Запах гари. Как будто горящая резина. Лёва вытягивается в струнку, в полумраке у него светятся глаза. О, этот серебряный блеск. Лариса ворочается, но не просыпается. В пять лет дети спят крепко.
Лёва говорит, что вдалеке яркий свет. Сквозь густую листву и низкие ветки может видеть только он.
Нить в моих руках тоже дрожит, натягивается. Шарик из фольги кружится по ладони. Это значит, нужно быть осторожными. Я помню, что мы идём по лесу уже неделю. Вернее, бежим в страхе. Бежим из разрушенного города.
Я слышу чужие голоса, и сердце уходит в пятки. Нас нашли?
Лёва тоже слышит, медленно поворачивает голову из стороны в сторону. Ещё немного – и он обратится. Это ещё страшнее. Я видела, как много дней назад он убил двоих пожирателей фантазий.
Голоса человеческие. Мужские, женские. Зовут кого-то. Перекликаются.
Запах гари становится сильнее.
Лёва говорит, что надо двигаться за нитью. Осталось немного.
Я знаю, что он прав. Лёва всегда прав. Делаю шаг. Под ногой громко хрустит сухая ветка. В эту же секунду деревья, ветви, листья, облака, далёкие голоса – все застывают в безмолвии. Лариса просыпается, и её глаза тоже светятся серебром.
Куколка моя, куколка. Когда ты станешь бабочкой?
Я просыпаюсь тоже.
…На сегодня план такой. Хочу взять пузырьки с оставшимися грёзами и отследить историю того мальчишки, который убегал от пожирателей на старой автозаправке. Почему он там появился? Как нашёл пожирателей? Что он вообще знает? Его родители одни из нас, но они давно отстранились от общины и пресекают любую попытку вернуться.
Возможно, мне повезёт, и я кое-что узнаю перед собранием. Четверых обзвонила, все согласны. Двое не взяли трубки, перезвоню позже. Есть надежда, что мы успеем до того, как пожиратели грёз доберутся до кого-нибудь из нас.
А если уже добрались до тех, кто не ответил на звонки?.. Маша, Толик, Галина, Эдик… Представить страшно. Я не хочу, не хочу этого представлять. Нужно искать выход.
Что сделал бы Лёва на моём месте? Он бы достал все артефакты из пограничного леса, зарядил их грёзами и вступил бы в бой.
Но я не могу так. Почему? Потому что страшно. Я видела пожирателей так близко, как эту тетрадь. Они снятся мне. Бесформенные твари, окутанные каплями смолянистых грёз.
Лариса в школе.
Иду в больницу, чтобы проверить Лёву. Может, он принёс мне несколько добытых пузырьков.
Время посещения: десять утра – шесть вечера.
(далее неразборчиво сразу несколько абзацев)
ЭТО ИЗ-ЗА НЕГО!
ОН ОТКРЫЛ ТОННЕЛЬ В ГРЁЗЫ! НЕ ЗНАЮ КАК, НО ЭТО МАЛЬЧИШКА!
ПОЖИРАТЕЛИ УЧУЯЛИ ЕГО И ПО ОБРАЗОВАВШЕМУСЯ ТОННЕЛЮ ПРИШЛИ В ГОРОД! А МАЛЬЧИШКА ДАЖЕ НЕ ДОГАДЫВАЕТСЯ, ОН НЕ ПОНИМАЕТ, КАКУЮ БЕДУ НАКЛИКАЛ! КУДА СМОТРЕЛИ РОДИТЕЛИ?
Срочно собираюсь в школу. Нужно выбить из него подробности.
Глупый, глупый.
Мальчишка.
В одном классе с Ларисой. Бедная девочка. Я боюсь за неё. Пожиратели ошиваются возле школы. Они могут схватить её в любой момет.
Предупредить.
Позвонить.
Прибежать.
Никто не поможет Ларисе.
(далее неразборчиво ещё несколько слов)
Дочитав последнюю заполненную страницу в тетради, Лариса несколько минут сидела на кровати без движения. Пустоты в квартире стало ещё больше, несмотря на щебет из телевизора и детский смех, доносившийся с улицы сквозь окно.
Мама сошла с ума окончательно и бесповоротно.
Папа в коме, а не в каких-то пограничных лесах.
Димка, может, что-то и натворил на автозаправке, но точно не вызвал монстров сожрать людей.
А эти мысли насчёт семей с детьми, которые тоже сбежали из другого мира? Кому она вообще звонила? Напугала людей…
В общем, очередной мамин приступ.
Настораживало только одно… Реализм вчерашнего видения. Что бы там у мамы ни было написано в тетрадях, Лариса видела собственными глазами автозаправку, пожилых людей и бегущего в испуге Димку. Сегодня в школе, когда мама ворвалась в класс, Димка не поддержал всеобщего веселья. Лариса видела, как он сидел за партой, молчаливый, как будто мама всерьёз его напугала. Но почему? Что такое страшное она могла сказать обычному девятикласснику?
Мелькнула внезапная мысль: может, поискать артефакты, о которых говорила мама? Если они где-то спрятаны, вот вам и доказательства её фантазий. А если нет… ну, тогда нужно дождаться, когда мама вернётся из больницы, притихшая и с ясными мыслями.
Лариса обошла родительскую комнату. Раньше ей и в голову не приходило дотрагиваться до маминых вещей или что-то искать, но сейчас она старательно открывала шкафы, проверяла под одеждой и на полках, осмотрела тумбочки, заглянула под мамино зеркало и даже за него. Под батареей лежала стопка бумажных папок, прикрытая шторой. Взяв одну, Лариса развязала тесёмки и обнаружила исписанные листы. Их было много, не один десяток. Мамин почерк, как вся её жизнь в последнее время: торопливый, сбивчивый, размашистый.
