Времени было немного, это Лариса прекрасно понимала. Но она не могла бросить в беде лучшую подругу. Валя и так натерпелась.
– Пап! – крикнула Лариса на бегу.
Они как раз выбрались через чёрный выход больницы и пересекали автостоянку. Растерянные – обыкновенные – люди пока ещё не сообразили, что происходит.
– Пап! Пойдём к Вале сначала! В её квартиру!
В больничном халате посреди ночной улицы папа выглядел, конечно, нелепо. Тапочки он сбросил и бежал босиком, шлёпая по лужам и влажному асфальту.
Валя сжала Ларисину ладонь, которую не выпускала уже минут пятнадцать. Сказала негромко:
– Не надо…
– Ещё как надо! Что будет с твоими родителями, а? Мы тоже, знаешь ли, косвенно виноваты.
– Разберёмся! – одобрительно крикнул папа.
Они пересекли пустынный парк и уже возле торгового центра перешли на шаг. Тут было многолюдно, около фонтана скопилась молодёжь, которой не было дела до происшествия в больнице. На папу в халате, правда, бросали удивлённые взгляды.
Сразу за торговым центром мама свернула и повела всех по неприметным улочкам между низких старых домов. В каждом городе бывают такие улицы и такие дома, как будто застрявшие в прошлом веке. Тут даже фонари горели через один. Людей снова поубавилось, как и машин. Было тихо и темно.
– Вы уедете из города? – осторожно спросила Валя.
– Видимо, да, придётся. Тут теперь каждый полицейский будет нас искать. Наделали делов…
– Оставишь мне какие-нибудь контакты? Чтобы мы могли переписываться?
– Я сама с тобой свяжусь, ладно? Когда всё уляжется. А то мало ли что…
– Конечно. Надеюсь, когда-нибудь ты мне расскажешь, что тут вообще происходило.
В парке около их дома папа попросил остановиться, а сам пошёл на разведку. Впрочем, опасения были напрасными – полицейских не наблюдалось, около подъезда было пусто. Только на детской площадке неподалёку шумели малыши, которых уставшие родители выгуливали перед сном.
В подъезде Лариса вдруг почувствовала себя в безопасности. Тяжёлая дверь как будто отрезала её от окружающего мира.
– Папа, не забудь!
Папа негромко рассмеялся.
– Конечно, милая. Пойдём посмотрим, что там.
Лариса повернулась к Вале:
– Ты ведь не боишься?
Та пожала плечами:
– Вдруг ничего не получится?
– Тогда мы заберём тебя с собой, и дело с концом. Да, мам?
Мама ничего не ответила, только улыбнулась. У Ларисы тоже не было уверенности, что они смогут взять с собой Валю, но ведь надо было как-то приободрить подругу?
Дверь в квартиру Вали была не заперта. В коридоре стоял душный, спёртый воздух. Папа включил свет, сощурился, отправился прямиком в комнату, приговаривая:
– Так, что у нас тут? Ага. Посмотрим…
Лариса, Валя и мама замерли в ожидании. Папа подошёл к деталям манекенов в углу комнаты. Сложил одного, потом второго. Аккуратно закрепил каждый сустав, голову, части туловища. По комнате кружились встревоженные пылинки и, кажется, крохотные капли фантазий.
– Тут такое дело, – наконец сказал папа, и Валя снова с силой сжала Ларисину ладонь. – Пожиратели схалтурили, даже не удосужились забрать сущности себе. Оставили как есть.
– И что теперь? – спросила Лариса.
– Теперь они вернутся в своё обычное состояние очень быстро. А нам ведь не нужно, чтобы родители твоей подруги увидели у себя в квартире толпу незнакомых людей, да? – Папа подошёл к Вале, достал из кармана халата гребень и протянул ей. – Мы сейчас уйдём, а ты расчешешь волосы папы и мамы. Минуты через две-три они оживут. То есть их сущности вернутся. Скорее всего, они не будут ничего помнить, как будто прошёл час или около того с момента их ухода. Постарайся ничего им не рассказывать или наплети с три короба, чтобы было невероятно, но правдоподобно. Главное, ни слова про нас. Дай фору на какое-то время, чтобы мы успели выехать из города, хорошо?
Валя кивнула. Было видно, что ей не терпится вернуть родителей. А кому бы терпелось?
– Вот и славно. Прощайтесь, и мы уходим.
Папа вышел в коридор, увлекая за собой маму. Лариса и Валя остались одни.
– Прости меня за всё, – ещё раз сказала Валя. – Я не должна была поступать как трусиха, не должна была следить за тобой. Если бы не я, может быть, всё закончилось бы иначе.
– Не говори глупостей. – Лариса обняла подругу, и та обняла её в ответ. – И никогда не считай себя виноватой, ясно? Все делают ошибки, и у всех должен быть шанс их исправить. Ты свой шанс использовала на все сто.
Несколько минут они вот так стояли, обнявшись. Потом Лариса отстранилась и по-деловому, наигранно пожала Вале руку.
– Засим спешу откланяться. Жди от меня весточку, милая подруга. Желаю всего хорошего вам и вашим родителям.
Валя рассмеялась, хотя на глазах стояли слёзы. Прощаться с близкими людьми всегда тяжело. У Ларисы и самой комок стоял в горле.
– Увидимся когда-нибудь, – сказала она и поспешила в коридор, к родителям.
Ночь после расставания с Валей Лариса помнила смутно.
