Семь раз отмерь, – согласился Митрофанов.
«И космос требует почтительности к себе, и особенно атом, этот выпущенный из бутылки джинн, который может быть и добрым, и таким безудержно злым, – подумал космонавт. – Былая катастрофа на «Челленджере» и беда в Чернобыле – разве не грозные это предостережения всем нам?!»
Вот если бы каждый американец мог побывать на рыбалке с русским, – задумчиво проговорил Брюс Гамильтон. – Как мы сейчас…
Рыбы у нас хватит, – улыбнулся Митрофанов. – Приезжайте… А я бы с удовольствием поохотился на форель где-нибудь в штате Вайоминг.
Туда тебя не пустят, Вик. Там у нас ракетная операционная база. Но есть и другие места, не занятые «силосными ямами» с ракетами внутри. Пока не занятые.
Они оба невесело посмеялись.
Да, интересные, задушевные беседы вели Виктор Митрофанов и Брюс Гамильтон на беретах забайкальской речки, где не перевелись еще хариусы и таймени. А потом космонавт проводил американского гостя до Москвы, посадил на рейсовый самолет, идущий из Шереметьева в нью-йоркский аэропорт имени Кеннеди. С тех пор они не виделись, до самой этой вот встречи в космосе…
Русские на прицеле, сэр, – доложил Гамильтону майор Сид Томсон. Официально он считался специалистом по операциям на орбите, но к выходу в открытый космос не готовился: майор умел стрелять из лазерного оружия.
– Вижу, – отозвался с левого, командирского, кресла Брюс Гамильтон. Да, он прекрасно видел перед собой огромную раму русской орбитальной станции и казавшийся на ее фоне капелькой первый жилой блок, из которого сейчас вот так же смотрит на него Виктор Митрофанов.
Л когда истечет указанное в приказе время, Гамильтон скомандует «Огонь», и тогда Сид Томсон пронижет лучом смерти русскую космическую обитель.
«Вик, поди, и не знает, что я больше не служу в HACA, – горько усмехнулся Гамильтон. – И, конечно же, ломает сейчас голову над тем, почему мы подошли к ним…»
Вот уже полгода прошло с того дня, когда астронавта Гамильтона вызвали в Пентагон и сообщили, что он переводится в распоряжение Стратегического авиационного командования и ему присваивается звание контрадмирала.
Что делать адмиралу у летчиков? – спросил, усмехнувшись, Брюс. – Меня исключают из отряда астронавтов? За какую провинность?
Наоборот, мистер Гамильтон. Правительство высоко ценит ваши заслуги перед родиной. Вы по-прежнему остаетесь в отряде космонавтов и будете официально числиться сотрудником HACA. Пока… Но для САК ВВС вы адмирал, которому доверена высокая честь. Об этом вам подробно расскажут в штабе. Туда вы и отправитесь сейчас, в Оффут-Филд.
Там, в штате Небраска, Брюсу рассказали, что оп назначен командиром космического командного пункта, задача которого состоит в том, чтобы запустить в случае необходимости стратегические ракеты из космоса.
Веселенькую перспективу представил себе подпольный пока адмирал (форму он носил прежнюю), когда понял, какие функции ему определили. Но Брюс был военным человеком и привык к четкому исполнению приказов. Для адмирала сформировали особый экипаж, в нем не было гражданских лиц, и все они стали тренироваться на макете космического корабля «Америго», который еще строился.
Общественности объявили, что этот «Спейс шаттл» нового типа будет выполнять исключительно задания Пентагона. И «Америго» отправили на орбиту два дня назад, поставив задачу контролировать из космоса, как русские готовятся выполнить взятые на себя обязательства.
Когда же Брюс Гамильтон вскрыл секретный пакет, как было предписано в случае поступления приказа «Идет град», он узнал, что ему следует подойти к русской станции и спустя шестьдесят минут после боевого приказа уничтожить ее выстрелом из лазерной пушки. Затем вместе с другими космическими кораблями начать сбивать спутники связи противника, выполняя одновременно главную задачу – координировать ракетноядерный удар по России.
Брюс Гамильтон посмотрел на часы. Пройдет полчаса – и над миром взорвется оружие Судного дня.
66
От здания обсерватории Института Солнца они быстро спустились к берегу озера Лебяжьего. Его поверхность была спокойной и безмятежной, и генерал-полковник Гришин с неприязнью смотрел на эти воды, которые угрожали чудовищным разрушением и смертью десяткам тысяч человек. Он был еще в некоем ошеломлении от молниеносно развернувшихся событий, экстренности принятых решений, а главное, от их безапелляционности, хотя и понимал, что ситуация другого выхода им просто не оставила.
«Мы недавно от Чернобыля оправились, – подумал генерал-полковник, – а тут снова такое замаячило… Нет, на этот раз не допустим никаких случайностей! Не имеем права!»
Сам Гришин побывал в Чернобыле спустя полгода после трагедии, когда положение там уже стабилизировалось. Но его друг – академик, молодой и энергичный человек, был там в первые дни после катастрофы, когда землю вокруг взорвавшегося атомного котла испятнала невидимая смерть.
