: он необходим для преобразования кратковременных воспоминаний в долговременные. Другие исследования утверждают, что то, насколько хорошо человек запоминает прошлые события, зависит от вариаций в гене, связанном с белком под названием нейротрофический фактор мозга (BDNF) и носящем то же название.
Имеются также свидетельства, что свой вклад в обучение и запоминание (включая инстинктивное поведение) вносит и эпигенетика. Подобно новому смартфону с предварительно установленными приложениями, все живые существа рождаются с определенными врожденными привычками, которые уже запрограммированы в их мозге, будь то детский плач, птичья песня[169] или танец пчелы. В 2017 году нейробиолог Стефани Бирганс из Квинслендского университета поставила эксперимент по изучению сложного танца, который пчелы используют в качестве GPS для запоминания места, где расположена пища. Бирганс сумела разрушить навыки памяти пчел, вводя им вещество, подавляющее метилирование ДНК в мозге. Вспомните, что метилирование ДНК также было связано с программированием плода у крысят, родившихся с воспоминанием о том, что нужно бояться запаха черемухи, поскольку их отец получал удар током при этом запахе (глава 6). В совокупности такие исследования породили неоднозначную идею, что инстинкты, а возможно, и виды поведения, приобретенные при обучении, используют эпигенетические механизмы, чтобы кодировать воспоминания в нейронах.
Помимо изменения ДНК, важное значение для работы памяти имеет химическое изменение гистоновых белков. Чтобы увеличить экспрессию таких генов, как CREB, BDNF и ZIF268, при формировании памяти требуется ацетилирование гистонов, которое активирует экспрессию генов. Снижение ацетилирования гистонов сопровождается ухудшением памяти при заболеваниях или у пожилых людей. Препараты, ингибирующие ферменты под названием деацетилазы гистонов (HDAC), которые удаляют ацетильные группы из гистонов, восстанавливают ацетилирование гистонов и улучшают память у мышей.
На память может повлиять даже микробиота. Мыши, лишенные таковой, демонстрировали ухудшение памяти по сравнению с обычными мышами с микробами в кишечнике. Кроме того, эксперименты микробиолога Филипа Шермана из Университета Торонто показали, что бактериальная инфекция в кишечнике мышей может разрушить нормальную микробиоту и нанести вред обучению и памяти, который сохранится даже после того, как инфекцию устранят. Один из способов, как микробиота может влиять на память, – усиление экспрессии BDNF в гиппокампе. При инфекции уровень BDNF падает. Но когда Шерман во время инфекции кормил мышей пробиотиками, падение BDNF у них не фиксировалось и мыши могли справляться с проблемами обучения и памяти, вызванными инфекцией.
Если вы собираетесь запомнить что-то из этого раздела, запомните следующее: люди забывают что угодно по самым разным неожиданным причинам, и это вовсе не всегда происходит по их собственной вине. По крайней мере сейчас, когда у нас есть личные помощники в смартфонах, служащие для расширения нашего мозга. Просто нужно не забывать их программировать.
Наш мозг – необычный орган, который, как нам кажется, наделяет нас признаком, отсутствующим у большинства существ: свободой воли. Когда мы размышляем, не пойти ли нам потанцевать или провести вечер дома, действительно кажется, что мы сами себе хозяева, несущие ответственность за такое решение. Но вдруг ваше подсознание пришло к этому решению на основании факторов, о которых вы не знаете, а затем обманом заставило вас почувствовать, что решение было вашим?
Причина, по которой мы вообще обсуждаем такой вроде бы бредовый сценарий, – эксперименты Бенджамина Либета, начавшиеся в 1980-х годах. Либет измерял активность в мозге людей, решавших, когда поднять палец. Испытуемых просили обозначить тот момент, когда они принимали такое решение. Удивительный результат состоял в том, что активность мозга предшествовала осознанию решения. С помощью более сложного оборудования эти эксперименты были усовершенствованы до такой степени, что исследователи сейчас могут изучить снимки мозга и предсказать решение человека чуть ли не за 10 секунд до того, как этот человек его реализует.
Описанные эксперименты позволяют предположить, что в наших головах многое происходит «за сценой» и мы просто непричастны к происходящему до фактического наступления события. Выбор, который мы делаем, выглядит предопределенным до того, как мы его осознаем, и эти голоса в нашей голове – эхо, сообщающее нам, что мозг уже все решил, создавая ощущение, словно к этому решению пришли мы сами. Иными словами, фильм уже создан, а наше чувство собственного «я» – словно ощущение части действия в кинотеатре IMAX. В этом смысле процесс принятия решений кажется таким же не зависящим от воли, как сердцебиение и дыхание.
