Как перехитрить телефонных мошенников»). Слал письма в рубрику «Советы читателям», в головные офисы корпораций, конгрессменам своего штата, во все без разбора газеты. Наконец, своим сестрам в Нью-Йорк («Воспоминания синьора Скрапитаса, бельчонка 7-го «А».
В ту пору все что-то да значило: дневные отсветы на цветочных горшках; то, как после дождика извиваются дождевые червяки на влажном тротуаре; даже газетные новости и те были наделены некоторым смыслом. Все это означало, что существует какая-то общая направленность; немолчный поток к событийностям человеческой жизни. Лео мог его прозревать; видеть, как ему казалось, тайные приметы будущего. И все это он включал в свой блог.
Затем он поведал Джеймсу, как в окружающую его красоту и гармонию начала проникать паранойя; вначале просачиваться, а затем и затмевать.
Сказать, что Лео совсем уж бездействовал, нельзя. Он старался хотя бы дистанцироваться от наиболее тупых закоулков Интернета, где больные на голову вразнос, оптом и в розницу торговали теориями заговора. Но постоянно существовал соблазн. Лео слишком много читал о нанотехнологиях и стал ловить себя на том, что всюду его окружают махонькие машинки – незаметно, как букашки в траве. Или же он выходил на новости о некой крупной пенитенциарной структуре, работающей над созданием передвижных тюремных комплексов на контейнерной основе, которые можно доставлять и разворачивать в считаные дни; и, что примечательно, главой этой частной компании является один из больших чинов при ФАЧС[38]. Проблемка в том, что стоит вам хотя бы в шутку заподозрить ФАЧС в чем-то неблаговидном, как от вас тут же начинают сторониться. Поэтому, замечая в комментариях к своему посту хотя бы какую-то подобную крамолу, он старательно ее выкорчевывал прежде, чем сделать публикацию.
Ну а дальше развивалось по нисходящей – все дальше вглубь и вниз, от убедительности к солипсическому нонсенсу, ясно указующему полусотне читателей блога, что Лео угодил в щупальца наркоты и алкоголя, а может, и не только. Выдача на-гора́ росла, а редактирование сошло на нет. Пошли-поехали напыщенные разглагольствования о неуважении со стороны курьера от «Федекс», выспренние предупреждения не оставлять компьютер без защиты, заметки о воздуходувах в аэропорту, отзывы о тефлоновых сковородных покрытиях вперемешку со статьями о культурных трендах; неполиткорректные призывы ответить на политические угрозы и восстановить статус-кво; риторика насчет того, чтобы отрешиться от всего наносного, прежде всего роскоши, и жить по принципам.
А затем Лео сказал Джеймсу, как он выявил существование всеохватного жуткого заговора, о котором пока проведал только он.
– Во как, – тихо крякнул Джеймс. – Приехали. Ну-ка с этого момента поподробнее.
– В общем, сидел я в онлайне, – начал Лео. – Просто так: заглядывал туда-сюда. Ну и… Ты, кстати, наслышан об одном балаболе, Марке Деверо?
– Это который насчет самопомощи? Что-то там «изнанкой наружу», типа того?
– Да, он. В общем, я его когда-то знал. Лет десять назад. Да не просто знал, а мы с ним по колледжу были лучшие друзья. Ну и вот, сижу я и смотрю в Сети его видео, где он говорит насчет того, как достичь чего твоей душе угодно, надо только научиться контролировать свои способности осуществления надежд.
– Мне кажется, хрень какая-то.
– Хрень не хрень, но он так выразился. Только суть-то вот в чем: все это он попятил из моего блога. Не дословно, но… В общем, я уверен, что он подворовывал у меня.
– Вот сучара, – буркнул Джеймс.
– Что сучара, это верно. Видно, он пробовал на этом поднажиться, но дело даже не в том. Он напутал, вот в чем суть. Я никогда не говорил, что можно возыметь все, что пожелаешь. А просто пробросил, что следует обратить внимание: чего бы мы ни желали, мы в большинстве случаев действительно это получаем. Мы желаем удерживаться в транспортном потоке, не соприкасаясь при этом с другими машинами; желаем спросонья, в полубессознательном состоянии, дотащить свое тело до туалета, и делаем это вполне успешно. Желаем, чтобы значение того или этого момента стало нам ясней, и достигаем этого за счет фокусировки – все это наши осуществленные желания.
Я пришел в ярость. И решил: дай-ка я копну своего старого дружка Марка Деверо поглубже. Копнул, и что же высветилось? Оказывается, каждая его так называемая лекция, каждое идиотское «эссе», что он кропает, является негласной рекламой «Синеко» и этого их нового гаджета, «Ноуда».
– «Ноуда»? – привстал на локте Джеймс. – Я, кстати, их видел. Классные штучки.
– Ничего подобного, – твердокаменным голосом возразил Лео. – Это зло, причем в концентрированном виде. Устройства по биометрическому отбору и надзору за их владельцами, которые «Синеко» или тот, кто за ней стоит, специально распространяет через дистрибьюторские сети.
– Постой. Но ведь они их продают, а не раздают всем желающим?
