— Я полагаю, — сказал он, оборачиваясь, — все мы видим, что общего есть у всех подозреваемых, верно?
Грохот и звон мяча и падающих кеглей. Даже Монкриф не пошевелился.
— Ну что ж, — сказал Грант. — Если никто больше не хочет, то я скажу сам.
Эмили Слоан затопала каблучками по деревянному полу.
— Ну только не это, не начинайте сначала.
— Будем честны: мы все знаем о склонности определенных рас к преступности.
Вандербильт взял бокал портвейна, но лишь покачивал его в руке.
— Все ли мы это знаем?
— Все лучшие умы евгеники во всех университетах сходятся в этом. И Америка в настоящий момент возглавляет усилия по поддержанию учения о превосходстве рас.
Кэбот приподнял мяч, и на мгновение Керри показалось, что он сейчас швырнет его в Гранта. Но вместо этого он сунул его ему.
— Признаюсь, я изменил свое о вас мнение. Вы не просто глупый, надутый, невежественный человек. Вы смертельно невежественны.
Лебланк сделал несколько шагов вперед.
— Слушайте, я тут преступление раскрываю.
Словно бы ничего не слыша, Грант взял мяч.
— Мы же не позволим религиозным или прочим ошибочным сантиментам затмить наши достижения в области расового и социального прогресса?
— Таким, как, — предположил Кэбот, — помощь голодающим, пострадавшим, беженцам, приехавшим в страну?
У Гранта обвисли плечи. Да он слабый, подумала Керри, за всей своей лакировкой. Как горная глина, которая, не будучи обожжена, сможет сохраниться только в тени.
— Я могу отослать вас, Кэбот, к нашим коллегам в Германии, которые очень помогли нам в нашей прорывной работе.
— Честно говоря, — перебил Лебланк. — Мне это все неинтересно. Мне надо поймать убийцу.
Грант выпрямился, снова поглаживая пальцами квадратные очертания какого-то предмета в кармане своего пиджака.
— А я вот подумала… — услышала Керри свои слова еще до того, как поняла, что произнесла их.
Все обернулись и уставились на нее, как будто одна из кеглей для боулинга внезапно заговорила.
— Если мисс МакГрегор, — вмешался Кэбот, — хочет что-то сказать…
— Ну, конечно, — фыркнул Лебланк. — Чего ж не потратить мое время? Конечно, пусть судомойка высказывается.
Но Вандербильт обернулся к ней.
— Разумеется, если вы хотели бы что-то добавить…
Керри расправила плечи.
— Я не очень много знаю о новой науке про отпечатки пальцев. Тем не менее… — Все недоверчиво заморгали — как это, какая-то судомойка проявляет перед ними свои научные познания, — но эти реплики сбили ее лишь на секунду. — Мы проходили это во время одного из курсов в Барнарде — эта наука стала значительной помощью в полицейской работе. Очень жаль, что работа с отпечатками пальцев не получила пока большого распространения, потому что филактерии — черные коробочки, которые используются для молитвы, — найденные на месте преступления, могли бы что-то подсказать нам.
Лебланк нахмурился.
— Так. Ну и что?
Вандербильт высказался более вежливо.
— Но если они принадлежали собственно жертве, то, как мне кажется, от них не могло бы быть большой помощи.
Джон Кэбот вытянул голову вперед.
— Думаю, она имела в виду нечто большее.
Керри взглянула на Гранта, чья рука снова скользнула по квадратному выступу в кармане. С ее стороны это была всего лишь догадка, основанная только на квадратности очертаний того, что непрерывно теребили его пальцы, и его постоянных упоминаний, что репортер был евреем, — но, может быть, все равно стоило рискнуть.
Она обратилась к Вандербильту:
— Конечно, вы правы, и отпечатки мистера Берковича, несомненно, там будут присутствовать. Но также там будут и отпечатки того, кто забрал их с места преступления. Эти отпечатки необязательно будут принадлежать убийце, но это интересный вопрос — зачем кому-то понадобилось забирать вещи, указывающие на происхождение жертвы и на ее религию.
В наступившей тишине, которая казалась опасной — почти взрывоопасной, подумала Керри, — никто из гостей даже не переглянулся.
Керри же посмотрела на Мэдисона Гранта, продолжая при этом обращаться к Вандербильту.
— И, поскольку один из ваших гостей был так догадлив, что захватил эти филактерии сегодня с собой, возможно, он сам сможет ответить на этот вопрос.
Все, как один, обернулись к Мэдисону Гранту. Он застыл на месте, держа в руках мяч для боулинга. Его лицо быстро теряло цвет, казалось, он вот-вот выронит мяч.
Он медленно опустил его. Керри видела, как в его прищуренных глазах мелькают быстрые вычисления. Все продолжали смотреть на его левый карман.
Наконец по его лицу скользнула легкая улыбка.
— Смотрите-ка, Лебланк, какая помощь всем силам Пинкертона есть у нас тут, среди кухонной обслуги в Билтморе. Она совершенно права в том, что я сегодня принес это сюда, чтобы показать Вандербильту. Хотя, признаться, я совершенно позабыл об этом — до сего момента. — Он обернулся к Керри, и сияющая улыбка на губах полностью противоречила сдерживаемой ярости во взгляде. — Позвольте мне поблагодарить вас за это напоминание.