Как уже упоминалось, основная функция мозга – моделировать нашу реальность, перенося мир «снаружи» внутрь черепа, чтобы мозг мог на него реагировать. Похоже, то, что мы называем нашим «я», всего лишь еще один символ в этой факсимильной связи и наш мозг знает, что мы собираемся делать, прежде чем мы это сделаем. Если это так, то наше ощущение собственного «я» и свобода воли – иллюзии.
Пока ваша голова не закружилась до такой степени, чтобы отвинтиться и слететь с плеч, а вы не отправились спать, думая, что никто ни за что не отвечает, сообщим: существует мнение, что у людей вместо свободы воли есть свобода запрета[170]. Хотя мы не контролируем решения, принимаемые нашим подсознанием, некоторые исследователи утверждают, что у нашего сознательного мозга есть право вето. Иными словами, наше подсознание – Конгресс, представляющий законопроект, а сознательный мозг – президент. У нас нет свободы воли в отношении счетов на нашем столе. Но мы сами решаем, какие из них отправить в мусорную корзину.
Свобода воли или свобода запрета – истина состоит в следующем: для жизни мозг не требуется, однако он делает жизнь стоящей того, чтобы ее прожить.
Глава 9Познакомьтесь со своими убеждениями
Теоретизировать, не имея данных, – значит совершать грубейшую ошибку. Незаметно для себя человек начинает подгонять факты к своей теории, вместо того чтобы строить теорию на фактах.
Как гены порождают белки, так наш мозг порождает идеи. Другие мозги критикуют эти идеи, борясь за выживание и воспроизводство. Как и с генами, полезные идеи высказываются, а неэффективные замалчиваются. Чем больше мозгов поддерживает конкретную идею, тем вероятнее она станет убеждением, которое проникнет в культуру.
Чтобы преобразовывать идеи в убеждения или отбрасывать устаревшие убеждения, мозги должны работать совместно. Но когда вы просите сотрудничать кучу мозгов-примадонн, происходят странные вещи. Можно решить, что оценивание того, является идея хорошей или плохой, – это простое упражнение по логике, поскольку должны существовать какие-то количественные меры для успешности идеи. Однако, когда дело доходит до наших убеждений и представлений, объективность и рациональность встречаются у меньшинства. Психологические эксперименты выявили некоторые интригующие, а иногда удручающие вещи в отношении того, как наш мозг взаимодействует с другими мозгами, формируя человеческое поведение и убеждения.
Начнем с рассмотрения вопроса, почему многим людям трудно устроить бунт и выступить против плохих идей.
Почему большинство из нас не бунтари
Забавно ухмыльнуться своему отражению в зеркале и представить, что мы нереально крутые бунтари, жаждущие сломать систему. Мы собираемся показать всем, кто тут главный, и покорить мир… сразу после очередного эпизода сериала «Оранжевый – хит сезона»[172]. Если честно, средний человек проявляет самые бунтарские замашки в тот момент, когда прячет одиннадцатый товар на кассе с разрешенными десятью[173]. Мы не надеваем оранжевые тюремные робы, но отбываем пожизненное тюремное заключение в невидимой клетке, сдерживаемые теми, кто нас превосходит. За нашими плечами долгая эволюционная история «нераскачивания лодки», и такое поведение восходит к нашим предкам, еще не бывшим людьми.
Мозг приматов развивался миллионы лет и в итоге превратился в иерархическую структуру, основанную на рангах. Шимпанзе связаны сложными социальными сетями и образуют союзы вокруг различных особей с высоким статусом – во многом так же, как мы. Доминантные черты альфа-самцов в сообществах шимпанзе включают физическую силу, хитрость и умение рекрутировать надежных друзей. Вызов альфа-самцу может оказаться смертельной ошибкой. Такой укоренившийся страх частично объясняет, почему мы не решаемся присоединяться к бунту: если вы раскачиваете лодку, то можете оказаться идущим по доске[174]. Так что с точки зрения выживания и воспроизводства может оказаться, что быть тихоней – наилучший способ воспроизвести еще одну тихоню.
Мы также обладаем удивительной предрасположенностью подчиняться авторитетным лицам, будь то родители, учителя, священники, полиция, Брюс Спрингстин[175] или вожди племени. С точки зрения эволюции есть смысл прислушиваться к более опытным людям, поскольку их знания могут помочь нам выжить и принести потомство. Однако у нашей восприимчивости к авторитету есть свои тревожащие подводные камни.
В 1963 году Стэнли Милгрэм из Йельского университета провел классический эксперимент, который проверил наше послушание результаты которого вдохновили Питера Гэбриэла на песню