— А ты постарайся, чтоб не умер! — предложил Ка-ра. — И постарайся, чтобы вышло. Лечи его постепенно. Сангари так и делали, между прочим!
— Ты это и имел в виду? Когда удивлялся, почему у нас с деньгами плохо?
— Да, я про это и подумал. Шрам, слушай, тебе даже не надо будет уезжать из Форта. Я серьёзно тебе предлагаю. Одно твоё слово, и при случае я дам графу наводку на тебя. Вполне возможно, он меня же и наймёт, чтобы я довёз его с сыном до Форта.
— А если он не согласится?
— А что ты теряешь-то? — удивился Ка-ра. — Или ты думаешь, что людей с деньгами и болезнями мало? Да никакие лекари и мудрецы не могут вылечить всех.
— А я, значит, могу? — удивился я. — Да я и близко не понимаю, что делать…
— Шрам, сангари могли! А ты лечишь как сангари…
— Не знаю…
— Ты подумай-подумай. А денег я с тебя всё-таки не возьму.
— Да что такое, Ка-ра? — возмутился я. — Даже если тебе сейчас не нужно, то мне надо расплатиться. Я слишком долго был должным. Всем и каждому. И больше не хочу долгов. Даже перед тобой. А если у тебя опять тяжёлые времена начнутся, как тогда, когда с этими ску связались…
— Связались со ску? И чем всё закончилось? — поинтересовался голос надо мной.
Я обернулся и на секунду подумал, что снова попал на ску. И только увидев узкие раскосые глаза и чёрные кучеряшки волос, понял, что обратился ко мне моранк. Он был уже изрядно навеселе, в руках держал два кувшина с элем и, кажется, собирался их выпить.
— Кнаско, не приставай к гостям! — потребовала шёпотом девочка-разносчица. — Тебя и так уже в половине гостиниц за порог не пускают.
— Но ску! — Кнаско сел за стол ко мне и Ка-ра. — Это же смешно! Вести дела со ску!..
Он быстро разлил по нашим кубкам эль, даже не обратив внимание, что в моём ещё оставалось вино. Эль я попробовал — и, судя по лицу Ка-ра, тот был вкуснее, чем принесённый нам ранее. Во всяком случае, девушка-разносчица, заметив выражение наших лиц, быстро сбежала.
— Ну… Нам было не очень смешно, — заметил я.
— Ты ведь — нерождённый, — ткнул в меня пальцем моранк. — Что этим брезгливым детям падальщика понадобилось от тебя? Они же считают таких порчеными!
— Да и не только они, — хмыкнул я, вспомнив Мобан. — Но, слушай, в той истории ничего особо интересного не было…
И я, неожиданно, пересказал свои приключения со ску. С каждой новой кружкой эля рассказ шёл всё легче. И когда я описывал, как ску влетели на деньги в Форте, моранк радостно расхохотался.
— И ты говоришь, ничего интересного! — Кнаско хлопнул меня по плечу. — Я знал, что они обманщики, но твой рассказ!.. Это должно стать достоянием моего народа! А-ха-ха! Они даже за свою богиню платить отказались! Слушай, а как она выглядела?
На этот раз расхохотались уже мы с Ка-ра. Пришлось описывать прелести богини ску, что вызвало у моранка дикий восторг. Он даже вытребовал у распорядителя кусок кожи и заставил меня угольком нарисовать богиню. Художник из меня был тот ещё, но я старался хорошо описывать словами то, что не мог изобразить.
К тому моменту, когда мы получили шестой кувшин эля, в гостинице почти не осталось посетителей. А те, что были — сидели рядом. Да и они сразу после рассказа стали расходиться.
— А что у вас сейчас за работа? — спросил Кнаско.
— Обычное сопровождение торговца… Было… — сразу помрачнел я.
— Чего-то ты мрачный! — заметил моранк.
— Это потому что нас кинули с оплатой, — пояснил ему Ка-ра. — Торговец-сука уродом оказался.
— Все торговцы — суки! И все уроды! — сказал Кнаско. — Но вы ребята правильные! Свои, итить! Кто ску не любит — тот моранк!
— Это мы-то моранки? — удивился я.
— А что, ты против? — удивился Кнаско. — У нас так: кто свой — тот моранк, кто сука и урод — тот ску. Кто зануда — тот имперец.
— Шрам! — Ка-ра оторвался от кружки, и блеск в его глазах мне очень не понравился. — А давай перед отплытием выкрадем у Ткацо контрабанду!..
— Шо? Контрабанда? — удивился Кнаско. — Тогда мне надо это рассказать бате… Кто-то возит контрабанду…
Моранк поднялся и, шатаясь, пошёл к выходу.
— Ка-ра, ты пьян! — заметил я, чувствуя, как у самого всё плывет перед глазами.
Капитан согласно хрюкнул.
— Так мы будем мстить или нет? — спросил он.
— Будем! — согласился я. — Завтра… А сейчас пора баиньки!
— Ну вот и хорошо! — согласился Ка-ра, пытаясь подняться.
Мы оба чуть не упали, и если бы не местный вышибала — до своих комнат точно бы не дошли.
Глава 17
Конечно же, выспаться мне не дали. Настойчивый стук в дверь комнаты раздался под утро, когда хмель ещё не успел выветриться из головы. И на пробуждение она ответила ужасающей болью. Я доплёлся до двери и скинул засов. В следующую секунду меня оттолкнули от прохода — и внутрь буквально втекло трое моранков, один из которых приставил к моему горлу нож.
— Не дёргайся! — прошептали мне на ухо. — И всё обойдётся…
Я хотел прошипеть, что между моей шеей и лезвием ножа уже есть щит, который с первого раза пробить не выйдет. Но вовремя опомнился, что лучше помолчать.
