нно отчаянно брыкаясь, лягаясь и извиваясь. Она понятия не имела, что с ней собираются сделать (убить, изнасиловать, ограбить?) и насколько опасным может быть сопротивление, мало ли — а вдруг у напавшего на неё урода есть оружие. Но инстинкт самосохранения подсказывал Даше только одно: ни в коем случае не проигрывать, не уступать с самого начала — это был единственный шанс спастись. Сбить злоумышленника с толку, спугнуть его, любым путём помешать осуществить задуманное… Потом могло быть уже поздно.
Неизвестный глухо застонал и со свистом выругался сквозь зубы:
— С-с-сучка…
Однако руку от её рта не убрал, и Даша ощутила во рту солоноватый вкус крови. Чужой крови… Её передёрнуло, к горлу подкатил комок тошноты, и она забилась в этой железной хватке с удвоенным упорством и отчаянием.
— Да тише ты, дура! — со злостью выдохнул незнакомец прямо ей в ухо. — Я тебе ничего плохого не сделаю, клянусь… Я хочу просто с тобой поговорить.
Даша притихла для вида, на самом деле ни на секундочку ему не поверив, но, стоило ему ослабить хватку, тут же извернулась и бешено пнула обидчика коленом куда-то в область паха.
— У-у-уй!.. — взвыл тот, сгибаясь пополам. — Да что ж ты трудная-то такая, а?! Идиотка…
Даша уже примеривалась, куда бы половчее засадить ему ещё один удар напоследок, а потом бежать отсюда со всех ног, до больницы рукой подать — там её спасение, но… в этот момент тот, кто напал на неё, поднял голову, и в тусклом свете фонарей стало возможным различить знакомое, хоть и порядком перекошенное от боли, лицо.
— Вы?.. — пролепетала Даша потрясённо.
На неё смотрел премьер Театра балета Марсель Таиров собственной персоной.
=97
Даша была знакома с Таировым, но скорее шапочно. Они дежурно здоровались в театре при встрече, но на этом всё. Она была в курсе, что Павел и Марсель, мягко говоря, недолюбливают друг друга, и прекрасно знала причины этой стойкой антипатии. Павел также поделился с ней своими подозрениями относительно чёрных букетов, но Даша не думала, что это дело рук Марселя. И всё-таки премьер внушал ей смутный страх. Было в нём что-то… дикое, звериное, необузданное.
— Ты совсем больнушечка, да?! — яростно прошипел тем временем Таиров, с трудом пытаясь разогнуться. — Чуть не покалечила… Ещё и кусаешься, ненормальная!
— А вы нормальный?! — возмутилась Даша, вмиг позабыв о своём страхе. — Выскакиваете из темноты и накидываетесь, тащите куда-то за собой, ещё и рот зажимаете… Что мне оставалось делать? Я решила, что это какой-нибудь маньяк.
— Ага, это хобби у меня такое — в свободные от спектаклей вечера подстерегаю невинных жертв, расчленяю и съедаю, — Таиров поднял прокушенную ладонь ближе к лицу, осмотрел в свете фонаря, покачал головой. — Хотя это скорее ты бы меня съела. Руку вон чуть не до кости прокусила, пиранья…
— Очень смешно, — Даша поёжилась. — И вообще, это была всего лишь самозащита. То, что я вас укусила…
— И возможно, лишила потомства, — проворчал Таиров.
— …Не отменяет странности вашего собственного поведения, — докончила она. — Что вам от меня надо?
— Сказал же: поговорить хочу. Это важно.
— А нормально подойти и объяснить — не судьба? Зачем подкрадываться в потёмках и пугать до полусмерти?
— Просто не хотел, чтобы меня кто-нибудь увидел и узнал, — нехотя пояснил он. — Я же знаю, что все… все наши сейчас у Калинина, — добавил он. — Не собирался попадаться никому из них на глаза.
— Хорошо, — яснее от этого путаного объяснения не стало, но Даша решила поторопить его. — Хотели поговорить — давайте, говорите. У меня не слишком много времени, я очень устала и спешу домой.
— Ну не здесь же, — Таиров выразительно осмотрелся по сторонам. — Или тебя привлекает эта романтика? Ночь, улица, фонарь, аптека…* — торжественно продекламировал он.
— А где? — Даша категорически не была сейчас настроена на лирику, всё ещё сердясь на Таирова за то, что чуть не довёл её до инфаркта.
— Ну… можем посидеть у меня в машине, я чуть поодаль от главного входа припарковался.
— Ещё чего! — возмутилась она от такого предложения. — Не сяду я с вами в одну машину… без свидетелей.
— Фу-ты ну-ты. Всё-таки боишься расчленёнки? Ну давай зайдём в кафе, рядом есть какое-то, я видел вывеску. Там народ, свидетели, — интонационно выделил он это слово. — Ничего с тобой не случится, обещаю.
— А чего это вы мне тыкаете? — рассердилась вдруг Даша. — Мы с вами вообще… едва знакомы.
— Ну извини, больше не буду, раз тебя это коробит. Кстати, тебе сколько лет, восемнадцать?
— Девятнадцать.
— А, ну это, конечно, сразу меняет дело… А мне, понимаешь, уже под тридцатник. Я старый солдат и не знаю слов любви…**
— Больно надо, — фыркнула Даша.
— Ну так что? В кафе пойдём… те? — выразительно исправился он.
