Какое счастье быть молодым, подумала Керри. Не завидовать всему блеску Билтмора, всем этим бесконечным комнатам. Не беспокоиться, что ты будешь есть завтра, где будешь спать. Просто наслаждаться моментом, снегом, звоном бубенцов, красотой.
Керри попыталась вспомнить, была ли сама когда-то настолько молодой.
И, к своему собственному удивлению, обнаружила, что улыбается. Это все снег. И близнецы. И запах хвои. Все это помогло ей забыться на несколько блаженных минут.
Чарльз МакНейми сделал жест в сторону Вандербильта, стоявшего среди слуг, вышедших посмотреть на привезенную ель.
— Это с фермы Дугласов. Один из тех больших участков, что были куплены первыми.
Керри, стоявшая возле Вандербильта, не собиралась ничего говорить вслух.
— Это мои соседи.
Но оба мужчины обернулись на нее, наблюдающую за приближающимися санями с новогодним деревом.
Тогда она тоже посмотрела прямо на них.
— Дугласы были моими соседями.
Помедлив, МакНейми кивнул.
— Она права. Я сам, естественно, не могу вспомнить расположение всех ферм, не глядя в свои записи, — там десятки тысяч акров. Но первые и последние запоминаются лучше. Я припоминаю, что земля МакГрегоров граничила с дорогой к Дугласам.
— Граничит, — поправила Керри с улыбкой, чтобы это не прозвучало грубо. — Простите, мистер МакНейми, но надо использовать настоящее время. Моя ферма все еще граничит с бывшей землей Дугласов.
Мужчины переглянулись — какими-то странными взглядами, подумала Керри.
Вандербильт нарушил молчание, переключившись на сани, подъезжающие к ним по длинной дорожке. Лошади трясли головами, трое мужчин на козлах сияли обветренными лицами.
— Я рад, что Кэбот смог остаться подольше.
— Бедняга, — добавил МакНейми.
Припомнив дворец на Луизбург Сквер в Бостоне, описанный в «Архитектуре Америки», Керри подняла голову. Но сейчас некогда было спрашивать у МакНейми, почему он называет беднягой владельца этого дома.
Кони как по команде замерли перед ступенями лестницы. Все смеялись и болтали, бубенцы на санях продолжали звенеть, потому что лошади мотали головами, собралась толпа помощников, чтобы развязывать дерево.
С покрасневшими от мороза щеками Джон Кэбот спрыгнул с козел, где сидел между Марко Бергамини и Робертом Братчеттом. В руках у него была охапка всевозможных вечнозеленых веток — белая сосна, падуб, ель. Он неловко протянул руку Вандербильту и затем МакНейми.
Обернувшись к Керри, он вытащил из кучи ветку бальзамина и протянул ей.
— Может, пойдет льву на шею? — Проваливаясь по колено в снегу, он намотал другую ветку на шею второму мраморному льву и обернулся. — Что скажете, миссис Смит?
Домоправительница одобрительно кивнула.
— Думаю, мистер Кэбот, что у вас, сэр, наметанный глаз.
Он взглянул на Керри такими сияющими глазами, каких она у него не видела.
— Тот хребет наверху — это же недалеко от вашей фермы, верно? Вашей, и Талли, и Джарси?
— Да. И…
— Да?
— Вы помните, как их зовут…
— Они же ваша семья. — Он стоял и явно хотел сказать что-то еще. Но, похоже, передумав, вытянул руку в сторону гор. — Там так красиво в снегу. Эти виды. Ели и падубы. На купленных Джорджем участках, где еще остались леса.
Ее сердце сжалось от описания этой картины.
— Вот именно поэтому я никогда не смогу продать свою землю. Я раньше сотру руки в кровь до костей.
Она увидела, как его глаза, расширившись, замерли на ней — даже, подумала она, слишком уж замерли. Как будто он решил больше ничего вокруг не видеть.
— Я подумал, — предположил он, — что, может быть, вы могли бы как-нибудь показать мне вашу ферму. Я знаю, что сейчас, перед самым Рождеством, миссис Смит нагружает вас работой до позднего вечера. Но если у вас будет несколько свободных часов, может быть, вы с братом и сестрой все же покажете ее мне?
Он на удивление много знал о ее жизни. Она вытащила очередной кусок бечевы, которой ель была привязана к саням, и, подняв бровь, взглянула на него.
— И вы, мистер Кэбот, сможете исследовать очередные особенности жизни диких горцев?
— Ну что ж. Все честно, — улыбнулся он, и прядь волос упала ему на лоб. — Я не буду притворяться, что понимаю жизнь этих гор так же, как и вы. Но могу вам сказать, что они притягивают меня. Я не могу объяснить это. Но у меня такое чувство, будто я вернулся домой.
Керри повернулась к нему, все еще держа в руках бечеву. И ее улыбка на сей раз была искренней.
— Вообще-то, мистер Кэбот, сейчас вы все отлично объяснили.
Все, кто только мог, включая рабочих с фермы, нескольких членов лесной команды и самого владельца Билтмора, собрались, чтобы занести огромное дерево в дом и протащить его через весь нижний этаж в банкетный зал. Все дети вертелись вокруг, радостно вереща, подбирая упавшие колючие веточки и засовывая их друг другу за уши и за шиворот.
— Честно сказать, слишком уж много тут народу, — ворчала миссис Смит, но тихонько, себе под нос, чтобы ее не услышал Джордж Вандербильт. — И все это на мою голову.
Кто-то, пахнущий табаком и жженым сахаром, протиснулся и встал рядом с Керри, ухватившись за ствол ели.
