлась по свежевыпавшему снегу и обнаружила, что следы пожирателей исчезли. Кто-то старательно засыпал их камнями и кусками слежавшегося дёрна. Ни пепла, ни мёртвых мышек. Едва ли аглюхтугмит понадеялись помешать тугныгакам вновь прийти по проторённой ими подземной тропе, скорее уж захотели избавиться от напоминания об их силе и лукавстве.
Снег выбелил тундру, но ещё виднелись жёлтая трава и чёрные пятна оврагов. Под ногами Анипы трескались замёрзшие лужицы, ломались заиндевевшие стебли растений. Рассуждая о пожирателях и беспокоясь за охотников, она в одиночестве бродила по окраине Ровного места, смотрела на низкие облака и пыталась угадать морскую погоду.
Стулык приснились моржи, добровольно ползущие через тундру, чтобы своими тушами наполнить опустевшие мясные ямы Нунавака. Бабушка обрадовалась и, счастливая, заставила Канульгу лишний раз наточить женские ножи, подготовиться к разделке мяса и обработке шкур. Укуна и Нанук поверили предсказанию Стулык и ходили довольные, будто заранее уловили в воздухе запах варящихся костей. Матыхлюк возился с собаками и бегал к Айвыхаку, чтобы послушать о прежней жизни некогда многочисленных аглюхтугмит. Люди Нунавака отдались беспечному течению дней, не выказывали страха перед голодом и повторным появлением пожирателей. Лишь Кавита, измученный болями в ногах, не покидал сумрачного полога и стонал так, что Блошик и Четырёхглазик старались держаться от него подальше – перебрались к землянке Айвыхака и устроились рядом с Волчицей.
Анипа не умела говорить с духами и не знала, как помочь охотникам, но придумала перед сном забираться в пустовавшую мясную яму у большого очага, будто могла заманить туда моржей из бабушкиного сна. Анипа с трудом откатывала покрытый инеем валун, снимала китовую лопатку и китовые рёбра – под ними открывалось выбитое в каменистой земле углубление. От узкой горловины стенки расходились чуть в стороны, вели к расширенному дну, на котором лежала ещё одна китовая лопатка – на неё складывали куски заготовленного мяса или жира. В яме и летом было прохладно, а к зиме воздух в ней становился вовсе студёным, однако Анипа спускалась вниз и обхватывала колени руками. Задремав так на второй день после ухода охотников в море, она проснулась от дрожи в озябшем теле. Подпрыгнула, чтобы дотянуться до промазанного глиной бортика мясной ямы, выбралась наружу и тогда услышала голоса. Они доносились из землянки, и в них угадывалась тревога.
– Сюда!
Матыхлюк сидел на крыше. Заметив сестру, позвал её к себе, и она вскарабкалась к нему по внешней стене. Вместе они разместились у отдушины. В землянку не заглядывали – боялись, что взрослые их прогонят. Не видели, что именно происходит в спальном пологе Канульги, но отчётливо слышали каждое произнесённое там слово.
Женщины и старики Нунавака собрались по призыву Кавиты. Несмотря на истомившие его боли, он говорил громко, иногда срывался на плач, но быстро успокаивался и уверенно продолжал начатое. Дедушку никто не перебивал, молчала даже Стулык. Впрочем, бабушка умела вредничать и молча. Матыхлюк представлял, какие взгляды Стулык бросает на своего мужа, и передразнивал её, а потом присмирел – вслед за Анипой понял, что дедушка не ограничится привычными жалобами.