И он вытащил из своего кармана два филактерия.
Разбитых, заметила Керри. Как будто кто-то лупил по ним кувалдой. Как будто Грант вымещал на них свою ярость.
Так же, как кто-то бил железнодорожным костылем по голове репортера.
Грант протянул их Вандербильту, который повертел коробочки в руках.
— Господи, Грант. Похоже, вы нарочно их разбили.
Лебланк протолкнулся поближе.
— Да уж им досталось, как я погляжу. А девица-то права — кое-где в мире, скажем, вот в Аргентине — эти отпечатки помогли раскрыть преступление. Если их найти, так они могут изменить всю игру. Сличить отпечатки с костыля, например — и presto, убийство и раскрыто.
— Интересно, — заметил Мэдисон Грант, — что вы ассоциативно связали с убийством итальянское слово presto. Очень уместно.
Лебланк обернулся к Гранту:
— Вот и я так думаю. Хотя должен сказать: чертовски странно, что эти штуки оказались у вас. Вам кто-нибудь говорил, что нельзя брать вещи с места преступления?
Джон Кэбот бросил в сторону Кэрри вопросительный взгляд — словно пытаясь понять, откуда она узнала. Лебланк повернулся к нему.
— А вы, мистер Джон Куинси Кэбот? Я тут кое-что немного про вас проверил. Вы с этим Берковичем учились в Гарварде в одно и то же чертово время.
Зал боулинга снова замер.
— Да, — тихо произнес Кэбот.
— Но, — заявил Лебланк, — вы почему-то не сказали об этом, когда этот идиот-шериф спрашивал, знает ли кто-то покойного или обладает какой-нибудь информацией — любой? — Он громко выдохнул. — Это даже вообще не мое дело, это ваше убийство на станции, но я и то могу сказать вам, что там вокруг нагромоздили кучу вранья. Куча людей не сообщила то, что знала.
Керри заметила, что глаза Джона Кэбота снова стали жесткими, и отвернулась.
Лебланк, засунув руки в карманы, оглядел комнату, останавливаясь взглядом на каждом из присутствующих.
— В нашей детективной работе бывает… — Никто не шевелился. — Все думаешь, что ничего не выходит, и вдруг… presto. — Он поглядел на Гранта. — Внезапно кое-что встает прямо на место.
Грант, казалось, весь сжался и прищурил глаза. Как гремучая змея, подумала Керри, перед броском.
Взгляд Лебланка скользил уже по остальным гостям.
Кроме, как заметила Керри, Лилли Бартелеми, которая стояла в отдалении.
Она подняла подбородок.
— Пока достаточно, Лебланк, — сказала она ледяным тоном, но так, как будто была как-то связана с этим человеком или имела над ним власть.
Сделав выдох, словно для того чтобы удержать равновесие, она взглянула в сторону Вандербильта — как будто только сейчас поняла, что из-за раздражения на Лебланка утратила осторожность и выдала свою связь с ним.
Джордж Вандербильт в самом деле обернулся и с удивлением посмотрел на нее. Но ничего не сказал.
Лебланк, проведя рукой по черному треугольнику бороды, раскрыл рот, словно собираясь возразить. Но, тут же закрыв его, повернулся на каблуках и вышел прочь.
Глава 43
— Лилс? — изумленно спросила Эмили. — Но ты же не можешь быть знакома с этим Лебланком?
Лилли ощущала на себе их взгляды, как пудовые грузы. Она слишком сильно раскрылась.
— Простите, — сказала она. — У меня, кажется, разболелась голова.
Они решили, что она уйдет в свою комнату, обставленную мебелью Чиппендейл, с двумя картинами Ренуара. Только сегодня утром она выражала Джорджу свое восхищение ими. Но если честно, все, что она там видела, так это унылую девицу с апельсином.
Словно морское создание, стремящееся к воде, она шмыгнула в закрытое помещение бассейна дальше по коридору и разорвала шелковые чулки, стаскивая их с ног. Задрав юбки, она опустилась на край бассейна, болтая босыми ногами в воде. Которая, господи боже, и правда была теплой. Это было до удивления чувственно.
Что заставило ее вспомнить об итальянце. О силе его рук, когда он носил седла из седельной. О том, что когда он находился рядом с ней, то старался чем-нибудь занять руки — чистил, натирал маслом, растягивал, застегивал, часто повторяя только что сделанную работу. Огонь, тлеющий в его глазах. То, как напрягались мускулы его рук, когда он подходил к ней.
Она выгнула ступни в воде.
Просто потрясающе, как в Билтморе заботятся о каждом желании и капризе гостей. Кроме спокойствия души.
Лилли вздохнула. Если она и выглядит неприлично со своей задранной юбкой и голыми до лодыжек ногами, то… пусть так и будет. У нее красивые лодыжки. А если еще удастся распустить завязки корсета, это вообще будет прогресс.
Посидев какое-то время в одиночестве, она почувствовала, что ее спина расслабляется. И в это время от дальнего конца бассейна, через коридор, до нее донеслись звуки, отражающиеся от каменных стен. Из гимнастического зала.