Процедурная память характеризуется аноэтическим сознанием, или не-знанием. Организм, который обладает лишь этим уровнем сознания, действует в рамках конкретной ситуации.
Семантическая память связана с ноэтическим сознанием или знанием. Этот уровень сознания позволяет оперировать объектами и событиями, а также связями между ними в отсутствие самих объектов и событий.
Эпизодической памяти соответствует автоноэтическое сознание, или знание-о-себе. Автоноэтическое сознание необходимо для воспоминания о личностных событиях, то есть событиях, которые субъект воспринимает как часть собственной прошлой жизни. В рамках клинических исследований было показано, что определенные виды амнезий действительно приводят к тому, что больные живут как бы в настоящем: они не могут вспомнить свой прошлый опыт, хотя и обладают определенными знаниями (то есть имеют и аноэтический, и ноэтический уровни сознания). По мнению Э. Тульвинга, именно автоноэтическая память появляется последней: ребенок, который запоминает какое-либо событие, как правило, еще не осознает его как часть личного опыта. Другими словами, его память о событии ограничивается знанием, а не субъективным припоминанием. Не случайно в этом смысле расхожее определение амнезии как отсутствия убежденности у больного в правдоподобии имеющегося у него мнемического опыта.
Особый интерес в этом плане представляет исследование X. Виммера, Й. Хогрефе и Дж. Пернера [135] . В нем детей 3–4 лет разбивали на пары, усаживали напротив друг друга за одним столом и экспериментатор предлагал сыграть в следующую игру. В первом случае взрослый располагал между детьми на столе коробку и говорил, что внутри нее находится сюрприз. Этот сюрприз можно увидеть только заглянув внутрь. Далее экспериментатор поворачивал коробку с крышкой к одному из детей и открывал ее таким образом, что тот видел находящийся внутри объект. После этого второму ребенку задавался вопрос, знает ли его сверстник о том, что находится внутри коробки; и знает ли сам ребенок, что находится внутри. Во втором случае взрослый сам смотрел внутрь коробки, а затем шепотом сообщал об увиденном одному ребенку так, чтобы другой не мог этого слышать. Затем второму ребенку задавались аналогичные вопросы. Как показали результаты исследования, в большинстве случаев и 3-летние, и 4-летние дети правильно отвечали на вопросы относительно собственной осведомленности о наличии знания об объекте. Однако 3-летние дети чаще всего ошибались, когда говорили об отсутствии знания у сверстника. Неожиданно было, что при этом малыши не отрицали того факта, что сверстник либо смотрел в коробку, либо слушал, что говорил взрослый. Другими словами, дети не могли связать доступ к информации с получением знания, поэтому говорить о наличии у них эпизодической памяти будет ошибкой. По мнению Дж. Пернера, автоноэтическая память представляет ту же способность, которая проявляется в соотношении собственного опыта и наличия соответствующего знания о нем. Поэтому, с его точки зрения, именно с 4 лет можно утверждать наличие эпизодической памяти [136] .
Также выделяется автобиографическая память, которая связана с повествованием от прямого лица. Отсутствие такого рассказа традиционно интерпретируется как отсутствие воспоминаний. В работе Д. Фланаган и ее коллег [137] приняли участие 66 англоговорящих американских и мексиканских матерей и их 4-летних детей. Экспериментаторы регистрировали беседу малышей и их родителей. Оказалось, что если американские матери достаточно часто говорили с детьми об обучении в детском саду, то в беседах мексиканских матерей и их детей эта тема практически не поднималась – наиболее часто обсуждались социальные отношения со сверстниками. Очевидно, что, обращая внимание на определенные аспекты реальности, дети превращают именно их в воспоминания.
В экспериментах А. Мельтзофа [138] изучалась долговременная память у детей 14 и 16 месяцев. Малыши приходили в комнату, где взрослый молча демонстрировал действие с новым для ребенка объектом. Например, ребенку показывалась прямоугольная коробка, экспериментатор прикасался к ней лбом, и панель коробки освещалась внутренним светом (за счет того, что одновременно с прикосновением экспериментатор нажимал на педаль, включавшую лампочку внутри коробки). Также малышу демонстрировалась черная коробка с отверстием посредине, экспериментатор вводил указательный палец в отверстие, после чего раздавался гудок (в результате нажимания на кнопку внутри коробки) и т. д. Всего ребенку демонстрировалось четыре действия с новыми объектами. Каждая демонстрация повторялась три раза, вся процедура занимала около 5 мин. Часть детей вновь приходила через два месяца, а часть – через четыре. Ребенку давались в руки объекты, увиденные ими ранее, и проводилось наблюдение за его действиями. Результаты показали, что из 192 детей, принявших участие в эксперименте, почти все дети смогли воспроизвести как минимум одно действие из увиденных два или четыре месяца назад. Эти данные свидетельствуют о наличии отсроченной имитации у детей уже в 14 месяцев, то есть ранее, чем это предполагал Ж. Пиаже.
