Впрочем, так оно и было. Нам уже просто было некуда отступать. Я, конечно, не до конца раскрыл карты — Стрижов пока ещё не знал, кто я такой и за какими именно документами приехал, но это значения не имело. Если я сейчас не выбью с него то, что мне нужно, то не выбью уже никогда. По той простой причине, что больше я его никогда не смогу поймать.
Влад поднял нотариуса, закинул на плечо и спросил:
— Куда его?
— В гостиную, — ответил я.
Друг кивнул и утащил Стрижова, а я собрался уже идти за ним, но тут мой взгляд упал на стоящие у стены гладильный аппарат, доску и утюг на ней. Ну это просто знак. Поиграем сейчас в девяностые.
В конце концов, а почему бы и нет? Я приехал к нотариусу, как к человеку, а он вызвал братков, чтобы те меня убили. Он первый начал. Пусть теперь оценит все прелести допроса по-братковски.
Недобро ухмыльнувшись, я взял утюг и пошёл в гостиную.
— Клади его на обеденный стол! — крикнул я Владу, заметив, что тот стоит и не знает, куда положить нотариуса.
Собственно, и класть-то его было некуда: гостиная была разрушена почти полностью. Тем удивительнее было то, что огромный обеденный стол, стоявший посреди комнаты, остался практически целым — лишь с одного края был отбит кусок.
Влад бросил Стрижова на стол как мешок картошки, ни сколько не боясь тому что-нибудь сломать. Похоже, друг злился на нотариуса ещё сильнее, чем я. После Влад обернулся ко мне, увидел мой «инструмент» и с удивлением спросил:
— А утюг тебе зачем?
— Он заменяет сыворотку правды, — ответил я. — И во многом её превосходит. Надо его привязать покрепче.
Мы оборвали портьеры, порвали их на полоски и привязали ими нотариуса к столешнице. После чего я снял с Платона Платоновича заклинание Сна.
— Сю-ю-юрпри-и-из! — произнёс я со зловещей улыбкой, едва нотариус пришёл в себя.
Тот попытался вскочить, но у него это ожидаемо не получилось. Он принялся вертеть по сторонам головой.
— Ищешь кого-то? — спросил я. — Наверное, тех ребят, что приехали по твоему вызову? Они не могут подойти, они на полу лежат.
— Вы убили их? — с ужасом спросил нотариус.
— Пока нет. Но это легко исправить.
Я огляделся, обнаружил на одной стене розетку и пододвинул к ней стол со Стрижовым. После чего разорвал у него на груди рубаху и водрузил туда утюг.
— Что вы делаете? — испуганно спросил нотариус.
— Пытаюсь вызвать у тебя чувство доверия, чтобы ты мне всё рассказал и показал, — ответил я, включая утюг в розетку. — И отдал то, что мне нужно.
— У меня ничего нет! — завопил Стрижов, начиная ощущать кожей, как нагревается утюг.
— Гарик, это что за прикол? — в свою очередь с любопытством спросил Влад.
— Это старое народное средство, лечит пробелы в памяти покруче листа подорожника, — ответил я. — Видишь, он ничего не помнит, но сейчас память начнёт к нему возвращаться.
— Но зачем утюг? Ты же одарённый, ты можешь ладонью ему грудь прожечь.
— Ничего ты не понимаешь. Я человек, я могу дать слабину — пожалеть этого говнюка и убрать руку, а утюг заднюю не включит. Утюг будет выполнять свою работу несмотря ни на что. Да и вообще, это классика, это красиво. Это, можно сказать…
— А-а-а! Уберите утюг! — заорал нотариус, перебивая меня и довольно жутко взвыл.
— Память вернулась? — спросил я, но Стрижов меня не слышал, он орал так, что уши закладывало.
Я левой рукой поднял утюг, правой обезболил ожог и спросил:
— Память вернулась?
— У меня ничего нет, — застонал нотариус.
— Рано прервали процедуру, — вздохнул я. — Память к пациенту пока не вернулась. Придётся продолжать.
Но только я поставил утюг на место, как Стрижов заорал:
— Вернулась!
— Не слышу, — пожал я плечами.
— Вернулась! Уберите утюг! Мне больно!
— Не надо так орать, я не глухой. Вся память вернулась?
— Вся, — простонал нотариус. — Что вы хотите?
— Всего лишь два договора и журнал операций, — ответил я, убирая утюг с груди Платона Платоновича.
— Мне больно, — простонал нотариус.
— А если я уберу боль, с ней память не уйдёт? — поинтересовался я.
— Нет, — всхлипнул он.
— Точно? А то если уйдёт, то третья процедура будет исключительно болезненной.
— Я отдам вам всё, что вы хотите, — пообещал Стрижов.
Я быстро обезболил рану, дав ей затянуться новой кожей, после чего сказал:
— Ты помнишь Воронова Василия Петровича?
— Имя знакомое, — ответил нотариус.
— Ты оформлял на него договор приватизации «Уральского оружейного завода», а потом продажу им этого завода другим лицам.
— Оформлял, — подтвердил нотариус. — Помню.
— Вот твои экземпляры этих договоров мне и нужны. И записи в журнал об этих сделках. И если ты сейчас скажешь, что их у тебя нет, то я верну утюг тебе на грудь и не уберу, пока он не прожжёт дыру до позвоночника.
— У меня! — завопил Платон Платонович. — У меня они!
— Тогда давай не будем тратить твоё и наше время, и ты быстро мне это всё отдашь.
