Один из его гениальных навыков состоял в подборе правильных девушек. Кай оценивал будущих хостес, как опытный торговец лошадьми.
– Девушки должны быть не старше двадцати двух, – делился он опытом. – Очень важно, чтобы они хорошо выглядели, имели цветущий вид. В клубе, где есть хоть одна красавица, остальные тоже кажутся симпатичнее. Роппонги – маленький район. Если хоть одна хостес хороша собой, молва о ней распространится по всему кварталу, люди начнут выстраиваться в очереди. В моем клубе в то время были самые красивые девушки, просто фантастические. В Токио они приезжали со списком клубов, где можно поработать, и первой строкой значился «Уан айд Джек», потому что он самый большой, а вторым шел мой «Кадр». А иногда он даже стоял на первом месте.
В период бурного развития бизнеса в начале 1990-х урожай девушек с улиц Роппонги уже не мог удовлетворить растущий спрос. Кай со своей женой-британкой, тоже бывшей хостес, размещали объявления за границей и ездили в Британию, Швецию, Чехословакию, Францию и Германию в поисках новых талантов.
Кай, как он сам упомянул, разбирался в девушках. Он любил иностранок, получал благодаря им хорошую прибыль. И презирал их. Свое неуважение к хостес он демонстрировал сплошь и рядом, хладнокровно и бесцеремонно. По сравнению с энтузиазмом, который он проявлял в рассказе о работе клуба, пренебрежение к собственным работницам шокировало. Но оно рождалось из неуважения хостес к самим себе, а также из личного отношения к ним Кая: снисходительного безразличия, граничащего с расизмом.
– Из них только десять процентов нормальных девушек, которые обладают индивидуальностью и знают, зачем приехали в Токио, – уверял он. – Всего десять процентов любят Японию, интересуются страной, культурой.
Большинство работниц, которых Миядзава нанимал в Токио, по его словам, были бюджетными туристками, которые застряли в Таиланде, на дурманящих южных островах с полуночными вечеринками и нескончаемыми потоками марихуаны, экстази и кокаина.
– У них просто заканчиваются деньги, а тут им говорят, что в Японии можно легко подзаработать. Вот они и приезжают, устраиваются в клуб месяца на три и, немного накопив, возвращаются в Таиланд. Здесь им не нравится. Они не уважают желтых людей и приезжают только за деньгами. Девяносто процентов из них не могут найти работу в собственной стране, и только у десяти процентов действительно есть причины находиться в Японии. У большинства же нет никаких планов – они просто любят веселиться. Они принимают наркотики, охотятся за парнями. Без наркотиков никто не обходится. По выходным обязательно экстази, а потом дикий угар. Здешняя культура потребления наркотиков построена на сплошном безумии. Чуть получше себя ведут только девушки из Восточной Европы, потому что они высылают деньги домой своим семьям. У двадцати-тридцати процентов хостес есть сексуальные проблемы. В чем они заключаются? В том, что отец постоянно их насиловал. Они сами мне часто рассказывали, потому что со мной можно говорить на любую тему. Они признавались: «Знаешь, Кай, я по-прежнему сплю с отцом». Из-за этого они всегда озлоблены. Семьдесят-восемьдесят процентов еще на родине пережили развод. Вот такая история – совсем невеселая. У них нет друзей. Они не умеют поддерживать отношения. А потом едут в Таиланд и там наконец заводят приятелей, потому что встречают себе подобных. Общение строится на наркотиках. По выходным они объединяют всех. Наверное, девяносто процентов хостес спят со своими клиентами. Да, думаю, так и есть. Почему бы и нет? Ничего страшного, даже приятно, еще и хорошие деньги платят – никаких проблем!
В откровениях Кая сквозило столько презрения, что мне было трудно воспринимать их всерьез. Не верилось, что девять из десяти хостес по собственному желанию занимаются проституцией. Да и другая статистика вызывала сомнение. Всеми этими рассуждениями он лишь прикрывал личную женоненавистническую концепцию: все хостес – шлюхи. С другой стороны, конечно, среди стриптизерок и работниц клубов Роппонги хватало и таких женщин, которых он описывал, – наркозависимых, переживших насилие, потерянных. Но отвращение Кая демонстрировало общую тенденцию. Миядзава в последнюю очередь имел право судить хостес, ведь он сам их нанимал. Однако, несмотря на лицемерие, в чем-то он выражал мнение большинства японцев.
Проведя немного времени в Роппонги, привыкаешь к его оттенкам и учишься отличать официантку от хостес, стриптизерку от «массажистки». Но для большинства различия неочевидны, да и непринципиальны.
– Некоторые хостес не считают себя частью «мидзу сёбай», потому что не предлагают секс, – рассказывала Мидзухо Фукусима, представительница японского парламента, борющаяся за права иностранок в Японии. – Но, по мнению обывателей, они все равно работают в секс-индустрии.
Энни Эллисон писала: «В профессии хостес есть нечто грязное, ведь она возбуждает клиентов и принадлежит миру „мидзу сёбай“. Грязь, связанная с сексом, в свою очередь, исключает работницу этой сферы из числа претенденток на законный брак, а позже и на материнство с законнорожденными детьми… В культуре, где материнство считается „естественным“ состоянием женщины, представительница „мидзу сёбай“ якобы идет против природы. За это ее презирают, но из-за этого же ее и хотят».
