Сол поднял залитое потом лицо к кольцу скрытых в тумане Синих гор. Может быть, это его убежище. Тихая гавань. Место, где он, наконец, сможет выполнить свое обещание сберечь Нико.
Или же место, где его, Сола, наконец поймают.
Смерть всем обещаниям. Конец линии.
Глава 14
Керри плелась по Паттон авеню к центру Эшвилла с Талли и Джарси, и ей казалось, что окружающее город буйство осенних красок нарочно издевается над ней, устраивая празднество, на которое ее не позвали. Как Золушку из той рваной книжки у близнецов.
Но Золушке не надо было беспокоиться о двух младших. Ей всего-то и нужно было очаровать принца.
Хозяин самого большого магазина в Бесте — теперь Билтморе — только покачал головой. После той Паники пару лет назад настали тяжелые времена. Я бы взял тебя, если б мог.
И все владельцы лавок в Эшвилле говорили то же самое.
С рецессии в 93-м…
Спроси там дальше по улице… А там спрашивала?..
Талли подняла на нее круглые глаза, одна из ее косичек расплелась. На плече она тащила большой пухлый мешок, который время от времени ощупывала. Но что в нем, не признавалась. Талли тринадцать, и она была очень ответственной. Так что, возможно, имела право на пару секретов.
Керри пригладила сестренке волосы.
— Талс, ты проголодалась. А мне говорить не хочешь.
Джарси же тут же запрыгал возле Талли, словно больше не мог терпеть.
— А я, я могу съесть целого кабана. Только сам, один.
Талли моргнула:
— Что, и мне бы не дал чего?
— Ничего, — поправила Керри. — Не дал ничего.
Джарси выдохнул раскрытым ртом.
— Ну ясно. Как будто близнец может не поделиться.
Керри вытащила из кармана, пришитого внутри юбки, пару черствых лепешек и вручила близнецам.
Джарси вгрызся в свою. Потом виновато моргнул.
— А ты?
Керри махнула рукой.
— Я не голодна, милый. — Что было отчасти правдой, но лишь потому, что от всех этих отказов ее начало тошнить. — Может, вам обоим стоит уже бежать домой? А я побуду тут еще немного.
Талли покусывала свою лепешку, о чем-то размышляя.
— Тетя Рема начала работать там на кухне. Может, и еще какая работа найдется в Билт…
Керри подняла руку.
— И им повезло, что они ее наняли.
— Отчего ты не хочешь слышать даже само это слово Билтмор?
— Я только его и слышу целыми днями, — Керри замолчала. Близнецам не надо было заражаться ее обидой. Потому что она знала, что обида, попав в тебя, расцветает. И растет. — Есть куча других мест, где меня возьмут.
Лицо Джарси озарилось предвкушением.
— А куда ты пойдешь теперь?
Талли, старше брата всего на две минуты, была на много лет скептичнее.
— Я редко видала тебя такой обескураженной.
Керри же как раз вспоминала свои занятия в Барнарде. Гордую улыбку мисс Хопсон, которая проходила мимо нее в этих залах с высокими потолками. Открывшийся ей мир поэзии: Вордсворт, Спенсер, Теннисон. Понимание, как устроены сами стихи: их аллитерации, ассонансы, ритмы, рифмы. Картины, которые они рисуют.
Картины, напомнила себе Керри, полей, утесов, рощ и озер, которые так часто вызывали во мне тоску по моим горам.
Может быть, подумала она, взрослая жизнь — не столько о том, чтобы найти свое идеальное место в мире, сколько о тоске по местам, которые далеко, и по людям, которых любишь, — и о том, чтобы научиться видеть то, где ты находишься, как сказала бы Рема, взглядом, исполненным благодарности.
Керри потрепала обе макушки.
— Если нам и придется о чем-то переживать, то уж позвольте переживать об этом мне. — Она вытащила из кармана юбки два пенни, которые нашла в хижине прошлым вечером, в очередной раз перестилая отцу промокшую постель. Это были все их наличные. — Бегите и купите себе леденцов. А я быстренько загляну вон в тот большой магазин. Через два взмаха овечьего хвоста встречаемся на этом самом месте.
Джарси, зажав монетку в кулаке, помчался вперед. Но Талли обернулась.
— Ты все еще переживаешь из-за ужаса на станции. И у тебя еще мы. Ты точно еще не паникуешь?
Керри приподняла лицо сестренки за подбородок.
— Мы же МакГрегор, верно?
Лицо Талли расплылось в улыбке, и, присвистнув, она побежала вслед за братом.
Что было к лучшему. Потому что от слов еще не паникуешь Керри едва не вырвало съеденным завтраком. А там и была-то всего горстка вымоченных сушеных яблок да половинка подгнившей картофелины.
Замерев на пороге «Бон Марше», она разглядывала застывшие в нелепых позах манекены — рука, поднятая ко лбу тыльной стороной. Две руки, простертые вверх. Одежда манекенов струилась блестящими шелковыми складками, сзади платья были утыканы рядами перламутровых пуговок.
Такой шелк разодрался бы в лоскуты после одной-единственной прогулки по лесу.
