Вот же день! Решил плюнуть судьбе в лицо и зашел отлить в центральный вавилонский «Mакдоналдс». Был крайне обескуражен изменениями в его интерьере. «Крупнейший ресторан быстрого обслуживания в Восточной Европе», как его представляли со дня открытия, полностью сменил дизайн и даже планировку. На вид стало дороже, все окрасилось в темно-бордовые тона.
До сих пор испытываю сложные чувства к этому заведению, поскольку именно в нем когда-то начинал пожизненную карьеру Простого Служащего. Впечатляюсь до сих пор: потогонная система, взмокшие тела молодых девочек под одинаковой бесполой униформой, декларированные улыбки, несанкционированная закладка пирожков, умыкание пластиков сыра. Каждый развлекался по-своему. Одного парнишку уволили за недостачу купюр, которых в кассе не было изначально. Еще двоих – за то, что, играясь со своей коллегой, они в шутку закинули ее на морозильный шкаф.
В обязанности рядовых сотрудников входила замена мусорных мешков по всему периметру площади. Однажды в паре с еще одним «членом бригады» заниматься мусором выпало и мне.
– Мне пох! – всю дорогу трындел этот малый. – Понимаешь? Пох! Я панк!
«А я тогда кто?» – тоскливо мыслилось в ответ…
Зашел на старое место работы просто отлить, проведать, так сказать, до слез знакомое предприятие, каждый закоулок в котором, каждый закуток узнаю с закрытыми глазами.
Вот и заветная комната для справления нужд сильного пола. Кстати, раньше она называлась «комнатой для пеленания ребенка». Я не глядя распахнул тугую дверь и оказался в мужском туалете… битком набитом женщинами!
Эти уроды зачем-то поменяли туалеты местами!!!
– Здрасти… извините… – пролепетал я, толкаясь задом в противоположном направлении.
Воплей не случилось. Смеха, впрочем, тоже. Хотя несколько приветливых и, как показалось, одобряющих улыбок я все же поймать успел. После чего в некотором ополоумении вышел в общий тамбур и двинулся в дверь напротив. Там находились свои. Я зашел в кабинку, вынул член и принялся уговаривать себя помочиться. Это, учитывая сложившийся эмоциональный фон, оказалось совсем не просто. Тем не менее процесс вскоре пошел. Наружу я выбрался вдвойне удовлетворенный, ведь все-таки облегчился хоть и в мужском формально туалете, но который раньше годами являлся женским и в каком-то ментальном смысле, в смысле определенной «намоленности», таковым оставался до сих пор. Если бы не аромат новеньких стройматериалов, которые использовали ремонтники, запах, характерный для именно женских отходов жизнедеятельности, долго-долго бы еще витал здесь. С ним очень трудно бороться, с запахом.
По контрасту, гуляя вечером по разным улочкам с их агрессивно-пресной архитектурой, ощущая тьму, холод, неуверенность в твердости почвы под ногами, да и вообще любую неуверенность, наблюдая мешанину транспорта, усугубляемую броуновским движением толп, замечая множество лиц, поврежденных одной и той же снулостью апатии пополам с бесцельной, спорадически вспыхивающей злобой, я должен был не только думать о качестве заполняющего мою жизнь говна, но и как-то на него реагировать, симметрично откликаться, хотя бы только для того, чтобы себе самому доказать – я-то нормальный, я-то все понимаю, все чувствую, как нужно ощущаю, ибо жив покамест и, наверное, хочу жить еще какое-то время. Но вместо этого я тихо, отчужденно плелся вперед, набирая снежные сугробы на своей голове и плечах.
Стоит ли жаловаться? Я вне категорий «жертва» и «преступник», ибо животного во мне намного больше, чем ангельского. Возможно, я – наиболее совершенная часть общества. Человеческое лишь напоминает мне о смерти, все остальное продиктовано тщательно законспирированным зверем внутри.
Хорошенько обдумав все это в течение дня, я почувствовал тишину вокруг, горечь. Пустоты внутри зияли, требуя наполнения. Прискорбность разума сподвигла меня на покупку пива по цене сто восемь рублей за бутылку. В пик вечернего отоваривания обошел стороной супермаркеты и направил стопы в сторону того крохотного магазинчика, где меня всегда узнают с порога и в ответ на «добрый вечер-утро» отвечают «вам как обычно?». Мне рады во всех ближайших магазинах, торгующих спиртным. Когда я захожу, представители обслуживающего персонала здороваются первыми, улыбаются приветливо и подают именно то пиво, которое я предпочитаю, – без лишних слов и с явным удовольствием, поскольку уважают, помнят, чтят, можно сказать, верного клиента. А выдрессировать продавцов очень просто. Просто, выбрав место, нужно посещать его в одно и то же время, приходить ежедневно, говорить обязательно «добрый день» (или «вечер»), на прощание не забыть сказать «всего доброго», заказ делать внятно и четко, хорошо поставленным голосом.
– Будьте добры, – говорю я обычно, – мне, пожалуйста, четыре бутылочки пол-литровых и одну ноль тридцать три.
Помню, Кармен всегда бесила моя слабость к уменьшительно-ласкательным суффиксам. Услышав, как я прошу «бутылочку пива», она могла желчно добавить:
– И еще пачечку жувачечки не забудь.
