Нико прижался к шее Сола холодной щекой, и все было понятно: он ему верил. Что Сол спасет их обоих, они будут целы и невредимы. Что в другом месте им не придется больше жить с поддельными именами, бояться всех незнакомцев и думать, кто может захотеть прогнать иностранцев и что лучше сделать, чтобы они убрались восвояси.
Доверие, печально подумал Сол, которого я ничем не заслужил.
Легкие жгло огнем. Сол покрепче подхватил по бокам ноги брата и побежал дальше.
Глава 36
Керри не отрываясь смотрела на Эмили Слоан. Молилась, чтобы та внезапно утратила дар речи. Или забилась в неожиданных судорогах. Что угодно, только чтоб та не продолжила говорить.
Девушка подошла к детективу.
— У дяди Джорджа был один итальянец на службе, мистер Лебланк. Он служил в конюшне. Но он вчера уехал. Я сама видела. И слышала, что он говорит, что собирается на станцию. Уезжает из города. Хотя я, естественно, не следила за ним, уехал ли он на самом деле.
И она рассмеялась так непринужденно, как будто с детства выступала на сцене. Ее смех убедил детектива, что ее словам можно доверять, что у этой юной наследницы не может быть никакого мотива для лжи.
Обернувшись, Керри увидела, что оба близнеца подались вперед. Она протянула руки им обоим, и они схватились за них.
И вот теперь, спустя пару часов, Керри стояла у выхода со двора, прислушиваясь к хрусту веток, звуку шагов, голосам из тени — хоть к чему-нибудь. Но слышала только, как позвякивают по крыше конюшни заледеневшие хлопья снега. Беглецы наверняка должны быть уже далеко.
Где-то в конюшне заржала лошадь. И снова тишина, только шелест снега.
Позади нее послышались мужские шаги.
Керри развернулась, одновременно хватая стоящую у стены лопату.
Кэбот тихо вышел из дверей каретной.
— Я уже должен был бы вернуться в «Бэттери Парк», как и собирался.
Керри медленно опустила лопату.
— Признаться, я медлил с отъездом из поместья — возможно, мне не хотелось находиться в отеле одному. И тут я увидел, как Бергамини выскочил из кухонного выхода с братом на плечах…
Керри была благодарна ему за молчание. Если у него и были вопросы к ней, у нее все равно не нашлось бы ответов. Она была против Лебланка чисто инстинктивно. А инстинкты не всегда ведут по верному пути.
Со стороны подъездной дороги послышался цокот стали по камню, конский галоп. Что означало — Лебланк уезжает. Или же направляется куда-то вглубь поместья.
Опустив голову, Керри осматривала двор. Восточная стена закруглялась к северу, где высокие двери конюшни были открыты и в проеме виднелись стойла. Ничего не говоря, Кэбот проследил за ее взглядом, скользя по тем же засыпанным снегом поверхностям.
— Единственный вариант. Он оставил Карло где-то здесь, — сказал Кэбот, посмотрев на нее.
— Должен был. Если хотел куда-то успеть.
Кэбот отвернулся.
— Владелец «Бон Марше» говорил Джорджу, что беспокоится — вроде бы люди хотят выяснить, кто же виноват в смерти репортера на станции. И детектив, который охотится на Бергамини, тут не поможет.
При слове люди Керри поежилась, в голове мелькнуло какое-то отдаленное воспоминание — лицо отца посреди толпы, поднятые кулаки, мужские крики, топоры, вскинутые над головами, словно оружие. Прикрыв глаза, она попыталась вспомнить как можно больше, но не смогла.
В конюшне очертания следов на снегу исчезли. Но уже нетрудно было догадаться, в какую сторону они вели. Оставаться где-то неподалеку от главного здания Билтмора было небезопасно. А дальняя двойная дверь, выходящая в задний лес, была приоткрыта.
Керри снова подумала, что, возможно, Джону Кэботу доверять не стоит. Но близнецы были где-то в доме, Рема дежурила в хижине, и других помощников у нее не было. Кроме, возможно, самого Джорджа Вандербильта, который, как ни странно, ничуть не был обеспокоен и даже, возможно, одобрял ее диверсию с Седриком в банкетном зале, отвлекшую всех от поисков убийцы.
Оторвав взгляд от Кэбота, Керри подошла к северным дверям конюшни, открывающимся на поляну и дальше в лес. Мелкая ледяная снежная крошка превратилась в крупные хлопья, небо посветлело и стало почти белым. Температура падала, ветер, врывающийся в приоткрытую дверь конюшни, яростно завывал.
И там, уже почти исчезнувшие под снегом, были следы. Идущие в лес. В бурю.
— Если мы поторопимся… — начала Керри.
Но буквально у них на глазах в тусклом свете единственного фонаря следы очень быстро заносило снегом.
Глава 37
Сняв с крюка на стене конюшни один из фонарей, Керри, приготовившись к удару холода, вышла и попыталась пойти по тем следам, которые она еще могла различить — сломанные ветки, упавшие листья, край следа ботинка на тропе. Кэбот, не отставая, следовал за ней.
Но, вглядевшись в снегопад, она покачала головой.
— Я не смогу проследить их среди такого. Последние следы заметет через несколько минут.