— Ханко, отпусти ааори! Мы — его гости, — раздался хриплый голос от двери.
Внутрь комнаты вошёл ещё один моранк, на этот раз старый и седой. Его слова нежданные гости восприняли серьёзно — меня немедленно отпустили. Старый моранк тем временем огляделся, принюхался, поморщился и приказал:
— И откройте ставни. Дышать нечем.
За его спиной я увидел своего давешнего собутыльника — Кнаско. Тот стоял пришибленный и, кажется, чувствовал себя виноватым.
— Это правда? — спросил старик, усевшись на единственный стул и глядя на меня. — Конечно, я не ожидаю, что в молодые хмельные головы придёт умная мысль не врать… Но что из рассказанного тобой Кнаско — правда?
Стоять было тяжело. Думать — ещё тяжелее. Поэтому я просто сел на кровать.
— Раз уж вы мои гости, то с кем я имею честь беседовать? — поинтересовался я, пытаясь собраться с мыслями.
Старик засмеялся, а за ним и другие моранки. Если бы у меня не раскалывалась голова, я бы, наверно, удивился, что такого смешного в моём вопросе. Однако сначала требовалось избавиться от последствий пьянки.
— Что тебе скажет моё имя? — спросил старый моранк, растягивая слова. — Но раз уж охламон Кнаско записал тебя на пьяную голову в моранки, то можешь называть Батей. Меня все так называют.
— Батя… — я покатал в голове слово. — Хорошо. Если позволите, дайте мне три минуты…
— Дам пять. Но потом хочу услышать ответ, — кивнул старик.
Я закрыл глаза и погрузился в ощущения своего тела. Убрать боль в голове, разогнать кровь и вывести алкоголь. Лучше через пот — на горшок мне гости сходить не дадут. Тело немедленно вспотело, но в голове прояснилось, боль ушла, и я смог нормально думать. Я все ещё не понимал, кто меня посетил в этот ранний час, но человек это был явно непростой.
И первое, что я сделал — поднялся с кровати.
— Уважаемый Батя!.. Надеюсь, я не нарушил никаких ваших традиций и правил, присев на кровать, — наконец произнёс я, с трудом ворочая языком. Во рту было сухо, как пустыне. — К сожалению, выпито было много, и ноги ещё не держали.
— Стало быть, теперь держат? — поинтересовался старик, впившись в меня взглядом.
— Теперь держат, — кивнул я.
— Без моего разрешения у нас не принято садиться, — заметил Батя. — Среди своих. А раз ты свой, то к тебе это тоже относится… Но моё разрешение у тебя. Присаживайся.
Я снова сел, но на этот раз уже аккуратно — на самый край.
— Этот шебутной алкоголик рассказал мне про тебя, — Батя кивнул на Кнаско. — Так что из рассказанного правда?
— Вопрос только в том, что именно он рассказывал? Мы сидели весь вечер, — заметил я. — И рассказывал я про Большую Богиню.
— Так она вернулась. Это правда? — спросил Батя.
— Правда, — я кивнул. — И ску дорого заплатили за её возвращение. Насколько я знаю, собирали по всему своему острову, обирая даже вождей.
— Плохо, что они нашли свою богиню, — старик покачал головой и улыбнулся. — Но хорошо, что дорого заплатили за её возвращение. А контрабанда? Это правда?
— Купец, которого мы охраняли, и впрямь забрал на Втором острове контрабанду и привёз сюда. Капитан Ка-ра поставил следить за разгрузкой каравана людей, которые запомнили, как выглядели ящики с ней.
— Я бы подумал, что ты пьян, Шрам, — заметил старик, впервые назвав меня по имени. — Но вижу, что ты уже трезв. И говоришь мне о привезённой в мой город контрабанде… Это звучит не очень хорошо.
Я уже начал понимать по оговоркам, что столкнулся с какой-то иной стороной жизни местных. И если я о ней и знал, то так мало, что пока сложно было уловить, во что я снова вляпался. Выкручиваться я решил на ходу.
— Я всего лишь сопровождающий каравана, Батя, — скромно заметил я. — И даже не знаю всех законов Таффтона. Даже писаных, что уж говорить о неписаных. А что там возит заказчик — не моё дело… Хотя вот в чиновниках Таффтона я не так уверен.
Последнее я признал, с содроганием вспомнив позорный суд.
— Что же… Это разумно, — покивал старик. — В этом что-то есть… Нам надо пообщаться, Шрам. Но не здесь. Сегодня в полдень. В «Чёрной Фифе» на окраине порта. Скажешь служащему: «Хочу кабинет с красным диваном». Запомнил?
— «Хочу кабинет с красным диваном». Спросить у служащего в «Чёрной Фифе». Сегодня в полдень.
— Хорошо, — кивнул Батя, поднимаясь со стула. — Буду ждать, Шрам!
Почему-то в его последних словах мне явственно послышалось: «Не смей уезжать». Возможно, это были лишь мои полусонные домыслы. Конечно, можно было бы не только избавиться от похмелья, но и взбодриться — но это было бы уже слишком подозрительно. Батя и так смотрел на меня с нехорошим интересом. А если бы я ещё стал свежим и бодрым — со мной вообще могли начать общаться по-другому. Одно дело — выбить информацию из полусонного и застигнутого врасплох бойца, и совсем другое — пытаться его продавить, когда он в любой момент может шарахнуть мудростью. Да и уснуть мне было бы тяжело после такого, а так, как только гости покинули комнату, я пристроился на кровать и провалился в сон.