Слова были хорошие, но тон возмутительно снисходительный, поэтому Белла выпалила:
— Я не нуждаюсь в вашей защите, мистер Лефевр!
— А-а-а! — негромко отозвался Жак с многозначительным блеском в глазах. — Выходит, ты особа независимая, с большим жизненным опытом?
Белла рассмеялась.
— На ваше скептическое отношение трудно обижаться. Я обратила внимание, что хористки здесь, в беспечные девяностые, вовсе не ангелочки.
— В беспечные девяностые? — повторил тенор, задумчиво потрогав свой подбородок. — Странное выражение. Слышу его впервые. А впрочем, оно действительно подходит к нашему времени. Что же касается репутации… — Тут его голос сошел почти на шепот, а глаза прожгли ее насквозь. — Что касается репутации, то я могила, никто ничего от меня не узнает.
Белла чуть не расхохоталась.
— Да вы, оказывается, лицемер! — сказала она.
— Отчего же я вдруг лицемер? — удивленно отозвался Жак.
— Две минуты назад вы горели желанием вызвать на дуэль подонка, который хотел взять меня силой. А теперь лелеете те же планы, что и он.
— Таких планов у меня нет! — так и взвился он, явно уязвленный. — Бог мой, никогда в жизни я не применю силу к женщине! Впрочем, от меня никогда и не требовалось чрезмерного упорства. Думаю, и тебя мне не придется слишком долго упрашивать.
— О-о! — задохнулась она от гнева. — Какого же вы обо мне мнения, сэр!
Жак рассмеялся.
— Стало быть, ты все-таки не такая искушенная, какой хочешь казаться. Что ж, милая, это меня даже больше возбуждает.
— Все-таки вы не понимаете, — произнесла Белла строго. — Каков бы ни был мой жизненный опыт — большой, или маленький, или никакой, — это не ваше дело!
Медленная улыбка расползлась по его загорелому лицу.
— Ты, похоже, все еще боишься меня, Белла?
— Я вас нисколько не боюсь.
— Жак только рассмеялся.
В этот момент карета остановилась у входа в ресторан «У Антуана». Жак распахнул дверцу, спрыгнул сам и помог сойти Белле.
Она узнала заведение — историческую достопримечательность Нового Орлеана конца двадцатого века. Те же колонны, вместо неоновых огней — множество газовых ламп, даже тяжелые портьеры тех же приглушенных тонов, и привычные пестрые флажки на втором этаже, и знакомая резная чугунная решетка на галерее.
Сзади подъехала еще одна карета, откуда вышли двое мужчин и две женщины, а через открытую дверь было видно, как метрдотель любезно проводит внутрь пару с детьми.
— А тут почти ничего не изменилось, — невольно пробормотала Белла.
Жак изумленно вздернул одну бровь, но промолчал. Он повел девушку ко входу, где их приветствовал широкой улыбкой швейцар, мгновенно позвавший из зала официанта — элегантного молодого человека во фраке, с черной бабочкой, в накрахмаленной белой сорочке. Тот перебежал через вестибюль и, низко кланяясь, произнес:
— Рад видеть вас снова, мсье Лефевр!
— Здравствуй, Пьер, — отозвался Жак. — Познакомься с новейшим счастливым приобретением Нового Орлеана — мисс Белла де ла Роза.
Пьер поклонился.
— Добро пожаловать, мисс Белла де ла Роза.
— Спасибо.
— Мой обычный столик приготовлен? — спросил Жак.
— Не сомневайтесь, сэр, — ответил официант.
В просторном, роскошном зале их встретили упоительные запахи горячего свежего хлеба и пикантных креольских блюд. Белла отметила про себя, что и внутри ресторан остался прежним: белые плиты пола; на столах белоснежные льняные скатерти и небольшие лампы с абажурами; многочисленные медные канделябры. Публика солидная, степенная — пары и семьи с детьми. Ели в основном устрицы, рыбу и блюда из курицы. Пьер провел их к столику в дальнем углу и усадил Беллу. Жак с уверенностью знатока заказал изысканный и обильный ужин: белое вино, хлеб и картофельное суфле, затем черепаховый суп, устрицы, рыбное филе по-флорентийски, цыпленок Рошамбо, сладкие блинчики и, наконец, кофе.
Когда официант удалился, Белла удивленно воззрилась на Лефевра:
— Боже мой, Жак, зачем вы заказали так много?
Этим же можно целую армию накормить!
Он взял ее руку в свою и заглянул ей в глаза.
— Ma belle, я намерен доставить тебе как можно больше удовольствия. Хочу, чтобы ты отведала самые изысканные блюда. Пусть это будет пиршество вкуса. Поскольку ты новичок в наших краях, не все наши блюда могут тебе понравиться. — Он закончил задумчиво: — Когда я с женщиной, я обычно трепетно забочусь о том, чтобы она была удовлетворена… во всех отношениях!
Белла искоса насмешливо посмотрела на него.
— А как насчет очереди?
— Очереди? — озадаченно повторил Жак.
— Очередь девиц, готовых броситься вам на шею!
— Жак рассмеялся.
У столика возник Пьер с корзинкой разных сортов хлеба и с блюдечком картофельного суфле. Он налил в бокал Жака белого вина — на пробу. Лефевр вдохнул аромат из бокала, отведал глоток вина и одобрительно кивнул. Наполнив бокалы Жака и Беллы, официант удалился.