— Хорошо, — будучи не совсем уверенной в том, что поступает правильно, согласилась Даша. — Только ненадолго.
___________________________
* “Ночь, улица, фонарь, аптека…” — стихотворение Александра Блока, написанное в 1912 году в жанре философской лирики и показывающее жизнь человека как движение по замкнутому кругу.
** “Я старый солдат и не знаю слов любви…” — цитата из фильма “Здравствуйте, я ваша тётя!” (1975).
=98
Кафе, о котором упомянул Таиров, на поверку оказалось обычной пельменной. Обстановка внутри выглядела непритязательно: простые деревянные столы, металлическая посуда, теснота, шум… Но, несмотря на изрядную долю суеты и бестолковщины, здесь всё-таки было уютно, тепло и даже неожиданно празднично благодаря электрическим гирляндам в виде сетки на каждом окне. А уж запахи стояли такие, что Даша почувствовала, как её рот непроизвольно наполняется голодной слюной.
— Пойдём вон туда, пока место не заняли, — Таиров кивнул в сторону единственного свободного столика в углу и, не дожидаясь ответа, взял Дашу за руку и быстро повёл за собой, лавируя между столами, стульями, официантами и гостями. Она совсем растерялась и смутилась, когда его ладонь бесцеремонно сжала её пальцы, словно это было нечто само собой разумеющееся. Когда они оказались возле нужного им стола, Таиров спокойно и невозмутимо выпустил Дашину руку и отодвинул для неё стул, приглашая присаживаться.
Даша расстегнула молнию на своём пуховике — ей моментально стало душно — и заозиралась в поисках вешалки или хотя бы какого-нибудь крючка для верхней одежды.
— Ни гардероба, ни вай-фая, ни парковки, ни доставки… ещё и вот, смотри! — Таиров выразительно кивнул в сторону объявления на стене, гласившего, что банковские карты не принимаются. — Дивное местечко. Прямо как в старые добрые советские времена… Ну ладно, в девяностые! Не находишь?
— Не нахожу, — отозвалась она без тени иронии, пристраивая пуховик на спинку стула. — Я родилась уже в конце девяностых и ничего из того времени не помню, естественно.
— Бедняга, многое потеряла… то есть, потеряли, — пожалел её Таиров то ли в шутку, то ли всерьёз. Он постоянно сбивался с “ты” на “вы” и наоборот, и Дашу страшно нервировало его поведение, потому что она никак не могла понять, когда он искренен, а когда валяет дурака.
Возле столика материализовалась взмыленная как лошадь официантка и довольно нервно спросила, определились ли они уже с заказом.
— Как мы могли определиться, дорогая, если вы нам даже меню не принесли? — резонно осведомился Таиров, на что официантка заявила, что индивидуальных книжечек меню у них нет, а с ассортиментом можно ознакомиться при входе: там прямо на дверь пришпилен листок с перечнем блюд и напитков.
“Сервис тоже дивный…” — подумала Даша, усмехнувшись про себя, а вслух сказала:
— Я не буду есть, спасибо. Я бы выпила чего-нибудь горячего… чаю, например.
— Как это не будешь? — запротестовал Таиров. — Нет, так не пойдёт. Я же вижу, что у тебя… у вас глаза голодные.
Час от часу не легче! Впрочем, он был прав — Даша действительно хотела есть, просто боялась, что в присутствии этого странного типа у неё кусок встанет поперёк горла.
В конце концов, потолковав с официанткой по душам, Таиров попросил принести им с Дашей пельмени в грибном бульоне. Официантка испарилась, чтобы передать заказ на кухню, оставив их наедине — ну, если можно было назвать уединением переполненный посетителями зал.
Таиров тоже снял верхнюю одежду, оставшись в свитере, и тут же, оправдавшись тем, что ему жарко, закатал рукава до локтей. Даша невольно покосилась на его мускулистые предплечья, покрытые татуировками — любопытно было бы рассмотреть, что именно там набито, но пялиться в открытую было неудобно. И вообще, для чего она сюда пришла — глазеть на таировские тату?!
— Давайте ближе к делу, — попросила она.
— Давай… то есть давайте, — подхватил Таиров, снова забывшись.
— Ладно уж, не надо мучиться, можете говорить мне “ты”, — смилостивилась она.
— Тогда ты тоже прекращай выкать. Зови меня просто Марс, если хочешь.
Марс. Просто Марс. С ума сойти! Она никогда не сможет назвать его так, ни за что в жизни не решится…
— Итак, — поторопила Даша, — к чему вся эта конспирация и о чём ты хотел со мной поговорить?
Таиров посерьёзнел.
— Во-первых, о Калинине. Как он?
— Жить будет. Танцевать тоже… и, надеюсь, уже очень скоро. Ты разочарован?
На лицо премьера набежала тень.
— Ты тоже считаешь, что нападение — моих рук дело?! Между прочим, у меня алиби на тот вечер. Я был не один, при желании это можно легко проверить.
— Ну, едва ли ты стал бы осуществлять расправу лично, — Даша пожала плечами. — Гораздо проще и безопаснее найти кого-нибудь, кто выполнил бы для тебя эту работу…
— Думай, что говоришь! — психанул он, моментально ощетиниваясь. — Я, конечно, не сгораю от любви к Калинину, но не стал бы действовать вот так подло, исподтишка… да ещё и чужими руками. Я бы лучше лично ему пару раз по роже съездил — и будет с него.