Всемилостью своей…
— Большинство парней с гор не пошли — ни за какую из сторон. Никто не чувствовал себя настолько связанным ни с федеральным правительством Севера, ни с этой горсткой рабовладельцев, которые даже грязь под ногтями не чистили. Но мы с твоим отцом пошли. И попали в одну часть. И оба прошли все испытания и вернулись вместе домой.
Керри прислонилась к двери хлева, чтобы не упасть.
— А после войны все смешалось. Шайки, в основном из тех, кто вернулся из армии Конфедерации, рыскали тут по ночам. Терроризировали всех.
Керри стиснула веревочную ручку двери, музыка позади них все плыла, и слова Братчетта плыли тоже, где-то поверх нее.
— А папа?
— Нет, твой папа не был среди тех, кто нападал по ночам. Мы с ним так и остались друзьями. И наши жены тоже.
Затаив дыхание, она ждала, что же последует за этим.
— Но однажды ночью налетчики пришли к нему и попытались взять его с собой и отправиться в мой дом. А он не пошел.
Братчетт снова провел здоровой рукой по лбу и глазам. Керри видела, что он не хочет продолжать. Пусть старинная песня скажет все вместо них. Но она не могла позволить ему отвернуться.
— Твой папа не поехал с ними, но и не попытался остановить их. Потом он говорил мне, что они были пьяны, им было скучно, и они искали, к кому бы привязаться. Короче, он испугался. Они ушли с вашей фермы, приехали ко мне. Я дал им бой, ну, как только смог. Я был один, а их, может, человек семь.
Глаза Керри опустились на его руку.
— Одно было хорошо — что Элла осталась в ту ночь ночевать у своей кузины в Черных горах. Не знаю, что стало бы с ней, будь она дома. Мне бы пришлось убить одного-двоих, и они бы наверняка меня вздернули. А так они только спалили хижину, бросив меня там, считая мертвым.
— Спалили, — повторила Керри.
— До самой земли. Твоему отцу было неловко. Настолько, что он помог мне отстроить ее заново, — и в три руки мы справились. — Он грустно улыбнулся. — Он думал, что, может, все же мог бы остановить их тогда.
Роберт Братчетт посмотрел в глаза Керри.
— Может, оно так и было. Они, конечно, может, и были так накручены, что отвесили бы ему пару тумаков, но, вполне возможно, все же послушали бы его. Люди уважали твоего папу — ну, еще тогда.
Керри, услышав это еще тогда, знала, что это не насмешка. Это правда. Бо́льшую часть жизни отца все вокруг считали его просто пьяницей. Который своей игрой на скрипке мог заставить звезды сойти с небес.
— Так что твой отец переживал, что не попытался остановить этих мерзавцев. Может, он мог бы остановить Тейта.
У Керри открылся рот. Но звук вышел оттуда не сразу.
— Тейта?
— Отца Дирга. Тогда он был заводилой. Их стая вечно искала, к кому прицепиться. Похоже, чем бедней они становились, чем больше земли или женщин теряли, тем сильнее искали неприятностей на свою голову.
— Тейт, — повторила она, снова видя перед собой глаза отца и тот ужас в них, тогда, еще в хижине, когда он спрашивал про нападение на станции. Но с ним не был связан никто из Тейтов — отец Дирга был давно мертв, а самого Дирга даже не было в городе.
— Керри, я знаю, у твоего папы были свои демоны — и адский характер. Но я всегда думал, что, может быть, отчасти это вина заставляла его так громко безобразничать — за тот момент, когда он повел себя слишком тихо.
От порыва ветра кусты вокруг задрожали, их ветки застучали по стенам хлева. Керри и Роберт молча стояли рядом.
Потом Братчетт повернулся и вернулся внутрь, к стойлу и человеку, лежащему там, чье дыхание было уже едва различимым. Керри видела, как Роберт наклонился и взял Джонни Мака за руку. Из-под кровати заскулил Ромео.
Она зашла вслед за Братчеттом, и звуки скрипки и голоса близнецов потекли вокруг нее, словно ручей, бегущий сразу за углом старой часовни.
Вернись домой, кто ослабел…
Не то чтобы она поверила словам из песни… Но просто стоять и слушать их было утешением. Чувствовать, как музыка плывет вокруг, поддерживая ее. В ней вдруг словно раскрылись шлюзы, и наконец хлынули слезы. И та ее часть, которая все эти годы каменела в противостоянии отцу, теперь окончательно разбилась — пусть даже не в прощении, нет, но в чистой, неомраченной жалости.
Глава 53
Теперь, кроме Нико, ничего для него не существовало.
Сол сжался, прислушиваясь к ритмичным ударам копыт по щебню подъездной дороги. Выглядывая из-за завеси рододендронов, он следил за приближением всадника. Но это был стройный, хорошо одетый человек, а его лошадь высоко держала хвост и гордо выгибала шею — арабский скакун, Сол видел это даже издалека. Так что это точно не был Лебланк и его наемная кляча.
Джордж Вандербильт промчался мимо. Он вертел головой по сторонам, как будто что-то искал.
Избегая хорошо освещенных утренним светом прогалин, Сол осторожно пробирался по лесу. Он смог подойти достаточно близко к Билтмору, чтобы узнать направление, куда уходила Керри МакГрегор, возвращаясь на свою ферму. Таким образом, Сол сможет оказаться где-то недалеко от фермы Братчеттов — где сидит Нико, глядя на мир невидящим взором.
