меньше внимания? Привлекать к себе внимание — наша фамильная слабость. Но что вы сейчас здесь делаете, мистер Лебланк? — Если надо, она может притворяться тупой.
— Этот итальяшка, которого мне велел найти ваш папа — и я, черт побери, поймал его, — прошлой ночью сбежал из этой жестяной коробки, которую местные называют тюрьмой.
Сердце Лилли тревожно замедлило свой ход.
— Вы говорите — сбежал? Mon Dieu. Как вам так не повезло. Я знаю, вы так надеялись проявить свою компетентность.
Уже начавший отворачиваться, Лебланк уставился на нее. В его покрасневшем лице и прищуренных глазах ясно читались все те грубые и злобные слова, которые он не мог позволить себе высказать дочери Мориса Бартелеми.
— Знаете, — сказала она, — моя подруга Эмили — племянница мистера Вандербильта — рассказывала мне о вашем визите сюда в Рождество.
— Итальянская сволочь. Но я, черт возьми, снова его поймаю. И он заплатит мне за все.
Шагнув вправо, Лилли натолкнулась на растяжку для подпруг и со звоном уронила ее на пол.
— Ой, какая я неловкая. А вы что, хотите зайти туда, в стойла?
Она попыталась поднять растяжку.
— Господи, какая она тяжелая. — Слова, выражающие беспомощность, с трудом сходили с ее губ, но отчаянные времена побуждают к отчаянным действиям. Даже если это означает изобразить слабость, которой она в жизни не испытывала. — Мистер Лебланк, ну что же вы мне не поможете?
Голос Лебланка слегка смягчился.
— Буду рад. Но где же все эти чертовы конюхи, которые должны помогать даме?
— Я уверена, тут должен кто-то быть; может, они отошли в каретную, это с другой стороны, а может, чистят двор. Но, конечно, как вы заметили, мистер Вандербильт из-за вашей работы недавно лишился одного из своих конюхов.
Вытянув руку, она схватила детектива за лацкан пальто и притянула поближе. Положила ладонь свободной руки ему на грудь. Увидела, как в его глазах зажегся голод. Ощутила прилив своей власти.
— Мистер Лебланк, как уроженцы Нового Орлеана, будем честны друг с другом. Я должна вам кое-что сказать.
Глава 51
Пульс Лилли замедлился до тишайшего трепета. Вообще почти не стучал.
Где-то здесь, в лесах, или в полях, или в аллеях поселка находился человек, за поимку которого ее отец уже четыре года платил детективам. Но он еще не мог уйти далеко. И Лебланк, едва обнаружив его побег, будет искать его именно тут.
Ясно было одно — чем дольше Лебланк останется здесь, тем дальше сможет убежать Сол. А если она и научилась чему-то у Наполеона Нового Орлеана, так это тому, что некоторых людей можно заставить делать то, чего они делать не намеревались.
Лилли была уверена, что ее лицо стало белым, как перламутр. Но этот Лебланк не сможет заметить на нем страха — или услышать его.
Лилли наклонилась к детективу.
— Comme c’est triste. — Ее голос прозвучал мягко. Спокойно. Соблазнительно. — Мистер Лебланк, я должна признаться. — Она подняла одну руку к своей талии, чуть ниже груди. — Я говорю это вам только потому, что уверена — вам я могу доверять. Потому что чувствую — вы знаете, что такое быть увлеченным страстью. — Она вгляделась в лицо этого человека, похожее на морду гончей — маленькие, заплывшие глазки, брыли, свисающие ниже линии челюсти. Никто не мог выглядеть менее похожим на человека, увлеченного страстью.
Его ладонь неловко коснулась ее талии.
— Лиллиан! — раздался крик со стороны каретной в дальнем конце двора. — Лилли, ты здесь?
Эмили. Которая с легкостью могла уничтожить и сцену, и шансы Сола на спасение.
Прижав палец к губам, Лилли драматически вздохнула. Опустила глаза.
— Прежде чем меня обнаружат, я признаюсь вам, мистер Лебланк, в том, чего не знает никто.
Шаги Эмили приближались и звучали уже совсем близко с другой стороны слегка приоткрытой двери. Еще шаг, и она сможет услышать их.
Лилли повернулась к дверям спиной. Эмили не поймет, что Лилли слышала ее приближение.
— Мистер Лебланк, я признаюсь вам в своем огорчении. Умоляю вас, сжальтесь над итальянцем, который сейчас прячется в этом доме. Если вы, мистер Лебланк, хоть когда-нибудь были безумно, страстно влюблены, сжальтесь, пожалейте моего любимого.
Вскрик Эмили с другой стороны двери сказал ей, что она все слышала.
Момент ошеломленного недоверия. И вот Эмили, распахнув дверь, шагнула вперед.
— Лилли, боже мой, как ты могла? Да еще вот так разболтать об этом первому встречному!
Лебланк, поначалу сконфуженный, пришел в себя. Схватившись за ворот, словно ему было трудно дышать, он, ухмыляясь, переводил взгляд с одной девушки на другую. Эмили пылала негодованием.
Милая и доверчивая Эмили, как угадала Лилли, никогда бы не устроила подобной сцены, если бы знала, что Лилли притворяется. Лилли слушала ее, склонив голову — в позе, которой не принимала никогда в жизни. Когда она наконец подняла глаза, то взглянула на Лебланка.
