именно теперь. Не позже, когда у нее будет время подумать, как он может среагировать, а теперь, пока кровь кипит в ее жилах.
Потребовался только один вопрос одному-единственному слуге в Билтморе.
— Без понятия, что там с ним не так, — выругался Монкриф. — Но могу сказать, он будто голову потерял. Я отнес ему скотч, что он просил — чертов полный кувшин, не какой-то там стаканчик, — вон туда, наверх, в обсерваторию. Похоже, он решил там надраться.
Когда она ворвалась на нижний этаж обсерватории, на верхнем уровне, прямо над ее головой, немедленно послышались шаги. Она помчалась вверх по узкой, кованой витой лесенке, выходящей на обзорную площадку с обзором на триста шестьдесят градусов.
Он был там и стоял, повернувшись спиной к ней, несмотря на шум, который она подняла, взбираясь по ступенькам. Держа в руках виски, он медленно обернулся.
— Я так и полагал, что это вы. — Лощеный и обходительный, как всегда. Как будто его деньги и связи образовывали вокруг него своего рода броню, позволяющую ему вот так скалиться на нее сейчас — торжествующе, непоколебимо, даже после всего, что случилось.
Невозможно поверить, но он приподнял бокал в тосте.
— Керри, присоединяйтесь. Я праздную своего рода политическую победу. Пусть несколько хаотичную, но так бывает. Население может и не одобрять мои методы, но оно должно быть информировано о том, что наступит, если мы позволим вытеснять себя. Белая раса, как скажет вам даже последний из исследователей, должна быть спасена.
Из нее с болью вырвалось:
— Так же, как бизон.
— Ну, строго говоря, да. В целом — да, так же, как бизон. Без… вмешательства она пребывает в опасности.
— Вы просто чудовище. Сумасшедший. За этим убийством стоят ваши идеи, ваше влияние. — Керри снова увидела все это перед собой: репортер, такой милый идеалист, распростертый в грязи. — Арон Беркович, работая в Times, что-то узнал про вас. Что-то такое, что заставило вас пойти на убийство, лишь бы защитить свою репутацию защитника дикой природы и культурного, — она буквально выплюнула следующее слово, — джентльмена.
— Тем не менее в конце концов выяснилось, что отбраковку стада, условно говоря, произвел не я.
— Вы просто омерзительны.
— Но тем не менее очевидно, что вы сочли меня достойным того, чтобы последовать за мною сюда — кто знает, по какому зову похоти. Последовать за мной сюда, несмотря на то, что еврейский репортеришка считал, что я могу убить, если возникнет необходимость защитить свою репутацию. — И он шагнул в ее сторону, как бы демонстрируя свою готовность сделать именно это.
— И все эти теории, что убийцей был итальянец, Роберт Братчетт или Лин… Это вы распространяли такие версии, — продолжала она настаивать на своем.
Грант ухмыльнулся.
— Любой из них мог сделать и это, и что похуже — все люди этого сорта склонны к насилию. Кто знает, что мог натворить каждый из них? Но в любом случае — да, все это прекрасно отвечает нашим целям. Все это лишь вопрос раздувания пламени.
Страх был отличной тактикой воздействия на местный народ — в равной степени и на богатых туристов, и на местных уроженцев. На всех, кто готов был проглотить то, что им впихивал Грант со своими приспешниками.
Потягиваясь, как будто признание доставило ему удовольствие, Грант оперся о стену напротив лестницы.
— Галльский петух, — произнесла Керри. — Герб. ЛНА.
— Дядя Фарнсуорта, Эдуард Драмонт… А, я полагаю, вы все еще в неведении насчет этого. Прелестная судомойка, несмотря на всю сообразительность и то, что она сумела заметить герб в офисе телеграфиста, так и не вычислила окончательное звено. Наш не-столь-уж-кроткий телеграфист — кажется, двоюродный или троюродный племянник Эдуарда Драмонта, который в наши дни широко известен во Франции.
— Печально известен, как считают многие.
Он проигнорировал замечание.
— Наши лидеры осуществляют партнерство с людьми схожих взглядов во Франции и Германии, нации которых достойны защиты от приблудной заразы, такой, как…
— Эта страна, как полагаете вы с Фарнсуортом, — закончила она за него.
Стараясь сохранять хладнокровие, потому что в голове так и пульсировала кровь, Керри увидела перед собой образы, будто на экране: вот Лилли Бартелеми устраивает то, что, как она рассчитывала, запугает кого-то до полного молчания; вот Грант, который сам не совершал нападения, но уцепился за возможность посеять подозрения.
И Дирг Тейт, который, возможно, не собирался никого убивать, но стал сначала пешкой, а потом убийцей. А потом трупом.
Грант, прищурившись, посмотрел на нее и перевел взгляд на ее правый ботинок.
Она поняла, что он не забыл, где она держит нож.
Он снова поднял на нее взгляд, не переставая ухмыляться.
— Знаете, Керри, я все не могу перестать думать, что же привело вас сюда в полном одиночестве. Ведь вы, как я полагаю, рассчитывали найти меня здесь.