Тенор поднял бокал и произнес торжественно; — За нас. — За нас? — фыркнула Белла.
— Ma cherie, ведь ты же сегодня моя гостья. Будь поласковей.
Подавив желание возмущенно закатить глаза, девушка смиренно чокнулась с Жаком.
— За нас!
Отметив победный блеск в его глазах, она взяла ложечку нежнейшего суфле и положила его в рот. — Божественный вкус! — воскликнула Белла.
— Ты права. Отведай хлеба. «У Антуана» пекут особенный, бесподобный хлеб.
— Я знаю.
Он нахмурился.
— Ты уже бывала здесь? А я-то воображал, что ты впервые приехала в наш город.
Белла проворно исправила свою невольную оговорку.
— Жак, — сказала она кокетливо, — по одному запаху этих французских булок можно понять, насколько они хороши!
Он ухмыльнулся и, успокоенный, положил ей еще. — Ешь.
— А теперь расскажите о себе, Жак, — попросила Белла. — Вы из музыкальной семьи?
— Не совсем, — ответил он. — Музыкой занималась только моя бабушка.
— Да ну?
Лицо Жака гордо засияло, когда он заговорил о бабушке.
— Я обязательно покажу тебе рояль, который она мне оставила. Бесподобный инструмент!
— Я бы с удовольствием взглянула на него когда-нибудь.
— Непременно взглянешь, — проговорил он с нахальным блеском в глазах. — Маленьким я засыпал под тихие звуки колыбельных песен, которые бабушка пела мне, играя на рояле. Ее голос… — Он сделал паузу и поцеловал себе кончики пальцев. — Это был божественный голос! Я думаю, ангелы сейчас заслушиваются ее серенадами!
Белла вспомнила о своей бабушке, и в ней всколыхнулось горестное чувство разлуки.
— Я понимаю, как вам должно не хватать любимой бабушки… Ваша семья жила в Новом Орлеане?
Да, Отец владел несколькими складами для хранения хлопка и играл на бирже, А мать была очень занятой светской дамой, Родители пытались воспитать меня на традиционный креольский манер — сделать из меня джентльмена, богача. Но у меня с раннего детства была страсть к музыке. Пока другие мальчишки занимались с преподавателями фехтованием и верховой ездой, я прилежно учился петь и играть на рояле. Пятилетним мальчишкой я настоял на том, чтобы меня еженедельно водили в оперу. Оглядываясь на свое детство, я могу сказать, что большую его часть я провел в закрытой ложе своих родителей во Французской опере. Я слышал, как Аделина Патти пела дуэт с Николини. Был и на концерте прославленной Лиллиан Нордика — она первое американское сопрано, чей талант признали даже привередливые европейские критики. Я ревел в три ручья на премьере «Силы судьбы» и мечтал, что в один прекрасный день сам начну петь и стану знаменитым тенором.
Такое благородно-мечтательное и восторженное выражение лица у него было впервые. Белла была приятно поражена и удивлена.
— Вы и впрямь обожаете оперу, — сказала она. — И сколько вам было, когда вы решили покорить публику?
— Когда состоялась премьера «Силы судьбы»? Мне было пятнадцать. То есть тринадцать лет назад. Моя страсть к опере не стала меньше.
— Сейчас вам двадцать восемь. Всего лишь двадцать восемь… — пробормотала она.-»Боже, каким молодым ему суждено умереть!» — подумала Белла.
— Вы неплохо учили арифметику в школе, юная леди.
Белла скорчила гримаску и продолжала свой допрос:
— Ваши родители по-прежнему живут в Новом Орлеане?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, здешний чрезмерно влажный климат вредно сказывался на здоровье отца. Поэтому несколько месяцев назад они с матерью переехали в Нью-Мексико, где еще раньше поселилась на ранчо мужа моя сестра. — Жак вздохнул. — Я скучаю по родителям. Временами друзья и подруги мамы приглашают меня то на именины, то на официальный бал. Но это уже не то. Впрочем, я здесь посещаю достаточно светских сборищ. С другой стороны, отсутствие родителей дает мне больше… ну, скажем, больше свободы.
Белла удивилась:
— Взрослый мужчина вроде вас боится, что мамочка отчитает его за шумные приключения с хористками?
Жак расхохотался.
— Ну, думаю, мне лучше не комментировать твое замечание.
— Я тоже так думаю.
Оба замолчали — появился Пьер с черепаховым супом. Когда официант отошел, Жак спросил:
— А как тебе сегодняшняя репетиция? Понравилось?.
Отведав первую ложку черепахового супа, сдобренного чесноком, лавровым листом, тимьяном и гвоздикой, Белла небрежно произнесла:
— Репетиция как репетиция.
Ее слова заметно огорчили Лефевра. Он слегка нахмурился.
— Ты намерена остаться в труппе?
— Зачем вам знать? — дразнящим тоном сказала она. — Боитесь, что я улизну прежде, чем вы запишете меня в список своих побед?
Ложка Жака застыла на полпути ко рту. Однако слова девушки нисколько не уязвили его.
— Я взял за принцип знакомиться с каждой новенькой, которая поступает в хор. Что-то вроде эксперимента.
— Эксперимента?
Он кивнул, отправил ложку супа в рот и внимательно посмотрел Белле в глаза.
— Видишь ли, ma cherie, я ищу идеальную женщину, с которой я мог бы связать свою судьбу… в том числе и свою оперную судьбу. Она должна любить театр и работать в нем. И этой женщиной можешь оказаться ты.