Джон Куинси Кэбот мог с успехом вообще происходить с другой планеты, чем с той, где проистекала жизнь Керри. Такому человеку должно было быть привычно не давать никому встать у него на пути.
Был влюблен в ту же женщину, что и Беркович, сказал Мэдисон Грант.
Голубая кровь. Возможно, еще и ледяная кровь. Хотя после попыток Кэбота как-то помочь в разоренной лавке Лин Йонга поверить в это стало уже труднее.
Керри снова пролистала страницы: каталог богатства и привилегий. Она захлопнула журнал с бо́льшим раздражением, чем собиралась, и уже хотела поставить его на место, когда на верхнем ярусе библиотеки хлопнула дверь. Обернувшись, она обнаружила, что Вандербильт, уже одетый к ужину во фрак, появился из-за камина на балконе второго этажа.
— Я… — начала она. Не должна была читать ваши книги, и это был единственный вариант окончания этой фразы. Ну и — понятия не имела, что за камином есть дверь.
Словно прочитав ее мысли, он кивнул головой.
— Это одно из самых любимых мной творений Ханта. Я могу выскользнуть из своей будущей спальни и за секунду оказаться в своей любимой комнате, не встречаясь со слугами. — Покраснев, он добавил: — Ну и еще бывает, что мне не хочется обсуждать вечернее меню с превосходнейшей миссис Смит до того, как я немного почитаю с утра.
— Понимаю.
Какая невообразимая роскошь, хотелось сказать ей. Первым делом с утра немного почитать — никаких звонков, зовущих тебя, никаких голодных детей, никаких разжиганий огня.
Он торопливо спустился по витой лесенке, ведущей с балкона вниз.
— Вы читали статью, которую я отметил. Про дом Кэботов.
Ей ничего не оставалось, кроме как кивнуть.
— Я рад, что вы прочли ее. Но в статье нет ничего о том, что произошло позже и почему мы должны испытывать сочувствие к нему.
— Сочувствие? — Это было не то слово, что приходило ей на ум после картинок из «Архитектуры Америки».
— Я познакомился с ним в Мэне тем же летом, когда вышла эта статья. Он тогда успешно работал у Джейкоба Райса.
Вандербильт, должно быть, заметил, что ей это ни о чем не говорит.
— Он написал книгу «О жизни другой половины». Ее широко обсуждали.
— Боюсь, что не так широко — в моем мире.
Отдать ему должное, он покраснел.
— Она была посвящена нищете в арендных домах Нью-Йорка.
— А теперь, — дополнила Керри, — мистер Кэбот изучает нищету в Аппалачских горах. Возможно, уже для своей собственной книги.
Джордж Вандербильт медленно улыбнулся ей.
— Вас не должно удивлять, что я был увлечен мистером Кэботом, он во многом похож на меня — вырос в достатке, но увлекся, — он посмотрел на огонь камина и снова на нее, — вопросами помощи неимущим.
Неимущим.
Керри ощутила удар по собственной гордости. Ее народ. Ее мир. Но это было так.
Лицо Вандербильта сосредоточенно напряглось. Как бы неловко это ни выглядело, но он пытался говорить от души — через все пропасти, разделяющие их.
— Так что мы с Джоном Кэботом уже изначально были связаны нашими филантропическими интересами. Попытками воздействовать на нищету. — Он сделал жест в сторону «Архитектуры Америки». — Нельзя не восхищаться достоинством, с которым держится Джон. С учетом… всего.
Из того, что Керри успела прочесть на этих страницах, ей было трудно вообразить, почему Джону Кэботу могло бы быть трудно держаться с достоинством. Он вырос, как принц, в Бикон Хилл, Бостон. Проводил время с Вандербильтами. Возможно, никогда в жизни не проигрывал больше, чем партию в карты.
Внезапно бросив взгляд на часы над каминной доской, Вандербильт повернулся.
— Но я совершенно забыл про время. Мне надо присоединиться к гостям. Поговорим в другой раз? — И исчез в дверях, ведущих на крокетную площадку. Седрик последовал за ним.
Оставшись в библиотеке одна, Керри запрокинула голову и уставилась на потолок. Все внешние и несколько внутренних секций картины Пеллегрини уже висели на своих местах, остальные еще ожидали своей очереди.
Может быть, ее первое впечатление, что Джон Кэбот холодный и надменный, было ошибочно? Ей случалось быть чересчур импульсивной в своих суждениях. Может быть, она сложила увиденные кусочки из его жизни во что-то, что не являлось полной картиной.
Но все равно — он продолжал оставаться человеком, не имеющим понятия о жизни, которую вела она: борьба, потери, долгие, изматывающие часы работы и одновременно необходимость посмеяться с близнецами и невозможность показать им постоянно снедающее ее изнутри беспокойство.
В библиотеку заглянула миссис Смит.
— А, Керри, вот ты где — все еще разбираешь книги. Да уж, тут работы надолго. Поди загляни в обсерваторию и биллиардную, забери напитки, которые остались после гостей. А то тут каждый день выливается столько бренди, можно ковчег залить. Да снеси в кладовую.
