Вокруг неожиданно наступила тишина. Бойцы отряда застыли, осматривая место побоища. Некоторые поднимались на ноги, потирая ушибленные места. Трое не встало — Ко-лан и Глухарь продолжили лежать, но шевелились, что уже радовало. Да ещё боец из десятка Гун-нора сидел, но встать самостоятельно не мог. Левая рука со щитом у него была сломана, а ступня неестественно вывернута. Сверху уже бежали наши девушки с медикаментами и бинтами.
— Прекрасно! — оглядевшись, проговорил Кирри. — Мы эту семью целый день искали, и для чего? Чтобы вы за полчаса всех вырезали?
— Ну, знаешь, в первый раз любой может ошибиться, — буркнул Скас, засмеявшись. — И вообще, не всех. Пока мы этих рубили, молодь-то сбежала с последней бабой!
Я оглянулся на то место, где стояли дети, но, конечно, там их уже не было. Последняя самка волосатых увела молодняк из оврага, пока мы рубились.
— Раненых — перевязываем, — приказал я своим. — Тех, кто сам идти не может — на носилки. И в лагерь, наверно.
— Да, точно. В лагерь! — согласился Гун-нор. — Тут теперь делать нечего.
Раненых было много. Причём, почти никто не получил открытых ран. Кулаки волосатых оставляли после себя синяки, вывихи и переломы. Нельзя сказать, что это сильно облегчило нам жизнь. Вывихи и синяки лечились довольно быстро, хоть и были болезненными. А вот переломы заживали долго — и не всегда удачно. Конечно, лекари в Форте могли заново сломать и срастить кость правильно, но до Форта надо было ещё добраться. А в отряде уже четыре человека вынужденно легли на лечение в лагере. Помимо бойца Гун-нора, Ко-лана и Глухаря, сильно пострадал ещё и Та-ан, один из новеньких нори. И хотя шёл он поначалу на своих двоих, но уже в лагере начал задыхаться. Сняв доспех, мы обнаружили огромный синяк на всю грудь.
Весь следующий день разведчики рыскали по окрестностям, выискивая волосатых. И всё-таки нашли две новых семьи. К одной из которых мы и выдвинулись на следующий день. Вышли почти тем же составом, без четырёх выбывших. Заменять их другими бойцами не стали. Волосатых смысла брать количеством не было никакого — они по три человека за раз в полёт отправляли.
Эта семья обустроилась рядом с небольшим родниковым озером. В этот раз перед нами оказалось два крупных самца, семь самок и снова около десятка детей. История грозила повториться.
К моему удивлению, определять доступную границу вызвалась Пятнашка.
— Не пущу, — сразу упёрся я, волнуясь за девушку.
— И кого пошлёшь? — спросила она. — Снова мужчин? Так они в прошлый раз уже пропустили все признаки волнения.
— Это какие-такие признаки? — удивился Скас.
— Я вот об этом и говорю, — указала на него Пятнашка. — Сначала главный в семье начал широко раздувать ноздри. Потом другие самцы начали кулаки сжимать, если руки не были заняты. Потом женщины напряглись. А вы всё это пропустили.
— И в какой момент надо было остановиться? — поинтересовался я.
— А я откуда знаю? — удивилась Пятнашка. — Вот нам и надо определить это.
— Отпусти Пятнашку, — посоветовал Скас. — Если что — прикроем.
Скрепя сердце, я согласился. Но пока наблюдал за тем, как она движется в сторону волосатых — места себе не находил. Пятнашка уверенно подошла поближе и остановилась. Что она видела в поведении тварей, я не знал — но следующий шаг девушка сделала осторожно, продолжая внимательно смотреть вперёд. Потом ещё один шаг — и ещё один — и застыла как вкопанная, когда главный самец уставился на неё. Секунда — и Пятнашка сделала осторожные полшага назад. Мне кажется, в этот момент я даже перестал дышать. Но самец внимательно проследил за отступлением девушки и вернулся к своим делам.
— Молодца же! — Скас радостно хлопнул меня по плечу. Будто это не Пятнашка сейчас всё сделала, а я. — Что там первое? Покричать и подёргаться? Идите давайте, а я тут посижу!
Гун-нор увиливать от задания не стал и вместе со своими бойцами пошёл к волосатым. Выстраивались мы вдоль границы очень долго. Руководить этим процессом я доверил всё той же Пятнашке. Девушка подводила каждого бойца к самой границе, внимательно наблюдая за реакцией волосатых. И при первых признаках недовольства заставляла отступать.
А потом мы почти двадцать минут пытались вывести волосатых из равновесия — размахивая руками, гремя оружием об щиты, выкрикивая ругательства. И всё, чего мы добились — твари стали смотреть на нас как на умалишённых. Их не тронул ни один оскорбительный жест, ни один выкрик — и даже наше агрессивное поведение вызвало только нервные подёргивания ушами. Если бы волосатые были людьми — они бы уже давно сообразили, что всё это устроено не потому что мы такие странные, а потому что мы что-то пытаемся до них донести. Но волосатые занимались своими важными делами, искоса поглядывая на нас.
— Заканчиваем! — приказал я, отступая на шаг. — Мы можем тут перед ними хоть танцевать! Они и внимания не обратят, пока мы границу не нарушим.
Сзади доносился довольный хохот Скаса и девушек из отряда, которых с собой не взяли — оставив записывать увиденное. Но радовало уже то, что к этой задаче можно не возвращаться. Впереди предстояли долгие попытки сдвинуть границу, а сейчас отряд собрался и отправился в лагерь.