В первом же предложении очередные страхи из-за пожирателей фантазий.
Надо ли это читать?
От размышлений её отвлёк звонок в дверь. Наверняка Валя пришла, не выдержала, хочет проверить, всё ли в порядке.
Звонок повторился, а следом в дверь несколько раз постучали.
Валя обычно так не делала.
Ещё один короткий звонок. Как будто нетерпеливый. Как будто кто-то за дверью очень хотел, чтобы его впустили.
Лариса шагнула к кровати, стараясь не шуметь – хотя понимала же, что никого в квартире нет, и зажала в руке овальное зеркальце. Чем не магический артефакт? Холодный металл немного успокаивал.
Звонок. Ещё один. Стук.
Звонок. Звонок. Стук. Скрежет.
Звонок. Стук. Скрежет.
И вдруг – женский голос:
– Лариса, дорогая, открой дверь.
Хотелось верить, что это кто-то знакомый, но Лариса понимала, что нет. Это чужие люди. Пожилые, с автозаправки. Пришли за ней.
– Лариса, нам нужно поговорить. Милая, ты ведь дома.
Она осторожно выглянула в коридор. Входная дверь была закрыта. Квартира по-прежнему оставалась крепостью. Хотя кто знает, надолго ли?
Что им нужно? Она с особой яркостью вспомнила перекошенное страхом лицо Димки из вчерашнего видения.
– Лариса! – В дверь стукнули с силой. – Открой, негодница! Сейчас же! Что ты себе позволяешь?
Страх сковал движения и мысли.
– Пока ты там сидишь, девочка, эгоистка, дрянь такая, люди в опасности. Подруги твои, недруги тоже! Родители! Их спасать надо!
Стук. Скрежет – будто кто-то елозит длинными ногтями по металлу. Или это когти? Почему-то представилось страшное существо, мохнатое, зубастое, именно с когтями.
– Открой! Открой же, ну! Открой быстрее!
Какое-то движение сзади заставило Ларису резко обернуться. Комната была пуста. Но за окном, закрывая солнце, висел в воздухе человек. Это был пожилой мужчина, одетый в аккуратный серый костюм. В одной руке он держал раскрытый зонт и как будто именно из-за зонта не падал с высоты шестого этажа. Из-под зонта падали крохотные чёрные капельки. Они падали на морщинистое лицо, на плечи мужчины, на его руки и волосы и тут же испарялись, оставляя после себя крохотные завихрения. Пожилой мужчина казался состоящим из этих завихрений. Как во вчерашнем видении.
Широкая тень расползлась по полу, и у этой тени было не две, а четыре руки. Они двигались, цепляясь за ковёр длинными тонкими пальцами, ползли к Ларисиным ногам.
Лариса зажала рот, чтобы не закричать. Мужчина улыбнулся. У него был большой кривой рот, похожий на раскрывшийся шрам, с тонкими губами, а из-под губ торчали зубы. Множество мелких зубов.
– Познакомься с моим мужем! – крикнули из-за двери. – Приятный человек, очень начитанный, интеллигент! Он всё расскажет и покажет!
Мужчина, продолжая хищно улыбаться, протянул свободную руку и коротко постучал в стекло ногтями. Стук этот вывел Ларису из транса. Она-таки закричала, бросилась вон из комнаты, по коридору, в детскую. Бросилась сразу к окну, задёрнула шторы и запрыгнула на кровать, выставив перед собой зеркальце, как оружие. Пятнышки отражённого света суетились по стенам.
Что делать дальше? Звать на помощь? Бежать? Защищаться? Но чем? Детскими книжками, мягкими игрушками, школьным ранцем?
Длинная четырёхрукая тень просочилась под дверь и стала медленно заполнять собой пол.
В окно постучали ногтями. Или когтями. Сквозь плотные шторы проступил силуэт мужчины. Перед глазами стоял его образ, его кривой рот и мелкие зубы, штук пятьдесят в одном ряду, не меньше.
Пожиратели грёз.
По стеклу вновь мелко застучали ноготки. Лариса зажмурилась, даже побелело перед глазами. В голове вертелся вихрь мыслей.
Раскройся. Раскройся. Ну же, раскройся, как хотела мама. Обрети какую-нибудь суперспособность, как в фильмах. Отпугни их, хотя бы на время. Стань бабочкой, что ли. Ну же.
– Милая, что тебе стоит открыть дверь? Мы же просто хотим поговорить. Ничего плохого не сделаем, обещаем! – Женский голос сорвался на противное дребезжащее хихиканье. – Поговорим, заберём кое-что и уйдём. Я обещаю, мой муж обещает! Ему можно верить!
По стеклу стучали всё сильнее и сильнее. Ещё немного – и оно не выдержит. Что тогда?
– Тебя никто не спасёт, – сказала женщина из-за двери. – Ты одна там, я чую. Твои страхи, фантазии, мечты. М-м-м. Очень вкусные, должно быть. Жаль, что пропадут просто так. Открой, поговорим. Деваться-то всё равно некуда.
Она права, никто не спасёт.
– Глупая! Отдай нам кое-что, и дело с концом! – взвизгнула из-за двери женщина. – Мы уйдём, обещаю. Чёрт с тобой, не будем разговаривать!
– Ага, так и поверила! – пробормотала Лариса. Говорят, отчаяние придаёт сил. Загнанный в угол зверь сопротивляется особенно яростно. А Лариса и была таким зверем. Ни родителей, ни подруг, никого. Она крепче взялась за зеркальце, разглядывая темноту, покрывавшую пол детской. – Я знаю, кто вы! Не надо заморачивать мне голову. Убирайтесь по-хорошему!