Керри отправилась сначала по главной, а потом по маленькой винтовой лестнице в обсерваторию Вандербильта на самом верхнем этаже, где владелец дома, или изредка кто-то из его гостей, мог провести время в одиночестве. Читая. Размышляя. Высоко над суетой и возней всего остального дома, часть которого все еще находилась в процессе строительства.
Сейчас в обсерватории было пусто, только в окне, которое кто-то оставил открытым, выл холодный горный ветер. Подойдя к окну, Керри высунулась и глянула вниз с высоты четвертого этажа. И почувствовала, что земля внизу под ней закружилась.
Керри отпрянула от окна, захлопнула его и постояла, унимая головокружение. Упасть с такой высоты. Если сможет, она больше не будет ходить сюда.
Больше не глядя в окно, Керри прошла по комнате, собирая на поднос пустые стаканы. Быстро спустившись по лестнице, Керри пробежала по главному залу, через зимний сад, в биллиардную. Оглядевшись вокруг, она обнаружила, что все было в порядке, кроме еще двух оставленных стаканов, которые она тоже поставила на поднос. В комнате, несмотря на горевший в камине огонь, было зверски холодно.
Из коридора послышался звук приближающихся шагов, и тут же Керри заметила на решетке камина что-то светящееся. Быстро подойдя, она схватила это голой рукой. Ткань уже начинала тлеть. Белый хлопок. Рукав. Похоже на мужскую рубашку.
Ткань рубашки, другой рукав которой уже горел ярким пламенем, расправилась, и Керри увидела какую-то полосу на рукаве. Что-то вроде краски — краски цвета охры.
Цвета тех слов, злобных, еще влажных, что были написаны на остатках стекла в витрине лавки Лина.
Это могло только значить — либо это была рубашка Джона Кэбота, либо она принадлежала еще кому-то, кто побывал там раньше. Возможно, Мэдисону Гранту.
А дверная ручка уже поворачивалась.
Глава 28
Даже если Керри успела швырнуть пылающую рубашку обратно в камин до того, как Мэдисон Грант распахнул дверь, она не успела вовремя сделать лицо бесстрастным.
Его взгляд метнулся к камину, потом остановился на ней.
— Ну что ж. Мне посчастливилось застать вас в одиночестве. — Он начал приближаться к ней, вытянув руку. Она попятилась.
Звеня привязанной на талии связкой ключей, на пороге возникла миссис Смит.
— Керри, душечка, — и замерла, увидев Гранта. Ее голос стал резким. — Простите, сэр, но персонал нужен мне внизу.
От осуждения в ее голосе иной джентльмен покраснел бы. Но Грант лишь милостиво улыбнулся домоправительнице.
— Конечно же.
Торопливо проходя мимо, Керри отвела глаза.
Во время ужина, под постукивание серебряных приборов и игру струнного квартета, Грант то и дело косился в сторону буфетной в дальнем конце банкетного зала — судя по всему, искал Керри. Выгружая блюда из кухонного лифта и передавая их лакеям, Керри видела, как он всякий раз оборачивался, когда раскрывалась дверь служебного входа, но ей самой весь вечер удавалось не попадать в поле его зрения.
Сегодня она была рада своему месту в самом низу социальной иерархии в Билтморе — оно позволяло ей оставаться скрытой, в буквальном смысле слова, от предложений и требований всех этих людей, которые меняли за день наряды столько же раз, сколько блюд им подавали за ужином. И сегодня ее положение охраняло ее от собственного потока эмоций, от всех вопросов о доверии, на которые она пока не могла отыскать ответов.
Когда дверь в буфетную распахивалась и закрывалась, она на секунду видела блеск бриллиантов, белое кружево мужских воротников, длинные нити жемчуга на дамах. В дверную щель доносились обрывки разговоров. Кусочки дорожных наблюдений. Крохи кокетства. Отголоски расспросов про леса Билтмора.
— В нашем банкетном зале такая акустика, — сказала миссис Смит, когда они накрывали стол к ужину, гордо, как будто бы сама проектировала этот дом. — Кто-то может прошептать что-то на одном конце стола, и его услышат на другом. Стоит об этом помнить.
Что объясняло, почему все сидящие за столом несколько раз за время ужина замолкали, чтобы послушать Мэдисона Гранта.
— Винторогая антилопа, или винторог, — рассказывал он, — на самом деле является представителем парнокопытных, а не антилоп, хотя ее зачастую называют именно так. Мы в клубе «Бун и Крокетт» считаем, что винтороги находятся на грани исчезновения. Наша задача — спасти их и их среду обитания. Без срочного вмешательства они не только не смогут процветать, они не смогут существовать.
Немного позже голос Гранта снова заглушил все остальные голоса.
— И они пришли из Восточной Европы, из России. Так что вопрос ограничения их иммиграции является ключевым. Одна зараза, которую они несут, угрожает…
Электрические и механические подъемники гудели и постукивали, когда Керри выгружала тарелки с мускатным коблером Ремы, покрытым взбитыми сливками Пьера, на серебряные подносы. Но она весь вечер продолжала слышать слова Гранта, сказанные той ночью на станции и тем днем на балконе.
Очередной газетчик оказался евреем. Как удивительно, не правда ли?
Исчезновение… Порода…