Утро встретило нас солнцем и жарой. На этот раз в поход вышел почти весь отряд. В лагере осталась только Ладна, приглядывавшая за четырьмя ранеными. Поселение волосатых встретило нас своим обычным размеренным бытом. Надо сказать, что эти твари никуда не спешили по жизни. И сложно было в такие моменты представить, что когда-то это была основа для Приливов — и орды обряженных в доспехи гигантов брали штурмом города.
Один самец застыл над озерцом, высматривая рыб. Другой лениво жевал какие-то листья, поглядывая на нас. Самки расположились в тени двух больших деревьев, так же лениво собирая друг у друга насекомых. Дети играли вокруг под присмотром молоди.
— Ты уверена? — предпринял я последнюю попытку отговорить Пятнашку от участия.
— Да, милый. Всё равно больше никто нормально сделать не сможет, — ответила она. — Ты же видел вчера.
Этот разговор повторился уже раз десять. Весь вечер предыдущего дня и всё утро сегодняшнего я приводил доводы против участия девушки, а она разбивала их в пух и прах. Одним-единственным утверждением. Удивительное терпение Пятнашки я никак объяснить не мог. Будь на моем месте кто-то ещё, она бы давно вспылила — и послала на все четыре стороны.
— Не волнуйся, — тихо шепнула девушка, обняв меня. — Всё будет хорошо…
— Угу, — мрачно ответил я, обнимая её в ответ.
Пятнашка была права — никто из всего отряда не смог бы повторить её вчерашний фокус. Почему-то она всегда чувствовала, где и когда надо остановиться. В этот раз всё прошло очень быстро. Достигнув отметки предыдущего дня, Пятнашка сделала четверть шага и застыла, наблюдая за волосатыми. Те не обратили на неё внимания. Стоило ей сделать ещё четверть шага, как главный волосатый сразу напрягся.
На следующий день её снова подпустили ближе. Затем ещё и ещё. На седьмой день Пятнашка достигла следов главного самца, который каждый вечер обходил жилище своей семьи, оставляя метки. И за эту линию ей пройти уже не позволили. После третьей попытки стало понятно, что дальше нам путь закрыт — что бы мы ни делали. Если приближение к этой границе можно было сдвигать, то переступать через линию меток мы не имели права. Волосатые не собирались рисковать семьёй.
После этого мы устроили днёвку, решив дать им успокоиться. Нам предстояло заново прощупать границу — вдруг за это время они передумали? — и тогда уже проводить последнюю часть исследования. Каждому бойцу было дано задание придумать, чем привлечь внимание тварей — так что скучать никому не пришлось.
Через день мы снова стояли у озерца, а Пятнашка двигалась к лагерю семьи. Как только граница была достигнута — она махнула рукой Скасу, который вызвался пойти первым. Лори хмыкнул и двинулся к волосатым. Вот только в этот раз всё пошло не так, как планировалось. Стоило ему заступить за ту границу, с который мы вызывали волосатых на бой — не дойдя до Пятнашки буквально нескольких шагов — как главный самец заревел и начал подниматься на ноги. Второй самец подскочил к нему, а женщины сбились в группу за их спинами, пряча детей.
— Назад! — крикнул я, уже понимая, что сейчас произойдёт. Но успел выполнить этот приказ только опытный лори. Пятнашка ещё только поворачивалась, чтобы бежать, когда главный волосатый прыгнул к ней и одним ударом отправил в длительный полёт по воздуху. Моё сердце сжалось и пропустило удар, когда я увидел, как моя любимая тряпичной куклой летит к земле… И падает в озеро. И только когда она, откашливаясь, появилась над водой, я заставил себя повернуться к волосатым.
Отряд к тому времени уже сбился в строй, выставив вперёд копья, а волосатые стремительно приближались к нему. Во врага полетели первые стрелы и сгустки мудрости, но остановить это нападение, казалось, невозможно. Главный самец, проткнутый тремя копьями, прорвал строй, схватил за ногу Пику и начал махать ей, как дубиной. Девушка непрестанно кричала — прерываясь только в тот момент, когда её тело врезалось в кого-то из бойцов. И с каждым новым ударом её крик всё больше и больше становился похож на стон. Скас воспользовался моментом — поймал главного на замахе, запрыгнул ему на спину и вонзил тонкий кинжал в основание головы, мгновенно оборвав движение. Пика вылетела из руки гиганта и упала чуть в стороне.
Второго самца убил паренёк из моего отряда по прозвищу Коротышка. Он действительно был невысоким, зато плечистым и сильным. Копьё, которым он орудовал, пробило гиганту грудь насквозь. И хотя Коротышка потерял копьё, самец уже подняться не смог. Как перебили разъярённых самок, и как снова сбежали дети со своей охранницей, я не заметил. Сам я бросился к озеру, помогая Пятнашке выбраться на берег. Глубина была небольшой, но утонуть в доспехе — не самая сложная задача.
Когда мы подошли к сгрудившимся бойцам, они расступились — показывая мне то, что скрывали их спины. Пику. Пока я помогал Пятнашке, девушку нашли и положили на носилки. Не надо было быть лекарем, чтобы понять — мазями тут не поможешь. Нужны были сильные эликсиры, которых с собой не было. А жить Пике оставалось совсем недолго. Она и так еле дышала, пуская кровавые пузыри. Рядом на коленях застыл Одноглазый, гладя девушку по лбу. Только когда я опустился рядом, он с болью, злостью и отчаянием посмотрел мне в лицо.