К сожалению, сегодня лучшая и, по совместительству, видящая меня насквозь сотрудница отсутствовала. Вместо нее прилавок обживали целых две, поэтому толку от них было меньше ровно вдвое. Очередь скопилась на десяток человек. Я занял последнее место, после чего какой-то посетитель лет пятидесяти, с выбритыми насмерть висками, в той же степени загашенный, но отчего-то чистенько одетый, изогнулся наподобие метафорической гиперболы и знаком показал, что между мной и предпоследним «пассажиром» числится он. Я с достоинством кивнул в ответ. Затем клиент, притоварившийся в ту же секунду, отшвартовался от прилавка с жидкой провизией. Замеченный мной первый протянул молитвенно руку навстречу. Отоваренный недобро глянул. Видимо, они друг друга хорошо знали.
– Чего тебе?
Чистенький по-тихому, умоляюще объяснил, сказав нечто вроде:
– Мневнебыхотьтриприврегмоньебта.
Ответчик серьезно задумался, потом в сердцах воскликнул:
– Вот прям щас треснул бы тебе в лоб!..
Но зашарил по карманам в поисках мелочи, кое-что достал, уронил одну из монеток и сам же нагнулся за ней, как подлинный человек.
– Э-э, – сипнул чистенький, принял милостыню и шагнул к прилавку.
Тем временем подошла моя очередь.
– Мне, – говорю, – три штучки. По сто восемь.
От шока чистенький начал выздоравливать буквально на глазах:
– Сколька?!!!!
Но я даже не обернулся в его сторону.
– А… это… что? – не унялся он.
– Пиво, – сквозь зубы пояснил я.
Чистенький постигал.
– Тык… сто восемь… это че?!
– Рублей!!! – встряла продавщица.
Клиента она лишилась. Передвигая нетвердые ноги, чистенький вышел на улицу. С ним произошел тот редкий случай, когда брутальные жизненные обстоятельства затмевают намерение выпить.
Однажды мне пришлось сюда прийти совсем по другому поводу. Наша укромная хатка готовилась к демографическому взрыву. Часть вещей уже отошла в Провинцию. Перевозка вылилась в четырехдневную эпопею с потом, натужением, переговорами и консультациями, сомнениями и опасениями, хотя изначально говорилось по-ангельскому невинно: «Надо бы книжки отсюда перевезти. И шкаф один». Я так и не понял: то ли я стал уже настолько чахл, дряхл, сухл и плохл, что для меня «книжки и шкаф один» превращаются в эпопею, то ли действительно от желаемого до действительного – дистанция огромного размера? Целых два дня ушло только на пакование вещей в коробки, которые я в винном как раз и приобрел. На второй день имеющая со мной дело молоденькая продавщица ярко выраженной азиатской наружности, не удержавшись, спросила:
– А зачем вам столько коробок?
– Да мы переезжаем, – ответил я. – Коробки, чтобы книги паковать.
Она задумалась. Потом с плохо скрываемым волнением задала еще один вопрос:
– А куда переезжаете? За границу?!
Ее коллега за прилавком возмутилась:
– Ох и любопытная же ты! Давай работай!
– Нет, не за границу, – успокоил я азиатскую труженицу, – в Провинцию.
Но ход ее мыслей меня позабавил. Видимо, она пребывала в твердой уверенности, что уезжать из вавилонов могут только ненормальные люди. Однако, по количеству коробок оценив размер моей библиотеки, поняла, что мы – люди нормальные и, более того, уважаемые. А уезжать из вавилонов уважаемые люди могут только за границу. В общем, я порядком озадачил несчастную.
В день отправки вещей на фоне ожиданий тяжкого труда меня посетила освежающая мысль: а не пригласить ли для погрузки алконавтов из все того же винного? Возник спор о том, сколько надо заплатить. Свалившаяся с Луны Девушка, которая «разбирается» в рынке труда, в том, сколько что стоит, досконально и которую в этом смысле до сих пор никто еще не развенчал, ибо в конечном итоге за все приходится отдуваться мне, заявила, что ста рублей будет предостаточно. Я настаивал на трехстах, поскольку могу легко конвертировать рублевые суммы в реальную валюту, а ту потом мысленно обращать в насущный продукт. Девушка, вздымая очи, категорически выступила против трех сотен. В результате остановились на двух. Естественно, алконавтов, денно и нощно ошивающихся около магазина, в нужный момент на месте не оказалось. Они появились минут через пять, озабоченно неся две большие сумки, – в одной гремела пустая стеклянная тара, на дне второй ютился нехитрый закусон. Я коротко объяснил суть дела:
– Надо бы вещи перенести.
– Где? – последовал столь же деловой в своей краткости вопрос.
– Здесь за углом. Дальний подъезд.
– Когда?
– В полдень. Машина подъедет.
– А щас?
Я посмотрел на часы.
– Щас – десять минут двенадцатого.
– Вещи какие?
– Немного. Три сумки. Полтора десятка коробок. Шкаф один для одежды, но он разобран. И два книжных стеллажа, легкие, из деревяшек сколоченные. Плачу двести рублей.
– Этаж какой?
– Второй! – радостно объявил я, понимая, что данное обстоятельство окончательно решает дело в мою пользу.
За время выяснения подробностей компания алконавтов заметно увеличилась. Я даже смекнул, что придется провести между ними тендер на замещение вакантных должностей. Не мог же я, пока Девушка ездит по делам, одновременно следить за аккуратностью погрузки и контролировать вещи в квартире. Любой из приглашенных хмырей запросто мог сунуть не глядя за пазуху горстку CD или DVD. Типа «там разберемся». А мне потом что? Убивать ветер в поле?