Люси хандрила с конца мая по начало июня. Ко второй неделе июня настроение у девушки поднялось, и она снова начала размышлять о будущем. «Я изо всех сил борюсь с этими ужасными ощущениями, – писала она. – Но сегодня чувствую себя нормально. Я вдруг поняла, что не хочу оставаться здесь до ноября или декабря. Мне нужен свежий воздух, больше простора. Я мечтаю об этом с самого приезда».
В пятницу девушки вышли из своего клуба и заглянули в «Уолл-стрит» встретиться с новым бойфрендом Луизы, французом по имени Ком («как окончание названия бренда „Ланком“», – объяснила Люси в письме Сэм), который обещал привести с собой друга для Люси. Бар был переполнен, мужчины опаздывали. «Их не оказалось, поэтому мы взяли напитки и сели за столик, – писала Люси Сэм. – А потом в бар ЗАШЕЛ СЕКС-БОГ ВЕКА! Луиза быстро его приманила, мы начали общаться, и он оказался просто милашкой. Его зовут Скотт, ему двадцать, он американец из Техаса, и у него такой акцент, что просто таешь. Голубые глаза, рост под два метра, широкие плечи, живот с „кубиками“, прямые русые волосы, классный зад, – он запросто мог бы стать моделью, но служит – ты не поверишь – в ВМС США!!! Ты представила его в форме?? Я тоже!» Девушка сразу придумала тактику поведения. «Я решила просто наслаждаться вечером, – писала она подруге. – Я не заискивала перед ним, как наверняка поступали многие, и не тащила его в постель, так что была в выигрышном положении. Держалась спокойно и уверенно – и он прилетел, как пчелка на мед».
Они отправились на старейшую дискотеку Роппонги «Лексингтон куин». Заказали шампанское, Люси и Скотт пошли танцевать. «Мы мгновенно поймали общий ритм. Он потрясающий танцор. Весь танцпол принадлежал нам, я была в восторге». Затем все четверо переместилась в третий бар под названием «Хайд аут». К тому времени уже начало светать. Ком безнадежно напился, и Луиза намеревалась проводить его домой. Скотт давно опоздал на электричку и не мог добраться до своего авианосца, поэтому Люси приняла непростое решение. Все еще помня о «Правилах», она выдала новому знакомому речь, которую про себя называла «отвальной», а потом пригласила к себе.
«Отвальную» речь она записала на отдельной странице дневника в разделе «Цитаты! Воспоминания о Токио»: «Слушай, ты красавчик, и наверняка сотни девушек мечтают затащить тебя в постель, но если ты ждешь того же от меня – ты ошибся адресом, так что отвали».
Добравшись до Сасаки-хауса, они поцеловались, но Люси не разрешила Скотту подняться в ее комнату. «Думаю, вначале он был немного разочарован, но ведь секса на одну ночь можно получить сколько угодно, тогда как каждому хочется любить и быть любимым. Так что благодаря сдержанности я определенно стала для него желаннее любой другой девушки. Я осыпала его нежными поцелуями, чтобы подразнить и удержать на крючке, подарила ему долгие теплые объятия… и это сработало!»
Люси познакомилась со Скоттом в пятницу 9 июня 2000 года. В последующие двадцать два дня ее ждали счастье и восторг. Влюбленные договорились встретиться снова в воскресенье вечером. Когда Люси собиралась на свидание, позвонил Алекс, бармен из Севеноукса. Всего пару дней назад его звонок стал бы лучшим событием недели, но теперь казался почти досадной помехой. «Как всегда, приятно с ним поболтать, – признавалась Люси в дневнике, – но я чувствую, что с каждым разом он все больше от меня отдаляется… Так что вернемся к Скотту».
На полчаса опоздав на свидание из-за Алекса, она вошла в «Элмонд», розовый кофешоп на перекрестке Роппонги: «Скотт был в джинсах и голубой футболке. Он сидел ко мне спиной и не видел, как я вошла. Я похлопала его по плечу, он обернулся – какой же он красивый! Его голубые глаза показались мне еще ярче, улыбка – еще теплее, а поцелуй – еще слаще».
Парочка поехала на поезде в Харадзюку, любимый район токийской молодежи, и прогулялась по Омотесандо, самой романтической улице Японии, – похожей на французский бульвар широкой зеленой аллее, которая мягко спускается ко входу в храм Мэйдзи. «Нам было очень хорошо вместе, – писала Люси. – Я совершенно его не стесняюсь и не стесняюсь самой себя, когда он рядом… Мы болтали обо всем на свете, но то и дело начинали смеяться от радости и теряли половину нитей разговора – просто чудесное ощущение. Я была как пьяная – все время хихикала. Но в то же время вела себя очень сдержанно».
Они поужинали в итальянском ресторане, потом пошли по длинному пешеходному мосту, который пересекал аллею над верхушками платанов. В июньском влажном зное шелестели сочно-зеленые листья. «На мосту мы начали целоваться, – писала Люси. – Уже стемнело, и повсюду, куда ни глянь, сияли огни Токио. На Омотесандо кипела жизнь, а мы целовались, и у меня перехватило дыхание и сердце чуть не выпрыгнуло