В одной части магазина висели платья с крыльями буфов на рукавах и тончайшими перехватами талии, как будто их шили для каких-то стрекоз. В другой — полосатые жилеты для людей-не-отсюда, которых больше волновала бы мода, а не то, как расколоть доброе бревно одним ударом. На одном из столиков были разложены черепаховые гребни и нитки жемчуга, которые явно предполагалось сложным образом вплетать в прически.
Все продавщицы казались Керри похожими на модельных девушек Гибсона — тугие затянутые талии, высокие накрахмаленные воротнички и облака начесанных волос с кудряшками вокруг лиц. Керри провела рукой по собственной гриве, уже рассыпавшейся из-под полуржавых маминых заколок. Она прошла уже больше четырех миль — дорога от фермы, да потом еще по Бесту, — и это не считая хождений по Эшвиллу. Так что испорченная прическа служила лишь внешним показателем гораздо худших обстоятельств, которые были действительно важны: гнилой крыши, больного отца и трех оставшихся кур. Наступающей зимы, жалкого урожая кукурузы да репы с картошкой, рассчитывать на который было нельзя.
Ее юбка скребла мраморные полы. Она ощущала взгляд швейцара, опущенный на ее запыленный подол. Но она не собиралась играть тут роль жалкой местной девушки. Попрошайки. Нищенки.
С другого конца магазина послышался мужской голос. Уверенный. Вежливый. И знакомый. Один из тех джентльменов из поезда — Грант, тот, что пониже, с густыми коричневыми усами.
— Построить дворец здесь, буквально на краю света. Да дедушка Джорджа, Коммодор, перевернулся бы в гробу.
Что ответил ему его высокий приятель Кэбот, Керри не расслышала. Это ее не слишком интересовало.
То, что они решили притащиться именно сюда вслед за женщинами из компании Вандербильта, было неудивительно — Эшвилл был маленьким городком, а «Бон Марше» — единственным магазином в округе, который мог хоть отчасти соответствовать нью-йоркским стандартам. Но все равно это совпадение было неудачным.
Она собиралась проскользнуть мимо обоих мужчин, пока они ее не заметили. Но, делая шаг в сторону, Джон Кэбот толкнул спиной вешалку с дамскими шляпами, яркими, в перьях и вуалях. Она упала, и все эти перья на падающих шляпах так и взлетели в воздух.
Мэдисон Грант попытался поймать вешалку, вытягивая шею в сторону тех, кто стоял позади.
— Наш друг Кэбот, знаменитый своей жестокостью в прочих сферах, похоже, теперь решил заняться невинными, безоружными шляпами.
Это замечание явно имело намерением лишь поддразнить его, но Кэбот, смерив Гранта взглядом сверху донизу, ответил тихим голосом.
— Какая ирония. Именно вы говорите нам тут о невинных и безоружных.
Застряв между ними, Керри сделала вид, что рассматривает шляпы.
— C’est n’importe quoi, — повернулась к ним юная дама, изучающая вечернее платье. — Ну право же, мистер Грант, если вы хотите убедить нас, что мистер Кэбот опасен склонностью к насилию, то я вам не верю.
Другая юная дама, повернувшись от вешалки с белыми вечерними перчатками, казалось, была впечатлена.
— Но там же случилось несколько смертей, да? В смысле, во время той игры в футбол. Это звучит так дико.
— Именно так, — подмигнул ей Грант. — Особенно если оказаться на стороне, подвергшейся нападению Джона Кэбота.
Лицо Кэбота снова окаменело. Он отвернулся, и его взгляд упал на Керри.
От выражения его глаз у нее замерло дыхание.
Из-за зеленой занавеси выскочил продавец и поспешил к ней.
— Добро пожаловать в «Бон Марше». Чем я могу вам… — Он оглядел ее, и его голос замер. Она видела, как на его лице отражается понимание, что она — рассыпавшиеся волосы, ни шляпы, ни перчаток — вряд ли пришла сюда что-то купить. Откашлявшись, он поправил галстук. — …Вам помочь. — Эти последние два слова явно были чистой формальностью.
Керри сказала, тихо, но твердо:
— Я ищу работу.
Завертев головой вправо и влево, продавец явно искал владельца магазина, мистера Липински, или еще кого-то, кто пришел бы ему на помощь. Но поблизости не было никого, кроме швейцара, который внимательно разглядывал узоры на потолке. Продавец поджал губы, отчего тонкие, едва пробивающиеся усики над его верхней губой задвигались, как ползущие червяки.
— Конечно, мисс, мы в «Бон Марше» сочувствуем вам. Но мы не занимаемся обеспечением убогих.
— Благодарю вас, — резко ответила Керри. — Я не убогая.
Глаза продавца скользнули по не безупречно чистым манжетам ее платья. Его тон стал еще прохладнее.
— Как бы мы в «Бон Марше» ни уважали местных, но мы тем не менее не являемся благотворительной организацией для… жителей окрестных гор.
У Керри в горле начала кипеть ярость.
— Я хочу уточнить. Я спрашивала про работу. А не про милостыню.
— Простите, но я должен заметить, что вы хрупкого сложения и вряд ли подходите для такой работы.
И это ей говорил человек, мягкие, вялые руки которого никогда в жизни не держали плуга — даже без запряженного в него мула. Или не сбивали масло до тех пор, пока руки не примерзали к мешалке.
— То есть вы предпочитаете грузных продавщиц?