— Умоляю вас, сэр, не проводить обыска в подвалах дома… — Ее рука взметнулась к раскрытому рту. — Mon Dieu! Лучше бы я молчала!
Лебланк фыркнул.
— Я могу пообещать вам вот что: я не буду докладывать об этом вашему папе. Но помешать мне снова поймать Катафальмо и привлечь его к законному ответу… — Он приподнял шляпу. — Это моя работа, черт побери. Желаю всего наилучшего, мисс Бартелеми.
Лилли отсчитывала его удаляющиеся шаги. Она знала, что через минуту ей придется повернуться, взглянуть в лицо Эмили и начать настаивать на том, что солгала. И ее ложь должна быть очень убедительна. Потому что ни одна девушка их социального круга не принесет на гильотину свою репутацию даже ради истины. Именно поэтому Лебланк не стал медлить, а бросился обыскивать пустые подвалы.
Лилли ощутила легкое головокружение. Она использовала призрак скандала вокруг себя, чтобы спасти человека. Если уж она и станет в чьем-то представлении шлюхой, то, по крайней мере, такой, которой хватает храбрости идти с высоко поднятой головой.
— Давай прогуляемся, — предложила Лилли утратившей дар речи подруге. — И поговорим.
Но прежде чем они успели перейти двор, из двери каретной выскочила эта горничная, Керри, с ужасно красным лицом. И в рваной юбке.
И, пресвятая Богородица, ее чепец болтался на левой стороне головы, передник был жутко помят, а рыжие волосы всклокочены, как будто она дралась с кем-то, как уличная потаскуха.
Горничная, тяжело дыша, встретилась с Лилли взглядом.
Эмили, добрая душа, кинулась к ней.
— Керри, с вами все в порядке?
Но горничная не отводила взгляда от Лилли. Как будто она могла доверить ей, Лилли Бартелеми, то, о чем нельзя сказать вслух.
Лилли пробормотала одно-единственное слово, и это не звучало как вопрос. Грант. И добавила два других, потому что их нельзя было не сказать. Сукин сын.
Но прежде чем все они успели пошевелиться, из дверей внизу, ведущих на двор из кухни, выскочила миссис Смит. Домоправительница, так озабоченная приличиями, всегда так переживавшая насчет американского презрения к правилам культуры… бежала. А следом за ней бежала уменьшенная копия Керри.
— Папа! — закричала эта копия. — Керри, там папа! С ним сейчас Рема и Джарси, но Рема говорит, он совершенно точно скоро умрет. И он зовет тебя!
Глава 52
Керри выпрямилась, держа остатки теплого виски с медом, которое подносила к губам отца. Виски принесло этому человеку немало вреда за всю его жизнь, и у нее скручивало желудок от всех воспоминаний, нахлынувших от этого густого сладковатого запаха. Но, может, сейчас виски поможет ему не так сильно мучиться, расставаясь с жизнью.
Рема положила руку ей на плечо.
— Ты сделала для папы все, что могла. А то, что нужно ему сейчас, мы дать уже не в силах.
Робко, словно боясь нарушить тишину, Талли протянула руку за смычком. А потом протянула брату скрипку. Джарси стал играть на ней лучше, чем Керри. Как и отец, своей игрой Джарси срывал с сердец все покровы, оставляя их открытыми для печальных напевов.
В углу, возле печурки, под одеялом свернулся в клубочек Нико. Рема наклонилась и протянула малышу бисквит. Керри почувствовала запах ветчины и печеных яблок, которые Рема, должно быть, принесла с собой и засунула внутрь бисквита.
— Grazie, — прошептал мальчик. — Grazie mille.
— С Божьей помощью, ручей не разольется, и мы найдем твоего старшего брата, милый, — сказала Рема, гладя его по голове. — Ты не переживай.
Нико заморгал, глядя на нее. Потом решил, что это, должно быть, утешение. И слабо улыбнулся, откусывая бисквит. А потом потянулся и поцеловал Рему в щеку, отчего глаза старой женщины наполнились слезами.
Начав очень тихо, голоса близнецов слились воедино, в одном ключе, а затем разделились, соблюдая гармонию. Это было завораживающе.
Приди, приди, кто ослабел…
Керри, прислонившись к стене стойла, слушала, закрыв глаза. Позади нее раздались знакомые шаги. Они медленно, осторожно приближались. Роберт Братчетт. И Элла вслед за ним.
Спасибо, беззвучно выговорила Керри, сама поражаясь слезам, застилающим глаза, — просто за то, что они пришли. За то, что были рядом в горе и бедах.
Она подождала, прослушав еще несколько куплетов песни. Но ей все же надо было задать этот вопрос. Она наклонилась к Роберту.
— Пожалуйста, расскажите мне. Про ту фотографию.
Вздрогнув, он обернулся к ней. Прозвучало еще несколько строк песни.
Любовь, обещанная нам,
Прекрасная любовь…
Он приподнял бровь. Сделав несколько шагов, вышел за дверь, маня ее за собой. Провел тыльной стороной правой руки по лбу. Наклонил голову поближе к ней и прошептал:
— Мы оба пошли волонтерами в армию, в армию Конфедерации.
Тот, кто грешил, он всех простит