Но и потом, когда интернационализация произошла и поглотила арабов как отдельный этнос, идея халифата всё равно строилась на системе взаимоотношения амиров, султанов, беков, то есть знати меча, которая была воинской структурой, а не жреческой. При них были алимы, знатоки Корана, которые статуса фактически не имели. Единственная ситуация, которая выбивается из этого, где по факту создана церковь, которая не имеет отношения к исламской традиции, – это шиитский мазхаб, где де-факто создана церковь: как мы сегодня это видим в Иране. Но она поэтому и окружена негативом и всеобщим давлением критики со стороны остального ислама. В самом исламе алим – это человек, который что-то изучал, и если он претендует на статус клерикала, это в некотором смысле незаконный и самозваный статус. Хотя при этом постоянные попытки людей, которые по своему рождению принадлежат к касте жрецов, выкроить себе местечко внутри ислама не прекращаются. Вот халифат. Халифат – это была первая попытка, после Македонского, на Востоке создать империю. Она была наиболее успешной.
Чингиз, Тимур – всё это в последующем провалилось. Чингиз очень быстро провалился. Тимур опирался на тюркскую воинскую аристократию, которая разошлась по всему евразийскому пространству от Малой Азии до Китая, и это было более успешно. Потом Османы. Османы тоже воинский проект.
Если говорить обобщающе, то что мы можем сделать в качестве вывода? Что такое империя? Империя – это синтез власти как сакральной вертикальной организации общества и насилия, которое прямо ассоциируется с властью, повенчано с нею. Это единство власти и насилия является сакральным в глазах подданных, в глазах подавляющего большинства. Насилие чётко ассоциируется в данном случае с властью. Но, если мы вспомним жреческий подход к этому (в более архаических вариантах, когда жречество правило открыто), жречество дистанцировалось от насилия: оно это передавало всё, как у Платона в «Республике», воинам. Воины при этом не были сакральными, насилие не было сакральное, они были просто «полицейские», блюдущие порядок на улице. А тут всё это возвышается до статуса автономной мистерии, которая стоит «над». Ну и, конечно же, выходит за всякие этнические границы, потому что в этнических границах это всё не построишь. Тут должен быть некий моментум, некая масса. Всё это прошло.
Когда вы перечисляли великие империи, которые помнит человечество, это всегда воспоминания, связанные с гордостью: великий Рим, великая Британия, Османы, Российская империя, сегодня, допустим, это империя США, – так или иначе за каждой империей в общественном сознании существуют какие-то представления о Золотом веке (как американцы о себе говорят, что «они – капитаны Вселенной», и вся нация этим гордится), так или иначе многие страны вспоминают о своих империях и гордятся этим. Почему же Вы думаете, что имперский путь стал тупиковым?
По одной простой причине: каста воинов проиграла приблизительно сто лет назад – проиграла жрецам, и она вытеснена в социальный, в политический маргиналитет. Она сегодня перешла на позиции противостояния с мировым порядком, она не является больше системным элементом мирового порядка. Каста воинов не может быть подчинена жрецам в классической форме, и жрецы не доверят ей ничего. Они заменили воинов давно – уже через либеральный порядок, организованный ими из-за кулис, – они создали бюрократический институт современных вооружённых сил, который с началом абсолютизма отменил эту касту…
Недавно видел фотографию четырёх министров обороны стран Европы: сидели четыре женщины – четыре министра обороны. И это уже какой-то смех над кастой воинов…
Каста воинов уже давно выброшена из основных исторических игроков в своём пространстве. Не случайно либералы приведены на первый план, потому что либералы – это втёмную разыгранные, бессознательные инструменты жречества. Сами либералы искренне верят в материализм, в скепсис, в синхрофазотрон, во второй закон термодинамики, они от «аргумента тела» считают, что главная цель человечества – это повышение гедонистического наслаждения комфорта в холлах пятизвёздочных отелей, на пляжах. Это, как они представляют, и является целью. А за их спиной стоят люди, которые сегодня, например, в Голландии встречаются. Но они тоже не вершина, они только фасадная часть, которая показана обывателю. Обыватель с недоумением и восторгом следит за этой встречей, обсуждает её («тысячу лет не было её, вот встречаются; судьбоносно; что же они скажут друг другу?»). Что они сказали – совершенно непонятно. По крайней мере то, что объявлено, – явно не то, что всерьёз обсуждалось. Но дело в том, что они только представляют некий истеблишмент. Незримая-то часть уходит далеко-далеко за пределы понимания толпы. И либералы обслуживают это, они обслуживают это фасадом.
Сейчас они тоже уже исчерпались – скорее всего, либералы будут уходить. Но это не значит, что касту воинов кто-то позовёт назад. Потому что когда на место либералов придут традиционалисты, более удобные для жрецов, то силовым элементом будут какие-то избранные на статус жандарма государства, возможно, даже и частные военные компании, к чему дело идёт всё больше и больше. Потому что вопросы в Афганистане, в Ираке, мы видели, решали частные военные компании, которых численно было не меньше, чем сотрудников министерства обороны США.
