Чем ближе мы подъезжали к штаб-квартире Ордена, тем яснее я понимал, что появляться там нет смысла. Тамплиеров в квартире уже нет, и, кроме грандиозных неприятностей, ничего более меня не ждет. Догадка переросла в уверенность, когда мы оказались перед самым домом и надо было заворачивать во двор.
— Двигай дальше, — потребовал я.
Слава послушно нажал на газ и с удивлением повернулся ко мне:
— Чего опять случилось?
— Палево там, — поделился я опасениями. — Засада. Я чувствую.
Слава шумно вздохнул, но ничего не сказал. По мере удаления чувство тревоги стало ослабевать.
— Куда теперь?
— А вот теперь, — обрадовал его я, — за рыжьем.
Тайники находились на окраине города, в местах диких и обделенных людским вниманием. К счастью, в багажнике у запасливого друга нашлась складная лопатка, что позволило без труда извлечь все заклады.
— Силен ты ныкать, — одобрил мое искусство кореш, когда мы достали последний закладной контейнер.
— Работа такая, — хмыкнул я и опустился на кучку отваленной земли.
Слава закурил. Мы сидели на берегу ручья, текущего по дну оврага, захламленного всяким строительным мусором. Было поразительно тихо, лишь легкий ветер шелестел по верхушкам хилых деревьев да журчала на бетонных обломках вода. Здесь было так укромно, что даже не виднелись и верхушки далеких новостроек, разглядеть которые удавалось только с края обрыва. Хорошее место для самосозерцания, и я призадумался. Слава не мешал, понимая, что мне есть о чем поразмыслить.
Все дело было в том, что мне не хотелось отдавать кому бы то ни было Предметы, а их следовало вернуть испанцам. Сейчас казалось совершенно невозможным по своей воле перестать быть Вождем. Однако и фанатичного желания любой ценой сохранить за собой силу власти не ощущалось. Во мне словно что-то сломалось, когда тамплиеры сорвали с меня Перстень и Браслет. Они выбрали удачный момент — когда я не мог им противостоять. Так совпало, что я был обессилен предыдущей стычкой с федаи. Энергетическая атака измотала меня, к тому же требовалось произвести подпитку Кинжала человеческой кровью. Однажды мне это удалось, когда я ткнул в живот негра, и клинок напился, но действия магической субстанции хватило только на один раз. Теперь я осознал, почему Хасан ас-Сабах убил своих детей: борьба за власть шла даже в крепости Аламут. Отождествление себя с «горным старцем» стало возможным только под действием исмаилитских святынь, и я вдруг стал понимать проповедника и пророка, с Кинжалом в руках отстаивающего право называться Вождем. Обладать властью над сильнейшей из сект того времени хотели многие, но лишь избранные добивались столь высокой чести. Никто не знал, чего стоило ас-Сабаху удерживать власть более тридцати лет, а кто знал, уже ничего не скажет. Абсолютный лидер, тиран, уничтожающий всякого, кого только мог заподозрить в посягательстве на свое первенство, он был вынужден наблюдать и сражаться, используя для победы любые средства, вплоть до приношения в жертву своего младшего сына, когда в замке не нашлось ближайшего источника для срочного удовлетворения жажды магического оружия. Причина смерти старшего отпрыска никогда не скрывалась — чадо пожелало занять место родителя. Таким был Хасан ас-Сабах, и таким же предстояло стать мне, но я теперь этого не хотел.
В поисках ответа на главный вопрос, я достал почерневшие ножны и обнажил гладкое блестящее лезвие. Изготовленное неведомым мастером девять веков назад, оно являло собой образец совершенного оружия, чьи идеальные формы не могли не направлять действия его обладателя на воплощение заложенного создателем замысла — нести смерть. Именно это наслаждение неодушевленной материи и роднило клинок с бритвенным лезвием внутри пирамидки — специфическое, недоступное человеку удовольствие. И еще я понял: Кинжалу все равно, что станет с его владельцем, ибо он уверен, что для него всегда найдется новый носитель, которого он сможет подчинить себе и будет успешно им управлять. Заставлять убивать. Единственное, что было ему небезразлично, — разъединение с другими Предметами Влияния. Лишь вместе они образуют могущественный механизм управления человеком: Перстень дарит иллюзию повышения умственных способностей, Браслет усиливает гордыню, а Кинжал дает возможность расправляться сразу с несколькими противниками. Сами они ничего не могут добавить в характер человека, но гипертрофируют его природные качества. Я постиг, что, только став выше своего честолюбия, злобы и самодовольства, избавившись от них, можно выйти из-под влияния Предметов. Я ощутил себя хозяином положения, потому что лишь осознав свои недостатки, можно было побороть их.
Так мне открылась подлинная сущность Предметов Влияния — они были пробным камнем, на котором проверяются души. Возможно, эту цель и преследовал мастер, но не все проходили проверку. Можно было жить в симбиозе с Предметами многие десятки лет, поддерживая порядок в своем тоталитарном государстве и мучаясь от неосознанных страстей, но эта перспектива перестала быть для меня заманчивой.
— Пошли вы все! — громко сказал я и снял с руки Браслет и Перстень.
Уже ничему не удивляющийся Слава взглянул на меня.
— Поехали в «Аламос», — предложил я, и мой друг улыбнулся.