Дирг. Она сама удивилась, почувствовав одновременно и радость — привычную за все годы, — и внутреннюю неловкость.
— Давненько мы с тобой не виделись.
— Я тебя видал иногда. Издалека. Когда ты меня не видала.
— Ну, вообще-то я тоже как-то раз видела тебя издалека. Когда шла по Эшвиллу. И там еще была такая жуткая листовка на фонарном столбе.
Они оба шагали сбоку от ели, но он сумел окинуть ее взглядом, полным кремня и пороха.
А потом этот взгляд скользнул к Марко Бергамини. И обратно.
Неужели Дирг видел, как они тогда шли вместе по кладбищу, и сделал для себя какие-то выводы?
В дальнем конце зала, напротив трех каминов, Дирг и Роберт Братчетт прислонили к стене длинные деревянные лестницы и взобрались на них. Итальянец подал им снизу концы длинной веревки, середина которой обматывала верхушку ели.
Когда те, кто были снизу, приподняли и установили ствол ели в жестяное ведро с водой, те, сверху, начали тянуть, выравнивая верхушку дерева, пока та не встала ровно. Дети, собравшись внизу в полукруг, глазели на гигантское дерево, закинув головы и хлопая в ладоши. Вдруг Талли начала петь, чистым и ясным, как зимний воздух, голоском, и остальные подхватили:
— Ах, Рождество, ах, Рождество…
Неподалеку от Керри Братчетт продолжал руководить укреплением дерева.
— Потянуть, закрепить, дать эту веревку мне. Вон ту затянуть потуже. Ослабить этот конец, прежде чем отрезать.
Дирг сделал гримасу.
— Небось, я и сам вижу, что будет держаться, что нет, — гавкнул он с лестницы.
Детское пение сбилось.
— Чуть выше, — указал Братчетт. — Вот так. Теперь еще три такие. Но не больше, чтобы их не было видно снизу. Хорошо. Привяжите вон те концы, что у органа. Должно держаться.
— Buono. — Марко Бергамини отошел назад, чтобы оглядеть сделанное. — Sembra buono.
Дирг спрыгнул примерно с четверти высоты лестницы, приземлившись возле него.
— А как насчет говорить по-английски, Джепетто?
Весь зал затих. Все молчали. Дирг стоял, напрягшись и слегка опустив голову, как бык, готовый к схватке. Мне тут ваших уже и так хватает. — На его губах кипела слюна, и он стер ее рукавом рубахи.
Итальянец, приподняв бровь, молчал.
— Вы понаехали сюда, и вам тут платят за ломку камня побольше, чем мне за то, что я ломаю спину в грязи.
— Я только приехал, — заметил Бергамини. Но Дирг не слушал.
Было похоже, подумала Керри, как будто невидимая рука управляет Диргом, словно большой куклой. Как будто какая-то чужая сила заставляет его двигаться, путает слова.
— Вы понаехали сюда со всей своей заразой, шныряете кругом, пугаете добропорядочных граждан. И не думай, что я не знаю, куда ты нацелился.
МакНейми кашлянул.
— Мистер Тейт, верно? Возможно, небольшой перерыв…
Керри, скользнув вперед, положила руку Диргу на плечо.
— Эй. Что на тебя нашло?
Он отшатнулся, как будто ее рука была раскаленными в одном из каминов у дальней стены щипцами.
— Не думай, что люди не видят, что у вас тут происходит.
Джордж Вандербильт выступил вперед.
— Мистер Тейт. Полагаю, вам лучше уйти. Сейчас же.
Нахмурившись, Дирг направился в сторону главного выхода.
— Эй, давай-ка через кухонный выход, мистер! — крикнула ему вслед миссис Смит. — Еще не хватало, чтобы мне рабочие таскали грязь туда, где ходят гости мистера Вандербильта.
Дирг развернулся, сжав кулаки, и толпа подвинулась ближе к дереву. Кто-то из детей, прижимаясь к отцу, работнику фермы, захныкал.
От шагов Дирга, вылетевшего из боковой двери на лестницу вниз, на кухню, задрожал весь зал. Когда отголоски его шагов по лестнице затихли внизу, все молчали еще несколько секунд.
Наклонив голову, чтобы видеть самую верхушку дерева, Вандербильт нарочно заговорил по-итальянски:
— Buono. Sembra buono. Не просто хорошо, великолепно. А теперь, миссис Смит, не могли бы вы принести нам всем этого пряного сидра, пока мы будем наряжать первую елку Билтмора.
Миссис Смит появилась из комнаты для завтраков с огромным подносом в руках, воздух в зале наполнился ароматом корицы и гвоздики, яблок и жженого сахара, смешивающихся с запахом кленовых поленьев, тлеющих в каминах, и запахом еловой хвои.
Откуда-то снизу послышался грохот, как будто кто-то сшиб на пол целую кучу медных кастрюль.
Дирг, поняла Керри. Пробивает себе путь через кухню. И внутри у него бурлит что-то страшно злобное и яростное.
Глава 30
Керри соскользнула с длинноногого гнедого — миссис Смит настояла, чтобы она взяла его для поездки по делам в город. Взяв коня под уздцы, Керри подвела его к зданию станции. Она не была такой уж хорошей наездницей. Мальволио, их мул, был упрям ровно в той мере, как говорят об этой породе, и даже заставить его идти в нужном направлении было непростой задачей. Но этот мерин казался вполне покладистым, охотно шел, куда она просила, и, казалось, был просто рад оказаться на свежем зимнем воздухе — так же, как и она сама. Она привязала его к сосне на солнышке.