— Давайте, — согласился Стрижов. — Развяжите меня.
Я быстро разрезал ножом ленты из портьеры и помог нотариусу слезть со стола. Делал это всё под восхищённым взглядом Влада — другу всё это казалось настоящим крутым приключением. Но это нормально: мне, не вернись ко мне воспоминания о прошлой жизни и будь я обычным восемнадцатилетним пацаном, тоже так бы казалось.
Нотариус привёл нас в подвал, где за двумя железными дверями располагался довольно большой архив. Всё аккуратно разложено, подписано.
Платон Платонович довольно быстро нашёл договоры и один журнал. Обе записи были в нём. Я сразу же рассмотрел документы, обращая внимание на подписи. Уж как расписывается отец, я знал хорошо — у него была очень красивая сложная подпись, как и подобает человеку, который любит всё имперское и монументальное.
Разглядев подписи, я усмехнулся: невооружённым глазом было видно, что подпись на договоре приватизации сильно отличается от подписи на договоре продажи. Экспертиза, если она будет честной, точно докажет подделку второй подписи. Но это если будет честной. Впрочем, это уже детали. Главное — договоры и журналы у меня на руках! А это значит, что шансы вытащить отца увеличились многократно.
— А теперь идём в кабинет! — скомандовал я.
Когда мы вернулись в кабинет, я велел нотариусу писать чистосердечное признание: как участвовал в афере, кто его нанял, на кого работает, какие схемы были применены, в общем, всё, что знает.
— Но это ни один суд не примет, — попытался было поспорить Стрижов. — Это выбитые под давлением показания.
— Ты пиши давай! — пригрозил я. — Или идти за утюгом?
Нотариус вздохнул и написал то, что я требовал. Я быстро прочитал и обнаружил, что в тексте нет никаких имён — разве что упоминался некий Антон Семёнович из Новосибирска. Якобы он курировал весь проект с приватизацией завода.
— Ты будешь мне заливать, что к тебе пришёл некий Антон Семёнович, и ты раз и начал нарушать закон? — недовольно спросил я, после чего повернулся к другу. — Влад, иди за утюгом! Мне это уже надоело.
— Не надо за утюгом! — взмолился Стрижов, на которого этот примитивный, но суровый способ получения информации произвёл огромное впечатление. — Нас познакомили.
— Кто?
— Парфёнов, — вздохнул нотариус.
— Парфёнов и всё? Ты думаешь, я должен знать всех новосибирских бандитов?
— Он не бандит. Он генерал ИСБ. Парфёнов Геннадий Ильич.
А вот это уже хреново. Всё-таки ИСБ при делах. Но будем надеяться, что всё не очень запущено, и этот генерал Парфёнов — исключение из правил и на него в случае чего найдётся управа в том же ИСБ.
— Он тоже из Новосибирска? — уточнил я.
— Нет, он наш — уральский. Из окружного управления ИСБ. Он меня свёл с сибиряками.
— Только с ними?
— А какое это имеет значение?
— Хочу понять уровень его коррумпированности.
— Нормальный там уровень, — со злостью произнёс Стрижов, видимо, обиделся на генерала за то, что вся история с заводом закончилась вот этим.
— Допиши про Парфёнова! — велел я.
Нотариус дописал и сказал:
— Но суд это не примет. Без моих подтверждений эти показания ничего не стоят, а я до суда не доживу, если вы это кому-то покажете.
— Так мне не для суда, — ответил я. — Мне для Парфёнова и для Антона Семёновича. Ну и для журналистов.
— За что вы так со мной? Я же пошёл вам навстречу!
— А куда бы ты делся? — усмехнулся я. — Да и не пошёл ты навстречу. Ты помощь вызвал. Но не бойся, никто не увидит этих показаний, если ты сам не наделаешь глупостей.
— Я их уже наделал, — вздохнул нотариус.
— Ты пока жив, а это главное! — заметил я. — Но это легко можно исправить.
— Не надо это исправлять!
— А вот тут всё будет зависеть от твоего поведения.
— Что вы от меня ещё хотите? — спросил он.
— Чтобы ты никому не рассказывал, про нас и про то, что мы забрали нужные нам документы.
— Но это рано или поздно раскроется, — заметил Стрижов.
— Это раскроется не сегодня и не завтра. А до этого у тебя будет время собрать вещички, денежки и свалить за границу. Чем дальше, тем лучше. Собственно, на момент нашего приезда ты и пытался это сделать.
— За границу? — переспросил Стрижов. — Всё бросить и уехать неизвестно куда?
— У тебя всегда остаётся вариант — уехать в лес в багажнике. И тебе эту поездку обеспечит или Парфёнов, или Антон Семёнович сразу же, как на суде всплывут документы, — пожал я плечами. — Или сильно раньше, если ты решишь натворить ещё глупостей, и мне придётся поделиться с твоими покровителями твоим признанием.
— Я не буду делать глупостей, — пообещал нотариус.
— Очень на это надеюсь.
— Но что я скажу группе защиты?
— Это кто ещё? Те пятеро бедолаг, которых мы раскидали?
Нотариус кивнул.
— Придумай что-нибудь. Ты умный. Но не забывай о главном!
И я потряс перед носом у Стрижова его признанием.
Да, был шанс, что нотариус побежит сдаваться бандитам, но они его сразу и убьют, чтобы избавиться от свидетеля. Вроде не дурак — должен это понимать.