Франсиско Мигель де Мегиддельяр поджидал нас на своем месте. Я принес ему раритеты и положил их на стол. Я сделал это без сожаления, просто понял, что пришло время отдать их испанцам, я был готов на это. В жизни все делается так, как надо, а идти наперекор предначертанному свыше — большая глупость. — фие зега, зега, — повторил де Мегиддельяр, словно отвечая на мои мысли. Те же слова, помнится, он произнес, когда я отбирал Предметы. Мудрый старик! — Что будет, то будет.
— Ну что, поедем домой? — спросил Слава, когда мы вышли из офиса.
— Давай водки купим, — предложил я. — Ящик. Гулять так гулять!
— А че, давай, — с восторгом согласился Слава.
14
Фридрих Готтенскнехт гулял по Петербургу, прощаясь с этим городом навсегда. В кармане его лежал билет на берлинский поезд, до отправления которого было пять часов. Ночь Фридрих провел в гостинице, а утром покинул номер из соображений конспирации. Он был убежден, что на улице его труднее задержать.
Он продолжал так считать, когда перед ним неожиданно возник рослый мужчина в сером, туго подпоясанном плаще, сзади откуда ни возьмись появился другой, в точности такой же, а у тротуара остановилась черная «Волга» с тонированными стеклами.
— Федеральная служба безопасности, — произнес мужчина фразу, от которой у пресвитера душа ушла в пятки. — Господин Готтенскнехт, вы задержаны.
Мужчина жестко взял его под локоть, другой распахнул дверцу машины.
«Я хочу в Баден-Баден», — оформилась до конца мысль пресвитера, когда его заталкивали в глухое нутро гэбэшного воронка.
Для Тахоева наступила радужная полоса жизни, состоящая из сплошного везения и чудесных удач. Вместе с Ксенией он собирался в свадебное путешествие вокруг света, правда, интерпретировал эту поездку по-своему. Отсутствие Славы, нянчившегося со своим непутевым другом, позволило беспрепятственно развиваться отношениям, которые перешли из состояния любовной привязанности в состояние полного доверия.
Когда Ксения продемонстрировала хранящийся в гараже ящик, доверху набитый золотым ломом, Тахоеву даже стало не по себе. Из ее рассказов он узнал, что есть человек, владеющий второй половиной клада, равной по весу. Борз тут же загорелся желанием объединить их в одно целое — разрабатывать жилу он предпочитал до конца. Денег ему хватит на такую роскошную жизнь, о которой, будучи врачом, он не смел даже и мечтать. С Ксенией, наивно считавшей, что она имеет право на половину содержимого гаражного ящика, делиться своими замыслами не стал, здраво рассудив, что будет не понят. Тахоев составил план дальнейших действий: приехать к археологу домой и вытрясти из него все до последнего грамма. Зная о размерах сокровища, обмануть Борз себя не даст. А потом можно будет отправиться в путешествие, только не в свадебное, а чтобы как можно дальше уехать из страны. Успех предприятия обеспечивал ПМ с семью патронами в обойме, по мнению Руслана, дающий ему сто очков вперед перед безоружным археологом. Если тот начнет упрямиться, он пристрелит его жену, да и Ксенией можно пожертвовать — больше она ему не нужна. Удовлетворенно облизываясь, Борз едва ли не насильно повез ее на квартиру к Потехину, и вскоре они были там. Открывшая дверь жена археолога насторожилась при виде незнакомого спутника Ксении. Ее подозрения тотчас же подтвердились, потому что Тахоев достал из кармана пистолет и, втолкнув обеих женщин в комнату, сказал:
— Сидеть тихо, даже когда муж придет. Теперь я здесь главный!
15
Ящик не ящик, но спиртным мы затарились нехило. Перепрятав контейнеры, поехали в магазин. Накупили и водки, и ликера для дам, до которых, правда, не дозвонились. Так что, когда мы ехали домой, машина была забита разноцветными мешками с выпивкой и закуской, звеневшими и шуршавшими всю дорогу.
Приехав, я сразу стал подниматься, а Слава задержался, закрывая машину. Я втащил в прихожую пакеты и окликнул Марину. К моему удивлению, из комнаты вышел здоровенный хачик, а за его спиной я разглядел перепуганные лица Маринки и Ксении.
— Стой! — приказал «черный» и достал волыну.
Я послушно замер. Бежать все равно было некуда. От двери я успел отойти слишком далеко, чтобы одним прыжком можно было оказаться на лестнице, теперь за моей спиной была кухня.
— Оба-на, доктор! — изумленно громыхнул появившийся Слава, и внимание хача тут же переключилось на него. Оказывается, они были знакомы — «черный» узнал моего корефана, но встрече не обрадовался и, вытянув в его сторону руку с пистолетом, быстро нажал на спуск.
Второй выстрел застал меня уже на кухне. Хачик разошелся не на шутку, посылая пулю за пулей, но Славу было не так-то просто убить. Выстрелы перекрывались истошными Ксениными воплями: «Руслан, Руслан!», и я вообще перестал понимать, что тут происходит. На встречу ветеранов-афганцев случившееся как-то не походило. В углу у холодильника я увидел прислоненный к стене меч, тщательно отмытый Маринкой от крови. Я схватил его, еще не очень ясно понимая, что буду с ним делать, но наличие хоть какого-то оружия успокоило.