– Да, и продают себе в убыток. Техническая пресса ломает над этим голову. Есть мнение, что для такой своей щедрости «Синеко» должна или обладать мощной производственной базой где-нибудь в дебрях Азии, где на нее в спецлагерях вкалывает бесплатная рабсила, или же это какая-то глобальная бизнес-афера типа «вот вам станочек, а картриджи к нему будете брать у нас». То есть мы, мудаки, за бесценок берем у них гаджет, а потом по гроб жизни снабжаемся их же комплектующими, которые еще неизвестно, сколько будут стоить.
– А ведь и вправду. Попахивает схемкой типа «станочек – картридж». Чистой воды финансовый рэкет.
– Если бы только это. Вся эта афера выглядит куда масштабней и по охвату, и по срокам. По моим соображениям, они хотят всучить это устройство в руки всех и каждого на планете, а оно будет фиксировать и считывать все их передвижения, состояние организма, образ, голос, даже ДНК. Всё-превсё.
– Они что, способны все это устроить? Мне кажется, кишка тонка.
– Да нет, они уже этим занимаются, насколько им позволяют силы. Мониторят и подгоняют под себя законы, просеивают данные медицинского и имущественного страхования, проводят фейс-контроль в банкоматах, сбор видео- и аудиоданных на всех главных перекрестках. О службе безопасности в аэропортах я уж и не говорю. Отследить любого из нас им ничего не стоит – ведь этот приборчик будет у тебя и на прикроватной тумбочке, и в кармане, и в машине на приборной доске. Никуда от них не отвертишься – они будут отслеживать даже направление твоего взгляда.
– Ну а кто это – «они», ты не вычислил?
– Гм, сказать непросто. Но давай прикинем: УТБ[39] уже располагает программой, которая именуется «Клинз»[40]. Суть ее в том, что, если ты заранее проверен на благонадежность, это позволяет тебе проходить на рейс без досмотра.
– Да, наслышан. Но никогда не видел в порту стойку, где дежурят эти люди.
– Сомневаюсь, что они вообще находятся в той части аэропорта, где мурыжимся мы с тобой. «Очищение» – это, кстати, состояние, которого также пытаются достичь у себя саентологи. Название «Клинз» присвоила своей новой операционной системе и «Синеко». А теперь приглядимся к гиганту фармакологии «Бакстер-Снайдер», изготовителю небезызвестного «Синапсиквела». Он вывел на рынок партию бесплатных контактных линз – как утверждается, для исследовательских целей. Та программа у них называется «Контактные линзы: исследование нарушений зрения», то есть тоже «Клинз».
Синий сумрак палаты был тих: Джеймс впитывал в себя сказанное.
– Ладно, – вымолвил он со вздохом. – Хоть и странно, конечно. Жутковато. То есть ты считаешь, что «Синеко» вкупе с саентологами, УТБ и «Бакстером-Снайдером» состоят в сговоре?
– А также мой старый друг Марк.
Джеймс молчал.
– Понимаю, звучит бредово.
Но в свое время это обстояло иначе. Лео хотелось предостеречь мир, забить тревогу. Когда он решил, что все, передающееся электронным способом, всасывается в циклопическую базу данных теневого правительства, он попросил своего друга Джейка дать ему в пользование ручной типографский пресс, после чего на полтора дня переехал в студию Джейка, набирая там шрифт до почернения рук от краски. Наконец, когда из-под клацнувшей машины вылетел первый лист, Лео вышел с ним наружу (было пять утра) и прочел его в белесом предутреннем свете. Текст был в мазках краски, буквы нечетки. Но читая, Лео понял, что держит в руках бомбу. Он знал, что может изменить мир, расшевелить людей, поднять их на баррикады. Заголовок из полудюймовых букв набатно вещал: «ВСЕМ ВСЕМ ВСЕМ!» (среди шрифта оказалось только три полудюймовых «Е»).
– И сколько экземпляров ты хочешь напечатать? – подавая другу кружку кофе, спросил тогда Джейк.
– Тысяч пять. Или может, десять?
– Давай начнем с полусотни, – сказал Джейк.
Однако кое-какие неблаговидные детали в своей хронике разоблачения Лео утаил. В частности, умолчал о том, как бахвалился в своей газетенке о своем именитом происхождении. «Выходец из интеллектуальной элиты Америки», – значилось там. Не заикнулся и о том, что Марку в своем листке он фактически угрожал. Где-то в конце своей параноидально-злопыхательской офсетной тирады он заявлял, что располагает компроматом на «нечистого на руку рекламщика «Синеко» Марка Деверо». Сейчас с высоты прожитого такое казалось уместным, так как Лео был убежден: каждый из тех, кто желает примкнуть к сопротивлению, должен делать все, что в его или ее силах, чтобы противостоять тому зловещему замыслу. Лично в его силах было сделать хотя бы подножку одной из подсадных уток «Синеко».
На поверку же оказывалось, что тот публичный шантаж был проявлением как минимум безрассудства. Почему он сразу, изначально не просчитал всех моральных последствий того своего поступка? Наверное, потому, что тогда он был просто необходим. Любой ценой. Но неизменной «