Она подумала, что тоже должна была бы задаться этим вопросом. Она действовала, не размышляя, ведо́мая ужасом, вызванным смертью Дирга и смертью репортера, в которой он был виновен, — все эти зря потраченные жизни, вся кровь, пролитая на станции и площадке у часовни, — и огнем в своих венах, вызванным осознанием истины. Как бы там ни было, она находилась там, где должна была находиться.
— И очень жаль, Керри, поскольку я сам пришел сюда лишь затем, чтобы взглянуть в последний раз на пейзаж. Убываю сегодня последним поездом. Конечно, у меня нет причин для бегства, поскольку я не совершал никаких преступлений, но мне разонравилось находиться здесь. Какая жалость, что вы такого дурного мнения обо мне. Как вы там сказали? Чудовище? Сумасшедший? — Рот Гранта дернулся под густыми усами. — Я известен как интеллектуальный и организованный человек. Человек, чье имя останется в истории как имя создателя национальных парков, спасителя редких видов от исчезновения — включая, без сомнения, главенствующую расу. Политическим лидерам понадобятся мои работы, исследования, которые я проделал и еще сделаю, и они будут признательны мне. Я не могу рисковать, я не могу запятнать свою репутацию. Я уверен, вы понимаете это.
Он еще не сделал движения в ее сторону, но Керри поняла, что он собирается. Она метнулась вправо, пытаясь проскочить мимо него к лестнице. Но Грант был быстрее. Вытянув руку, которая внезапно удлинилась, как мокрый шнур, он перехватил ее за талию и дернул к себе.
— Ты уж слишком умна, не так ли? — Перегородив своим телом единственный выход, лестницу, он выпустил ее. Его глаза сверкали.
Отшатнувшись, Керри вцепилась в подоконник раскрытого окна сзади нее. Ее взгляд метнулся вниз, к земле — в четырех этажах под ними.
— Это будет так печально, Керри, что будут говорить о тебе: прелестная, но вполне легко заменимая судомойка, которой, к несчастью, вздумалось покончить с жизнью — от горя и скорби после похорон ее отца. И потери земли, бедняжка. Действительно, как трагично.
Он закончил свою фразу, снова схватив ее.
Но на этот раз он опустил плечо, словно поднимая груз, и, перехватив ее поперек туловища, откинул ее назад, так, что она потеряла равновесие. В какой-то момент она еще балансировала на краю окна, хватаясь руками за раму, а в следующий уже падала спиной вперед на узкий балкон с низкой каменной баллюстрадой.
И через нее.
Глава 57
Падая спиной вперед, Керри сумела ухватиться одной рукой за край каменных перил. Вцепившись, она повисла, после чего, инстинктивно подтянувшись, ухватилась за перила и другой рукой. Ее тело, напряженно вытянувшись, висело над четырехэтажной пустотой. Она попыталась закричать, но воздух лишь вырывался из ее рта судорожными хрипами.
Она взглянула вверх. Грант подошел к перилам, его глаза были сосредоточенно прищурены, с тем же самым — аналитическим, вычисляющим, абстрактным, почти восхищенным — выражением, с каким он смотрел на фермера с телегой и мулами тогда, на железнодорожных рельсах много месяцев назад.
Повернув голову, она глянула вниз. Где-то там, далеко внизу — похоже, в закрытом саду — ранние весенние тюльпаны раскрывали свои желтые, розовые и красные стрелки, которые закружились в ее затуманенной ужасом голове.
Керри поняла, что ей нельзя смотреть вниз.
Откуда-то снизу послышались крики о помощи. Наверное, подумала она, это садовники заметили ее, висящую тут. Но она не могла посмотреть на них.
Грант, оценив обстановку внизу, склонился над карнизом.
— Помогите! — закричал он. — Помогите! Она прыгнула, не знаю, смогу ли я достать ее! Я пытался ее отговорить, успокоить, но она прыгнула!
Керри видела, как Грант склоняется к ней, и его взгляд был не озабоченным, не испуганным, а стальным. Убежденным. Его руки протянулись к ней. Она знала, это не для того, чтобы втащить и спасти ее, но затем, чтобы попытаться разжать ее хватку на перилах. Если она останется тут, отчаянно цепляясь за каменный карниз, он наверняка скинет ее, делая вид, что пытается ей помочь.
Даже не пытаясь придумать какой-то план, она отпустила правую руку и ухватилась за каменный столбик опоры перил справа от нее. Отчаянно вцепившись в него, она раскачалась всем телом так, что смогла схватиться левой рукой за соседний столбик. Снова вытянув правую руку и растопырив пальцы для лучшего захвата, преодолевая боль в руках и спине, она, снова раскачавшись, перебралась к самому концу ряда столбиков.
Но Грант, продолжая звать на помощь, следовал за ней. Впившись в нее глазами, он продолжал, нагнувшись, тянуться туда, где шевелились ее руки.
— Почти поймал! — крикнул он людям внизу, продолжая делать вид, что тянется к ней, чтобы схватить ее руку.
За секунду до того, как он коснулся ее, Керри отпустила правую руку, и, едва удерживаясь на весу левой, потянулась к медному желобу водостока на краю шиферного ската северной стороны башни. И повторила то же самое с левой рукой как раз в тот момент, когда Грант попытался схватить ее.