Однажды он ответил на мое письмо просьбой достать медицинскую карточку Люси – там содержалась именно та информация, которую пытались добыть его адвокаты с помощью частных детективов в Британии. Подразумевалось, что за помощь меня вознаградят. Я отказался. После очередного моего письма один из адвокатов Обары, неулыбчивый человек по имени Киёхиса Араи, пригласил меня к себе в кабинет в центре Токио.
Он начал с личного сообщения от Ёдзи Обары. «Я благодарен вам за письмо, – читал адвокат от имени подзащитного. – Рано или поздно у меня будет возможность с вами встретиться, но для начала, пожалуйста, взгляните на материалы, которые я могу вам предоставить». Араи придвинул мне пачку листов: записи судебных разбирательств, дневники Люси, фотографии Кристы Маккензи в квартире Обары. Большинство документов позже появилось в книге, которая тогда готовилась к выходу (речь о ней пойдет ниже), но часть снимков просто не подлежала публикации, особенно полицейские фотографии останков Люси, извлеченных из пещеры: голова, руки, торс, бедра, икры, ступни и лодыжки, хладнокровно разложенные на столе патологоанатома. Несомненно, изображения вызывали омерзение, и физиологический шок от вида расчлененного тела сменился стыдом, который вызывает порнография.
– Конечно, видеть такое тяжело, почти невыносимо, – заметил господин Араи, передавая их мне. – Мы очень сожалеем.
Казалось, он наблюдает за моей реакцией, пока я просматриваю снимки. Видимо, они должны были привлечь внимание к «черному веществу» на голове и во рту Люси, происхождение которого, по мнению Обары, прокуроры так толком и не объяснили. Но потом мне пришло в голову, что адвокат подразумевал нечто другое. Возможно, мне демонстрировали своего рода предупреждение или даже угрозу – манящий приоткрытый люк в шахту, возможность одним глазком заглянуть в тайну смерти Люси и в разум человека, совершившего такое злодейство.
Араи убедил меня забрать фотографии с собой; как он и просил, на следующей неделе я переслал их ему назад. Через четыре месяца в возмущенном письме он обвинил меня в том, что я отправил в Скотленд-Ярд копии, которые показали семье покойной Люси Блэкман. Адвокат писал: «Вы не только нарушили обещание, данное источнику, и предали наше доверие, но также ранили семью и умножили горе родных. Подобные действия непростительны ни для журналиста, ни для человека». В утверждениях Араи не было ни капли правды.
Вскоре я получил два письма от адвокатов Обары с указанием на неточности в моих статьях: даты, национальность одной из жертв Обары, последовательность событий. «Более того, – возмущался адвокат Синья Саканэ, – вы называете собаку, которая хранилась в морозильнике, немецкой овчаркой, что противоречит действительности: это шотландская овчарка». Я поблагодарил за ценное замечание и опять спросил об интервью, однако ответа снова не последовало. Но в мае 2006 года, после долгих лет отказов, Обара сам вышел со мной на связь в собственной манере, подав против меня судебный иск.
Обара – которого представлял суровый мистер Араи – обвинял меня в клевете. Обычно подобные иски адресуются газетам, напечатавшим недостоверные сведения, однако Ёдзи предпочел преследовать в судебном порядке меня лично. Он требовал возмещения морального ущерба в размере 30 миллионов иен (150 тысяч фунтов), и через три недели меня вызвали в Токийский окружной суд. Юридическая терминология письменной жалобы выглядела тяжеловесной и устрашающей, но если приглядеться внимательнее, обвинения звучали в типичном для Обары стиле, до смешного нелепом. Самое неожиданное обвинение касалось заседания, где давала показания Джейн и куда Обара не явился. Тогда, как сообщили наряду со мной все присутствующие журналисты, судья заявил, что Обара снял одежду и вцепился в рукомойник в камере, не желая выходить. Однако, по словам мистера Араи, утверждение является абсурдом и наглой клеветой. «Нет абсолютно никаких фактов, доказывающих, что истец… разделся догола, чтобы не являться в суд в тот день, – утверждалось в исковом заявлении. – Это противоправное действие нагло опорочило репутацию истца».
Для защиты моих прав «Тайме» наняла токийскую юридическую фирму. Последовали встречи и телефонные конференции, проверки записей и документов, обмен длинными черновиками опровержения. Возбуждение и любопытство пересилили тревогу из-за моего статуса обвиняемого. Встречулия Обару в суде? Каково мне будет сидеть в самой дальней стороне знакомого судебного зала? Но меня ждало разочарование: выяснилось, что Обаре не требуется появляться на слушаниях – как и мне. Гражданско-правовой суд в Японии страдает еще большей бюрократией, чем уголовный. Здесь общаются только адвокаты, и присутствие или отсутствие истца и обвиняемого никак не влияет на решение суда. Я все же сходил на одно из заседаний и посидел на скамье обвиняемого. Слушание длилось меньше десяти минут. Мой адвокат предоставил свидетельства публики и заявления других репортеров, подтверждающие, что они тоже слышали, как судья Тотиги описал дезабилье Обары. Главным доказательством служила, конечно же, стенограмма суда. Однако, хотя то заседание считалось открытым, получить ее удалось только после специального разрешения. Судья и господин Араи изучили материалы и одобрили их; затем трое назначили дату очередного заседания. Мое дело не привлекло никакого внимания со стороны общественности: в зале сидели три человека, но то были не зрители, а адвокаты, ожидающие начала следующего слушания. И все же, несмотря на банальность происходящего, в качестве обвиняемого под бдительным взором закона я ощутил волнение и страх. Совсем другое дело, чем сидеть среди публики и делать записи: я будто выступал на сцене, где был и режиссером, и актером.
