ула его дочь. Как сгинул бы он сам, если бы не её детские руки, вытащившие его из тёмной ямы отравления. Она спасла его тогда. Теперь он спасёт её.
Ли слишком уверен. Слишком поглощён садистским спектаклем и алчностью. Слишком презирает «жалкого старика». Он забыл главное правило охотника: раненый зверь — самый опасный. И что огонь Феникса, даже самый слабый, может спалить всё дотла, если дать ему нужное топливо.
Гу Лун сделал глубокий, шумный вдох, будто втягивая в себя всю боль, всю ярость, всю нерастраченную любовь. Остатки его ци, его чахлая искра Феникса сконцентрировались в его душе. Для последнего, чистого горения. Он ощутил сладковатый привкус крови на языке — каналы рвались под нагрузкой, а душа начинала пылать. Неважно.
«Прости, девочка,» — подумал он, глядя на любимую внучку. — «Дай деду последний раз тебя защитить. Сожги эту нечисть дотла.»
— Мико! — Голос Гу Луна прорвал грохот боя, гул ветра и предсмертные крики. Он отдал приказ. — Атакуй, ВСЕМ! В НЕГО! СЕЙЧАС!
Его команда прозвучала как спусковой крючок для самой Мико. Годы тренировок, абсолютное доверие, желание наказать врага, за деда, за Керо, за всех павших — всё слилось в единый порыв. Она не думала. Она обрушила на Ли всю свою мощь. Золотой смерч Феникса, ослепительный и всепожирающий, рванулся к взметнувшемуся щиту Ли с рёвом, от которого задрожал песок под ногами.
Ли, ожидавший атаки, но не такого безумного, сокрушающего напора, вжался в песок. Его глаза расширились от неожиданной мощи. Багровые татуировки на его теле вспыхнули алым, щит из ци затрещал по швам, разлетелся вдребезги, но сам Ли выдержал. Весь его фокус, вся его демоническая сила ушла на удержание этого бешеного золотого шквала. Он создал новый щит, в жалких сантиметрах от тела, и с огромным трудом его держал. Насмешка исчезла, осталось лишь напряжённое усилие и… алчность, смешанная с удивлением. Он прочувствовал эту силу, и теперь в еще бóльшей степени жаждал ее присвоить!
Именно в этот миг, когда Ли был слеп ко всему, кроме ослепительной стены огня перед ним, Гу Лун двинулся. Его энергосистема горела изнутри последним, жертвенным огнём. Его слабая искра родословной Феникса была готова вспыхнуть.
Он ворвался в пылающее пространство рядом с Ли, его руки — костлявые, но сжимавшиеся с силой стальных капканов — обхватили торс получеловека-полудемона.
— Гори, мразь! — проревел Гу Лун. И он выпустил всю свою суть. Последние капли жизни. Остатки своей родословной. Всю боль, всю ярость, всю нерастраченную любовь деда. В багрово-золотой костёр самосожжения. Последний костёр Феникса.
Ли взревел. Сначала даже не от боли, а от шока, от дикой нелепости! Его второй щит, лишённый фокуса, рухнул окончательно. И вот тогда он почувствовал боль. Багрово-золотое пламя, вцепившееся в него мёртвой хваткой, опалило его, сжигая его демоническую энергию. Его драгоценные татуировки. Его плоть.
— Нет! Отпусти! — завопил Ли в животном ужасе, бешено дёргаясь, пытаясь сбросить горящий комок, прилипший к нему. Но руки Гу Луна, обугливаясь, сжимались только сильнее, сковывая движения, прижимая к себе в последнем, смертельном объятии. Багровые татуировки Ли яростно сопротивлялись и вспыхивали, пытаясь погасить чужеродный огонь. Он смог зацепиться за руку старика, оторвать её от себя, ещё чуть-чуть, и он сможет полностью отшвырнуть ненавистного учителя.
И в этот миг пламя Мико, лишённое преграды, обрушилось на схваченную пару.
Золотой шквал Феникса Мико, яростный и чистый, встретил багрово-золотой костёр жертвы деда — и воспламенил его. Усилил в сотни раз! Их общая родословная срезонировала, сжигая сильнейшее топливо во вселенной — душу, саму суть адепта. Ослепительная, всепоглощающая сфера чистейшего золотого пламени вспыхнула на месте схватки, затмив на миг солнце и песчаную бурю. Внутри неё мелькнули лишь контуры двух фигур, слившихся воедино в агонии — одна корчащаяся в немыслимой муке, другая неподвижно вцепившаяся.
Раздался один-единственный, пронзительный, нечеловеческий вопль сгорающего Ли — вопль боли, ужаса и крушения всех планов. Вопль, который оборвался так же резко, как и начался.
Сфера погасла, словно её никогда и не было. На раскалённом песке дымилось чёрное, бесформенное пятно. Осталась лишь горстка пепла от учителя и ученика, от двух врагов. От Гу Луна, живущего честью и принёсшего себя в жертву, и от предателя, не имеющего принципов. Они стали единым целым. Только тихий треск остывающего песка и стойкий, тяжёлый запах гари напоминали о том, что они тут были.
Эффект же был мгновенным и всеобщим.
Люциан, занесший руку для сокрушительного удара по заблокированному клинку Керо, вдруг замер. Его глаза остекленели, а тело пронзил один из «рассекающих ветер».
Стард, только что идущий на Хаггарда, замер как истукан. Второй артефакт у его ног взорвался, разрывая тело на клочки.
Шаиса, погрузившая когти в горло последнего северянина, обмякла. Ледяной клинок Хельды, не встретив сопротивления, отрубил ей голову. Она рухнула, не успев ничего понять.