Сначала встретились с другими беглецами возле заброшенной автостоянки. Она попрощалась с Димкой и Борей, забралась на заднее сиденье автомобиля и позволила себе немного поплакать. Диалог с одноклассником окончательно убедил её, что прежний мир остаётся за спиной. Не будет больше любимой детской комнаты, школы (пусть и нелюбимой, но родной), кинотеатра в двух кварталах от дома, парка с фонтаном, чудесного вида на закат из окна, велосипедных прогулок с родителями за городом. Всё изменилось, и дальше будет иначе.
Потом долго и быстро ехали до самого рассвета, нигде не останавливаясь. Лариса то смотрела в окно на мельтешение фонарей, то проваливалась в полудрёму, где ей снилась почему-то школа с пыльными коридорами, а ещё кладовая со старыми и забытыми вещами, а ещё кабинет директора – теперь пустующий. По коридорам бродили растерянные учителя, порождения исчезнувшей фантазии. А школьники сидели в классах, не зная, что им теперь делать. Как выбраться оттуда? Куда идти?
Лариса спросила у мамы:
– Что теперь будет со школой?
Мама ответила:
– Мы отрезали директора от его фантазии. Теперь он в реальном мире, живой, и больше не может вернуться обратно. Все тоннели закупорены, фантазий нет. Ему предстоит жить как всем. А школа без подпитки скоро пропадёт. Знаешь, как тает шоколад на солнце. Всё растворится в небытие.
– А дети? Куда они денутся?
– Отправятся через пограничный лес искать Город, где смогут жить, пока не придёт их черёд посетить Омертвевший дом. Каждый рано или поздно отправляется через Омертвевший дом к истинной смерти.
– Мы тоже туда приедем?
Мама усмехнулась.
– По-хорошему, мы уже давно должны быть там. Не забывай – мы беглецы. Раньше сбежали из мира мёртвых, а теперь ещё убегаем и в мире живых. Так вот нам везёт.
– И куда нам теперь?
– Подальше от суеты, – отозвался папа. – В другой маленький городок, где никто не будет задавать много вопросов. Если хочешь, устроим тебе дистанционное обучение. Я слышал, сейчас многие так учатся.
– Я хочу, чтобы вы больше не сбегали в пограничный лес и не сходили с ума, – сказала Лариса. – Устала, если честно, спасать вас от всякого.
Они все рассмеялись одновременно.
Потом Лариса снова уснула, растянувшись на заднем сиденье. Проснулась уже с рассветом. С обеих сторон дороги мелькали редкие деревья. Полоска голубого неба расчертила горизонт. Солнце вставало где-то далеко над крышами многоэтажных домов незнакомого города. На бардачке лежал шарик из фольги, обмотанный зелёной ниткой. Свободный кончик нити едва заметно подрагивал.
Лариса спросила у мамы:
– Нас будут искать?
Мама ответила:
– Конечно, милая. Но мы умеем прятаться. Считай, это образ нашей жизни.
– А ещё мы набрали грёз, – сказал папа. – Они помогут. Мечты и фантазии всегда помогают. Главное, думай об этом почаще.
Лариса и забыла, как папа умеет обнадёживать.
В тот момент ей стало тепло и уютно. Показалось, что автомобиль не просто движется по дороге к незнакомому городу, а проник сквозь грёзы, вытащил из обыденности её семью и обязательно доставит туда, где всем будет хорошо.
Только одна мысль не давала Ларисе покоя в то раннее утро.
Куда делся Виталька?
Он вернулся домой на рассвете. Крикнул с порога:
– Мам, пап, я пришёл! Купил стиральный порошок и хлеб, о’кей?
Родители выбежали из гостиной и бросились к сыну. Видно было, какие они невыспавшиеся, растрёпанные, перепуганные и удивлённые: папа с щетиной и всклокоченными волосами, мама с припухшими веками и ненакрашенная.
Посыпались вопросы: «Где ты был? Что случилось? Слышал о больнице? Ты ведь туда не совался?»
А Виталька стоял молчаливый и улыбающийся. Позволял родительским эмоциям окутывать его. Эмоции были вкусными и сочными, почти как фантазии.
Сергей Иванович научил его вкушать их. Через крохотные дырочки, покрывающие кожу. Питаться родительскими заботами, страхом, любовью – что может быть лучше?
– Я и сам так делал, – говорил Сергей Иванович. – Иначе как набраться сил для свершений?
Виталька помнил, как взмыл в серое дождливое небо. Чёрные вязкие капли падали на его лицо, попадали на губы, затекали в ноздри. Потом они залепили глаза, и когда Виталька растёр их ладонями, то увидел, что больше не парит в воздухе, а сидит за обычной школьной партой.
Это был маленький учебный класс, почти пустой. За высоченными окнами нельзя было ничего разобрать из-за тёмно-оранжевого света, который просачивался сквозь стёкла и растекался по полу.
В классе умещалось всего четыре парты. Одинаковые, низкие, кривоногие. Сидеть за такой было неудобно, коленки упирались в деревянную столешницу. Виталька поёрзал, привыкая. В мутном полумраке он увидел Сергея Ивановича, который стоял у школьной доски и что-то писал на ней мелом.
Буквы складывались в слова.
– Запоминай, у нас немного времени, – сказал Сергей Иванович, не оборачиваясь. Он стал как будто меньше ростом, да и голос изменился. Ещё прибавилось волос. Одежда казалась мешковатой, слишком большой для него. – Первый шаг – это влюбить в себя других людей. Родителей, друзей и подруг, родственников и учителей. Позволяй людям отдавать свою любовь. Где любовь, там самые яркие эмоции. А эмоции сделают