Они повернули назад. Кэбот шел рядом с ней.
Керри заглянула в подвальную комнату, которую ей с близнецами выделили на время праздников. Она убедилась, что они давно мирно спят. Она тоже была измотана. Уже через несколько часов, на рассвете, они с близнецами пойдут по снегу домой, чтобы провести рождественское утро с отцом — в каком бы состоянии они его ни застали.
— Спасибо, — полуобернувшись, сказала она, — что искали вместе со мной.
Но Джон Кэбот коснулся ее руки.
— Уже больше полуночи, так что… Рождество наступило.
Она моргнула. Подняла к нему лицо.
— Ну да. Да.
— Возможно, это не самое счастливое наше Рождество. — В его лице снова проступила печаль. — Но я желаю вам перемен к лучшему. И покоя.
Она стояла, замерев, и ее пальцы продолжали касаться его руки. Что-то пробежало между ними — как удар молнии. И что-то еще, другое, более надежное, более глубокое. Разделенная грусть, и потеря, и боль, которые каким-то образом даже в такой неподходящий для этого день, как Рождество, кажутся странно уместными. Как будто среди радости есть место для грусти, потери и боли — и отчасти именно они делают ее настоящей.
Все слуги и весь клан Вандербильтов собрался посмотреть, как владелец Билтмора раздает подарки. Мысли Керри метались то к итальянцам где-то там в снегу, то к отцу, который так и не приходил в сознание рождественским утром, даже когда они с Талли меняли ему постель. Они собрали в лесу как можно больше веток для растопки и набили печку доверху, хотя в хлеву все равно было так холодно, что лишь немного тепла сохранялось только возле отцовской кровати, стоявшей так близко к печке, что одеяла едва не загорались. Керри перевесила одеяла на стенах, чтобы потщательнее перекрыть доступ северному ветру. Они тихо пели старинные аппалачские песнопения, пытаясь влить отцу в губы немного теплого настоя сосновых игл.
— Это от воспаления, — сказала Керри близнецам. — И ему нужно больше пить.
Скрипка на стене, казалось, так и просила, чтобы в Рождество ее взяли в руки, и Керри сыграла на ней все протяжные куплеты «Зеленых рукавов», а Джарси подыграл ей на одном из самодельных банджо из беличьей шкурки; Талли просто подпевала. Джарси низко опускал голову, чтобы никто не видел слез мужчины гор. Талли знала все слова песни и то, что это был древний английский напев, и ее тихое сопрано плыло в тишине хлева.
Что за дитя забылось сном…
При звуках песни у отца дрогнули веки, но больше он не шевельнулся.
Теперь же Талли и Джарси сидели среди остальных детишек работников поместья и открывали выбранные для них подарки. Но Керри смотрела в основном на владельца поместья, который с сияющими глазами раздавал детям подарки, специально выбирая их для каждого.
— Не думаю, — послышался голос позади нее, — что когда-либо видел Джорджа таким счастливым.
Это сказал Джон Кэбот, он стоял, прислонившись к дверному косяку.
Керри смотрела, как владелец Билтмора вручал очередному ребенку подарок — куклу в зеленом бархатном платье с зеленым зонтиком. Девочка, утратив дар речи, только моргала, любуясь фарфоровым личиком, а потом подняла взгляд на владельца замка, чьи глаза сияли.
— Даже больше, — согласилась Керри, — чем когда он проводит время со своими книгами и картинами. Почти так же, как когда он бывает в горах.
Они с Кэботом обменялись улыбками. И она была признательна за то, что в его лице вместе с улыбкой читалась печаль, точно так же, как и в ее улыбке.
Она как-то восхищалась эстампами CurrierIves в доме у подруги из Барнарда. Но какая-то ее часть все же подозревала, что даже у людей из этих саней и сияющих домов с литографии все равно есть свои секреты, тревоги и болезни.
Возможно, именно потому и было так трудно в эти дни слышать постоянный радостный перезвон бубенцов на санях. В иное время, может быть, они заглушили бы все остальное.
Закончив работу в холодных комнатах, Керри поднялась по задней лестнице. Струнный квартет переместился из банкетного зала в зимний сад, и она могла проскользнуть незамеченной в тенях в задней части дома.
Наверняка сегодня никому не придет в голову пойти в библиотеку. От кленовых поленьев в камине вздымались последние струйки дыма.
Вытащив из очередного нераспакованного ящика «Николаса Никльби» и «Мидлмарч Элиота», Керри подтащила одно из кресел поближе к тлеющим углям. Не раскрывая книг, она понюхала их. Вдохнула запах кожаных переплетов, погладила плотные корешки. Она читала обе эти книги еще в Нью-Йорке и теперь чувствовала, как будто их персонажи окружили ее, как старые друзья.
Ноги ныли. Она закрыла глаза. Из зимнего сада доносилась игра струнного квартета, она плыла по дому, отражаясь от мраморных полов и каменных стен.
В нескольких метрах от нее послышался один-единственный шаг.
Керри резко выпрямилась в кресле.
Справа от камина, в тени, стоял Джон Кэбот. Может быть, он стоял здесь уже давно, но Керри слишком устала, чтобы заметить его.