Некоторые события могут запоминаться на длительное время. Такая память получила название автобиографической, поскольку она тесно связана с субъективной интерпретацией (в отличие от объективного тестирования возможного при изучении эпизодической памяти). Одним из интересных феноменов, связанных с развитием автобиографической памяти, является детская амнезия – неспособность взрослых людей вспомнить события из своей жизни, относящиеся ранее, чем к 3-му году жизни. Одно из объяснений этого явления заключается в действии процесса забывания – более ранние воспоминания просто раньше забываются, чем более поздние. Другое объяснение приводит У. Найсер. С его точки зрения, неспособность вспомнить события связана не с отсутствием воспоминаний, а с их недоступностью: мыслительные схемы взрослого человека не могут связать воедино фрагменты детских воспоминаний, поскольку те соответствуют схемам низшего уровня. Так, поскольку в дошкольном возрасте преобладает визуальное кодирование, то оценка ранних воспоминаний с помощью словесных отчетов испытуемых (то есть опорой на вербальное кодирование) будет затруднена.
Наличие детской амнезии не означает, что сами дети не помнят происходящего с ними. Наблюдения показывают, что уже в 1,5 года дети могут рассказать о том, что с ними произошло в течение дня. В 2,5 года малыши могут хранить в памяти события на протяжении шести месяцев, а в 4 года – сроком до двух лет. Однако в описанных случаях мы можем иметь дело не с автобиографической, а с эпизодической памятью. Автобиографическая память появляется в 4 года, когда ребенок обретает способность связного повествования (а за счет этого и переосмысливания произошедших с ним событий).
Убедительное подтверждение этого предположения было получено в следующем исследовании. Дети 3–4 лет переживали запоминающееся событие – пожарную тревогу в детском саду: раздавался громкий звук, дошкольников выводили во двор и т. д. Исследователи проверяли воспоминания о нем детей через 7 лет. Оказалось, что 57 % дошкольников, которым во время события было 4 года, вспомнили событие и имели хотя бы отрывочные воспоминания, в то время как те, кому во время тревоги было меньше 4 лет, смогли это сделать лишь в 18 % случаев. Кроме того, 86 % более старших детей смогли правильно показать комнату, в которой они находились во время пожарной тревоги, а младшие дети практически не справились с этим заданием [139] .
Нужно также заметить, что на память детей большое влияние оказывают эмоциональные переживания. Так, дети, пережившие ураган, обладали в два раза более детальными воспоминаниями, чем дети, которые съездили на праздник с родителями. Точно так же дошкольники, переживавшие неприятные медицинские процедуры, обладали более яркими воспоминаниями в сравнении с детьми, которые просто посещали врача [140] .
Если обратиться к доступности воспоминаний, то память разделяется на эксплицитную (произвольную) и на имплицитную (скрытую, непроизвольную). Исследование эксплицитной памяти связано с самоотчетом испытуемого по поводу материала, который он запоминал ранее. Для изучения имплицитной памяти в эксперименте А. Паркина и С. Стрит [141] детям 3–7 лет предъявлялись серии картинок. Каждая серия состояла из ряда изображений одного объекта, расположенных от более расплывчатого (с большим количеством пустот и схематическим изображением) к более конкретному, четкому (хорошо прорисованному). Картинки в серии предъявлялись по одной, пока испытуемый не узнавал изображенный объект. Через две недели после предъявлений нескольких серий детям демонстрировались 30 изображений в той же логике, при этом часть из них встречались в предыдущих сериях, а часть были новыми сериями. Дети всех возрастов почти в полтора раза лучше справились с узнаванием изображений, которые предъявлялись ранее (то есть им потребовалось меньше картинок в серии для идентификации объекта), чем изображений, которые они видели впервые. В то же время, когда детей просили называть увиденные ими ранее изображения, лишь 7-летние дети продемонстрировали высокие результаты.
Точно так же в эксперименте А. Драмми и Н. Ньюкомб [142] детям 3 лет на протяжении двух дней рассказывались истории о животных и затем еще два дня показывались десять картинок с животными, о каждом из которых читался небольшой рассказ. Через три месяца детям предъявлялись 20 картинок (10 «старых» и 10 «новых»). При этом каждая картинка предъявлялась сначала размыто, а затем все более четко (всего восемь степеней четкости предъявления по аналогии с серией схематических изображений в предыдущем эксперименте). Детей просили идентифицировать изображенное животное. Как только это успешно удавалось сделать, предъявлялась следующая картинка. Результаты показали, что для узнавания предъявленных ранее 10 картинок детям потребовалось меньше проб, чем для идентификации новых изображений. В то же время младшие школьники не смогли успешно ответить на вопрос экспериментатора о том, какие картинки они уже видели. Эти исследования показывают, что имплицитная память развивается раньше эксплицитной.