Тишина. Прерываемая только свистом ветра, несущего песок.
Мико стояла, глядя на чёрное пятно. Её меч выпал из ослабевшей руки. Она не плакала. Она замерла. Её широко раскрытые глаза, в которых ещё секунду назад бушевало золотое пламя, были пусты. Смотрели не на пепел, сквозь него. Сквозь время. Видели строгие глаза, проверяющие стойку. Видели старые руки, подающие чашку чая после тяжёлой тренировки. Видели редкую, скупую улыбку, предназначенную только ей.
— Де… дедушка… — шёпот сорвался с её губ.
На негнущихся ногах она медленно подошла поближе. Потом её колени подкосились. Она рухнула перед чёрным пятном пепла, не в силах отвести взгляд. Её плечи затряслись беззвучно. И только когда Керо, весь в крови, осторожно подошёл и положил свою руку ей на плечо, тихий, леденящий душу стон вырвался из её сжатого горла, переходя в беззвучные рыдания, сотрясавшие её хрупкое тело. Она сгорбилась над пеплом, руками вцепившись в раскалённый песок, как будто пытаясь удержать то, что навсегда ушло.
Глава 82
Песок. Он скрипел на зубах, въедался в кожу, забивался под одежду — вездесущий и ненавистный. Моя рука на плече Мико казалась мне бесполезной тяжестью. Её беззвучные рыдания, сотрясавшие хрупкое тело, её пальцы, впившиеся в раскаленный песок над черным пятном пепла — пепла Гу Луна и Ли — прожигали мне ладонь. Я чувствовал каждую дрожь, каждый сдавленный стон, вырывавшийся из её горла. Это было невыносимо.
Внутри меня все клокотало. Вина и ярость на себя сплелись в неразрывном симбиозе — я не сумел защитить. Но вина давила сильнее. Тяжелая, липкая, удушающая. Она заполнила пустоту после боя, просочилась в каждую ноющую мышцу, в каждый перегруженный канал. Ведь это я. Я вытащил Дракса. Я привлек их внимание в городе. Я привел их по пятам, как маяк. Прямо сюда. К гробнице. К ней. К деду.
Взгляд сам скользнул по кровавому полю. Растерзанные северяне Хельды. Искалеченные мастера Школы Белого Тигра. Дракс с дырой в груди. И это проклятое черное пятно. Плата за мой порыв. За то, что не смог пролететь мимо. За то, что дал ярости взять верх. Опять.
«Твои привязанности — это ничто. Твои эмоции — слабость. Самое смешное, что ты все сделал верно, но винишь себя,» — вдруг проговорил Клык.
Я стиснул челюсти до хруста. Демоническое ядро в груди отозвалось ехидной пульсацией. Оно словно радовалось моему страданию.
«Они бы пришли сюда в любом случае, Сосуд,» — Клык снова дал о себе знать. — «Гордый червяк жаждал силы. Его „Совершенные“ нуждались в ресурсах. Эта гробница была бы как магнит. Они нашли бы её. Рано или поздно. Ты лишь… ускорил неизбежное. Представь, что было бы, если бы они пришли, пока вы были внутри?»
Я представил. Сотни демонов и полукровок, присосавшихся к гробнице. Они бы капля за каплей вытягивали энергию, стекающуюся к гробнице, которой здесь — океан. Я в любой момент, прямо сейчас, смог бы разорвать контур рун, нарушить систему, просто поглощая ее как артефакт. Они, пусть не сразу, но смогли бы тоже.
«Тут были бы не только полукровки. Тут были бы куклы того червяка с извращенным, но работающим мозгом. Он нашел бы способ усвоить энергию, усилить себя и рабов. Даже если б вы выжили внутри — всех снаружи уничтожили бы, а вас взяли сразу после выхода,» — Клык был необычайно разговорчив, а его слова действовали как ушат холодной воды, вылитой на голову. Он явно чего-то хотел, пытаясь привести меня в равновесие.
«Сейчас они мертвы. Все четверо. Клан надо раздавить, пока они не опомнились, не выбрали нового вожака, не сбежали. Там есть другие полукровки. Нельзя оставлять их в живых. Они могут развиться в нечто гораздо более сильное, чем эти четверки. Даже в что-то более сильное, чем ты, и безумное, если начнут пожирать энергию людей.»
Ясно. Клыку нужно уничтожить конкурентов. Самое неприятное, он был кругом прав, хоть и не хотелось идти у него на поводу. Вина никуда не делась, но… Да, я привел их. Но столкновение было предрешено. Здесь, заплатив адскую цену, мы получили шанс нанести сокрушительный удар. Ликвидировать угрозу в зародыше. Чтобы жертвы — Гу Лун, Дракс, мастера, северяне — не оказались напрасны. Чтобы Мико не плакала над новыми могилами.
Нет, это не оправдание своей глупости. Я вспомнил, как Дракс спас меня при первом прорыве. Бросить его там я не мог. Разве что сломав устои своего характера и свои принципы, но… Проблема — не в принципах. А в слабости. Был бы сильнее — ушел бы от погони. Был бы сильнее — разобрался бы с Ли сразу. И сейчас надо перестать наматывать сопли на кулак в бесполезном самобичевании, а просто пойти и уничтожить эту заразу.
Я поднялся. Каждое движение отдавалось болью. Но встал. Взглядом нашел Хельду. Царица стояла, опираясь на клинок. Её лицо могло показаться равнодушным, но глаза… Горели тем же, что было и у меня внутри: виной, яростью, решимостью.
Наши взгляды встретились. Я увидел немой вопрос, понял его и кивнул, соглашаясь. Кажется, в этот момент мы думали одинаково.