Когда появляются наёмные воины, то они готовы за деньги убивать, но они не готовы за деньги умирать. Здесь есть существенная разница…
Система делает ставку на абсолютное превосходство в технике, огневой мощи, лазерных пушках, установленных на гиперзвуковых космических аппаратах, ставку на дроны, на тотальный электронный контроль над всей поверхностью земного шара и так далее. Хотя на самом деле не только им доступны технологии. Возможно, что тут будут очень неожиданные и неприятные для этой системы ходы…
К сожалению или к счастью – воинов заменили «ботаники» и «умники», которые сидят теперь возле компьютеров…
Ботаники у компьютеров и убийцы, предпочитающие играть в одни ворота на местах. Но дело в том, что произошла интересная вещь. Во-первых, почему империя теперь не может состояться? Потому что насилие перестало быть сакральным, перестало быть связанным с благом. Вот в империи насилие было связано с концепцией блага. Как оно сакрализовалось через власть? Власть идентифицировалась с концепцией Бытия, то есть блага. В платоновском сознании Бытие и благо – это синонимы.
Рим захватывал новые провинции – всем римлянам раздавался хлеб, устраивали зрелища, и общество города Рима радовало то, что захватили какую-нибудь Галлию…
Конечно. И триумф потом происходил. Во время триумфа удавливали приведённого царя туземного, которого вели на верёвках, и толпа ликовала, потому что осуществлялось сакральное насилие, глубоко апеллирующее к каким-то бессознательным тёмным пластам.
Теперь насилие десакрализовано. Есть новая сакрализация насилия, но она идёт за пределами власти, она идёт вне властного дискурса, – «антивластная» сакрализация. Это сакрализация, которая идёт через враждебные системе действия, – партизанские действия. Че Гевара – это насилие, которое идёт против власти, и это сакрализация насилия вне контекста власти. А на Че Геваре империю не построишь.
Че Гевару, правда, сегодня используют в качестве бренда буржуазного и рисуют на майках…
На место Че Гевары приходят другие, новые вариации, но у них единая черта – они «антивластны». Новая сакральность: насилие связано с тем, что это насилие революционное или вызывающе негативное деструктивное насилие. Так рождается новая сакральность.
А на стороне власти насилие уже не сакральное. Оно уже подвергается рассматриванию в лупу, полиция прячет когти, очень стесняется самой себя: масса журналистских исследований, запросы в парламенте. В общем, либеральное пространство не способно обеспечить сакральное насилие, оно фальшиво и лицемерно пользуется таким опосредованным, проклятым, насилием.
Есть, безусловно, попытка новой сакрализации насилия и новой интеграции касты воинов как игрока и как субъекта. Но ведь она идёт не в форме империи. Это сетевая структура, которая противостоит мировому порядку. Это не империя, потому что империя не может иметь сетевую структуру. Империя – «империецентрична». И империя должна мыслить себя в отождествлении с «мейнстримным» мировым порядком. А если она противостоит мировому порядку, то это «антиимперия», партизанщина, – это совсем другое. И вот как раз каста воинов сегодня оказывается «антиимперией», и она оказывается сетевой структурой. А мировой порядок, который не собирается ни сдаваться, ни уступать и будет увеличивать, наращивать свою тоталитарность, свой контроль и так далее – он не будет имперским.
А каким же он будет?
Я думаю, что это будет мировое правительство с опорой на наёмные силы и на технологии. На наёмных контрольных палачей, полицейских, жандармов.
США сегодня явно работают как мировой жандарм, но они уже не выдерживают, они ломаются. Кстати говоря, Штаты не собираются извиняться, в отличие от Европы, за насилие, в том числе не только творимое вне, но и творимое внутри. Они очень жестки, они повышают уровень жёсткости в обращении со своим населением, но от этого насилие, которое творят американцы, не становится сакральным ни в Афганистане, ни в Айдахо, ни в Колорадо, ни в Ираке. Их насилие проклинается всем человечеством. Они пока ещё за него не извиняются, но понятно, что это либеральная империя, которая в противоречии сама с собой. И она уходит.
На её место могут быть выдвинуты другие государства, которые будут работать как военные компании, как наёмная сила на переходный период. Потом, может быть, и от государственного элемента это будет освобождено. Будет мировое правительство, наёмные структуры и технологии с возможностями контроля, с проникновением спецслужб. Конечно, это будет основано на том, что мировое правительство будет исполнять прежде всего жреческий заказ, потому что очень близко с ним будут работать те, которые мотивированы идеологически (как масоны). Человек, которого будут посылать внедриться в подрывные структуры, который будет заниматься борьбой с оппозицией, – он будет не наёмником, он будет человеком, который верит в эту глобальную мировую систему, основанную на традиционалистском клубе, то есть он будет традиционалистом классического типа, как масоны старого образца.