– Знаешь, Юрий Александрович, – говорил Гришину академик, – именно в Чернобыле я до конца понял ту истину, к которой приучал меня с детства отец, капитан дальнего плавания: «Когда я слышу о подвигах в океане, то думаю о разгильдяях, которые нарушили перед этим Морской устав…»
«Вот и с этим рукотворным озером так получилось, – размышлял генерал. – Устроили запруду в молодых горах, не подумав, что их рано или поздно может тряхнуть под тяжестью миллионов тонн воды. Когда же мы научимся глобально просчитывать последствия наших насилий над природой?!»
Теперь за руль «уазика» сел секретарь обкома, он знаком предложил Гришину место рядом. Профессор Князев с геологом Курдовым и Гаджи Магомедовичем устроились сзади. Федоров резко взял с места и погнал машину на предельной скорости. Потом, заметив, что генерал-полковник покачал головой, сбросил немного газ.
Бьюсь об заклад, – улыбнулся Евгений Александрович, – что вы подумали: еще немного – и некому будет руководить операцией.
Примерно в этом духе, – не стал возражать Гришин.
У меня первый класс, – просто сказал Федоров. – И еще я гонщик-любитель. Шофера держу только в городе, для парадных выездов. По районам области веду машину сам.
А надо ли? – усомнился Юрий Александрович.
Мне надо… Пульс жизни лучше чувствую. Но другим собственный стиль не навязываю.
Ну да! – не согласился Гришин. – Небось без всякого навязывания районные секретари от водителей отказались.
Не все, – засмеялся Федоров. – Строго следим, чтобы тот, кто ездит сам, имел как минимум третий класс. И с ГАИ требуем не давать начальству поблажки. Нам губить кадры в дорожных происшествиях вовсе ни к чему.
Тогда я за Каменогорскую область спокоен, – нарочито вздохнув, сказал Гришин.
А вы занозистый, – мельком взглянул на генерала Федоров.
Да нет, видимо, вы правы, Евгений Александрович.
Много у нас развелось персональных шоферов. Грешен, у меня есть тоже. Так и не научился водить машину. Все было недосуг. Купил собственную «Волгу» – так ею управляют дочь с зятем.
Приезжайте к нам в отпуск – научу, – предложил Федоров. – И здесь же на права сдадите.
По блату? – спросил Гришин, и оба они рассмеялись, отошло малость от сердца, отпустило напряжение.
Откуда им было знать, что навстречу уже торопится другая, более страшная весть?
Когда «уазик» вывернул на прямой участок дороги и бегущую машину стало видно с посадочной площадки, от вертолета отделилась фигура военного человека. Он успел пробежать сотню метров навстречу.
Когда Федоров резко затормозил, офицер оказался справа от автомобиля и рванул на себя дверцу, за которой сидел Гришин.
– Товарищ генерал-полковник! – закричал он, задыхаясь от быстрого бега. Лицо его раскраснелось, капли крупного пота выступили на лбу. – Вас срочно на связь! Получен боевой приказ…
–
67
– Белый дом не отвечает, – сообщил оператор прямого провода Москва – Вашингтон.
Установленный по специальному соглашению двух правительств на случай выяснения конфликтных ситуаций непосредственно между советским и американским лидерами, этот особый канал связи имел дублирующие системы, которые взаимозаменяли друг друга на случай технических неполадок. Поэтому Председатель Совета Обороны подавил едва не вырвавшийся у него вопрос: а все ли в порядке со связью?
Где сейчас Президент? – спросил он у помощника, который занимался Соединенными Штатами.
Вчера у них были командно-штабные учения на ЦКП в горе Митчелл, – ответил помощник. – Сегодня утром, по их времени, вместе с генералом Уорднером Президент должен был вылететь в Вашингтон.
– Если вылетел, то где он может быть сейчас?
Еще в пути. Разрешите уточнить, состоялся ли вылет?
Уточняйте, – разрешил Председатель, – Но почему не отвечает Белый дом?
Поскольку Президента нет на месте, они могли отключить линию, – предположил Министр обороны.
Да, но о таких звонках из Кремля Президенту сообщают куда угодно, где бы он ни находился, – возразил Председатель Совета Министров. – Срочно подключить Центр снижения ядерной опасности!
Центр заблокирован американской стороной, – обреченно махнул рукой маршал. – Пытаемся пробиться…
Военное и политическое руководство Советского Союза переместилось теперь в особое помещение, которое на чрезвычайный случай превращалось в Главный центр, из которого управляли Вооруженными Силами страны.
Звоните в Пентагон, министру обороны! Буду говорить с Оскаром Перри.
С ним не очень-то поговоришь, – заметил вполголоса один из секретарей ЦК – он ведал международными делами, был прежде дипломатом и лично знал Храброго Оси.
Через коммутатор Пентагона вышли на приемную Оскара Перри. Трубку взял помощник министра Сидней Хэтч.
– Весьма сожалею, сэр, – голос помощника задрожал, когда он узнал, кто спрашивает его шефа, – извините, сэр… Но мистер Перри запретил отвечать на вызовы Москвы.
Разговор прервался.
Провокация! – воскликнул Председатель Совета Министров.