Сол ощущал силу своих рук, своих мускулов. Если будет необходимо, он сможет остановить Лебланка.
Он прислушался к удаляющемуся звуку копыт коня Вандербильта. Но вдруг снова раздался приближающийся звук копыт. Лошадь скакала по другой стороне подъездной дороги, той, что была ближе к Солу.
Едва всадники оказались в его поле зрения, Сол пригнулся ниже. Но первый из всадников, в низко натянутой на лицо шляпе, смотрел прямо на него, словно заметил движение в куще рододендронов. Склонившись вперед и вправо, он повернул лошадь с дороги прямо в лес раньше, чем Сол успел пробежать хотя бы несколько шагов.
Со всей яростью, накопленной за годы, когда ему приходилось скрываться из-за преступления, которого он не совершал, со всем отчаянием сознания того, что страна, которую он принял, считает его злобным животным, Сол подхватил с земли тяжелую ветку и развернулся, занося руку, лицом ко всаднику.
Лошадь резко шарахнулась влево, и всадник с трудом удержался на ней.
— Кэбот! Mi dispiace. Я думал…
— Ты думал, что это Лебланк. В таком случае я должен быть счастлив, что моя голова все еще держится на плечах.
Вторая лошадь — араб — прорвалась к ним сквозь заросли. Тяжело дышащий Джордж Вандербильт, ведущий в поводу за арабом еще одну лошадь, без всадника, выдохнул.
— Катафальмо, слава богу. Мы надеялись найти вас, понимая, что вы будете искать дорогу к дому Братчетта. Но и Лебланк будет искать вас там, и, возможно, скоро. Так что Нико там нет. Мы отвезем вас к нему.
Будучи третьим в ряду, позади Вандербильта и Кэбота, Сол наклонился к лошади, которую они привели ему, как будто хотел одним усилием воли обогнать остальных и первым приехать к Нико. Но, не зная дороги, он мог только наклоняться вперед, отчего его жеребец удивленно поворачивал голову, как бы спрашивая, зачем его наездник велит ему добавить ходу, если каменистая тропа и две лошади впереди не предполагают ничего другого, кроме быстрого шага.
Они поднялись к просвету среди деревьев. Глаза Сола прищурились от яркого солнца, прорвавшегося сквозь расступившиеся кроны.
На поляне стояли несколько деревянных строений. Одно, прямо перед ними, небольшая бревенчатая хижина без окон, с распахнутой дверью и провалившейся крышей, явно была заброшенной.
Позади этой хижины стояло другое строение, еще меньше, с оторванными кое-где досками, как будто они понадобились для чего-то другого. Слева стоял курятник, где потревоженные куры и петух захлопали крыльями и закудахтали, обозначая появление чужаков. Из самого большого строения, хлева, послышалось ржание.
В двери хлева появилось двое близнецов, их рыжие волосы пламенели в солнечных лучах.
— Все в порядке, — крикнул Джарси МакГрегор. — Это не то, что мы думали.
Талли, прищурившись, смотрела на них поверх дула старого кремневого ружья.
— Я и сама вижу, — сказала она. Но не опустила ружье, как будто события последних дней убедили ее встречать посетителей с нацеленным оружием.
— А где… — начал Сол. Но закончить ему не пришлось.
В двери хлева появилась третья головка — невысокая, с темной копной волос. К ноге, волочившейся по земле, прицепился клок сена.
Сол слетел на землю, даже не побеспокоясь остановить коня.
— Нико!
Крепко прижав к себе хрупкого, худенького мальчика, который тоже начал дрожать, Сол чувствовал, как его слезы падают брату на макушку.
— Нико. Мой Нико. Ты в порядке.
Они что-то говорили друг другу. И Сол, крепко держа руками худенькое тельце, прижался подбородком к макушке брата, чтобы тот чувствовал себя в полной безопасности.
— Можно поговорить с вашей сестрой? — спросил Кэбот у близнецов.
Даже прижимая к себе брата, даже преисполненный облегчения, что нашел Нико в целости и сохранности, Сол вдруг ощутил в воздухе напряжение, которого раньше не заметил.
Близнецы переглянулись.
Талли сделала им знак следовать за ней.
— Она здесь. С нашим папой. И еще соседи, которые пришли… чтобы сказать… — Она посмотрела на брата.
— Попрощаться. — Он взял сестру за руку, словно бы ему было легче говорить, чувствуя свою половинку рядом. — Они пришли, чтобы проститься.
Прижавшись друг к другу, Сол с Нико прошли вслед за остальными вглубь хлева, туда, где раньше, похоже, было коровье стойло, теперь чисто выметенное и со снятой с петель дверцей. Посреди него, на тюфяке, покрытом несколькими лоскутными одеялами, недвижимо лежал человек с посеревшим лицом. С одной стороны от него стояли Рема и Керри, с другой — Роберт Братчетт.
Человек на тюфяке пытался что-то сказать, протягивая руку в сторону Керри. Одними губами, надтреснутым голосом он еле-еле проговорил: «Мне… очень… жаль».
После чего, к изумлению Сола, умирающий повернул голову к Братчетту. И проговорил те же слова: «Мне… очень… жаль».