Последние два судебных разбирательства по делу Ёдзи Обары – шестидесятое и шестьдесят первое – отводились заключительному слову сторон обвинения и защиты. Ничего нового мы не услышали, однако обе стороны выступали очень долго. Обара два часа провел на ногах, подтачивая версию обвинения. Как невысокий человек умудрился незаметно перенести тело такой крупной женщины в автомобиль? Как можно доверять обвинениям, в которых столько вопросов осталось без ответа? «Нет никаких прямых доказательств, неизвестна причина смерти жертвы, – зачитывала защита. – Не обнаружено улик, доказывающих причастность обвиняемого к ее гибели, включая его ДНК. На трупе не найдено следов хлороформа, хотя прокуратура утверждает, что жертву убил именно этот препарат».
Обвинение предоставило уже всем известные свидетельства: длинную, записанную самим Обарой историю «игры в покорение», показания выживших женщин, видео и лекарства, телефонные звонки, покупки и поисковые запросы в Интернет в дни после исчезновения Люси. Прокурор попытался обернуть версию защиты Обары против него самого, остановившись на самой неправдоподобной детали – невероятной байке о Кацуте, «мастере на все руки», чье участии в деле внезапно всплыло под самый конец. «Столь абсурдные отговорки, – говорилось в заявлении, – сами по себе служат доказательством вины».
Японский суд отличается скорее бюрократической сухостью, нежели яркой эмоциональностью; речь молодого прокурора была привычно монотонной и официальной. Однако язык заявления и накал возмущения выбивались из стандартного ряда. «Это беспрецедентно дикое и грязное дело, – говорилось в речи. – Вероятность того, что Обара повторно совершит подобное преступление, крайне велика. Он не что иное, как хитрое животное, не проявившее ни следа свойственного людям сострадания, не обратившее внимания на голоса безутешных семей. Мы не видим в нем ни капли человечности; он не выразил никакого раскаяния. Анналы сексуальных преступлений еще не видели настолько немыслимого зверства. Таким образом, мы настаиваем на пожизненном заключении для обвиняемого».
Перед началом речи адвокаты Обары несколько раз просили, чтобы в качестве свидетеля вызвали Тима Блэкмана.
– О чем вы хотите его спросить? – поинтересовался судья Тотиги, сверкнув зубами, как всегда в минуту раздражения.
– О том, что он получил сто миллионов иен. Раньше он отказывался от денег, но теперь принял их. Мы хотим проследить ход его мыслей… Он важный свидетель для возможного смягчения приговора. Поэтому я хотел бы его допросить.
– Мы достаточно его слушали, – ответил Тотиги.
Адвокат продолжал канючить, и Тотиги резко бросил:
– Я не позволю ничего подобного. Отклонено.
– Протестую, – заявил адвокат.
– Отклонено!
Судья Тотиги предложил обвинению начать заключительную речь.
– Протестую, – снова встрял адвокат Обары. – Я протестую против решения суда. Оно противоречит обязанности суда тщательно рассмотреть дело.
– Отклонено, – откликнулся судья Тотиги. – Бессмысленные возражения могут быть расценены как неуважение к суду. Не зарывайтесь.
Похоже, защита не сообразила, насколько безнадежно ошибочны и тактически опасны отчаянные попытки на заключительном этапе судебного разбирательства спровоцировать человека, который принимает решение о виновности Обары. Одиннадцатого декабря 2006 года суд завершился. Через пять месяцев слушаний был вынесен вердикт. Сомнений в его характере почти не оставалось.
Шестьдесят одна сессия растянулась на шесть лет; даже в режиме работы британского суда со слушаниями пять дней в неделю, утром и вечером, ушло бы больше полутора месяцев. Обара пустил в ход все возможные ресурсы: юридические, финансовые, следственные, технологические. В 2004 году, по мнению одной английской газеты, его адвокат даже нанял британских частных детективов, чтобы раскопать прошлое Тима, Джейн и Люси, а также Луизы Филлипс и ее сестры Эммы. Через два года в виртуальном пространстве появился веб-сайт на английском и японском языках. Он содержал подробную версию событий с точки зрения Обары, а также отрывки из дневника Люси, подписанные Тимом Блэкманом заявления и некоторые расшифровки записей судебных заседаний. Публиковать официальные документы без разрешения суда запрещалось, и полиция собиралась обвинить сторону защиты в обнародовании свидетельств по текущему уголовному делу. Но авторы сайта подстраховались: страница с доменной зоной to.cx размещалась на сервере малоизвестного региона Австралии – острова Рождества. Уголовное дело так и не завели.