Деловая хватка вошла в плоть и кровь Лены.
Нынче картины стоили значительно дороже. Лена наживалась на трудностях Зины, обе это понимали.
Но Лена столько сделала для Зины, что имела право на льготные условия.
Деньги за картины Зина положила на новый счет. Она не доверяла Петрову — с него станется обобрать ее и детей до последней нитки.
Во мраке тревог, разочарований и обид, который окружал Зину, был один светлый лучик — надежда на грядущую интересную жизнь в творческом коллективе. Неумеха, она придет к добрым талантливым людям, которые ее научат ремеслу, помогут стать профессионалом и будут радоваться ее успехам. Она невольно делала кальку нового места работы с компании «Класс». Как бы ни изменились в последнее годы обстоятельства, но тон, который задавал Петров (Зина не ведала, что именно он), сохранял в «Классе» атмосферу дружного боевого отряда единомышленников. Азарт в работе и бражничество в коллективных выездах на отдых, поддержка слабых и подтрунивание над сильными, установка на успех и общие цели — все это делало их командой патриотов «Класса».
Зина полагала, что ее ждет то же самое, распростертые объятия сослуживцев, желавших получить нового верного бойца. Она жестоко ошибалась.
Рекламным агентством «Имидж плюс» владели Виктор Полищук и Виктор Полищук — не тезки, не однофамильцы, а сводные братья. Обоим было по тридцать лет, и в деловом мире их звали Витьками, Большим и Маленьким. Прозвища отражали разницу во внешности: Витек Маленький был среднего роста и нормального телосложения, Витек Большой — на голову выше брата и рыхлотолстый. На этом их отличия исчерпывались, жизненные позиции и устремления были идентичны как капли воды, взятые из одного источника.
Источником служила родительская семья — мама и папа, которые поженились, когда Витькам было по пять лет. Мама неустанно внушала им мысль, что рассчитывать они могут только друг на друга, более никому доверять нельзя. Использовать остальное население земного шара в собственных интересах так же естественно, как пользоваться услугами сантехника или парикмахера. Папа выработал у них качества бойцовских собак — челюсти должны быть железные, зубы острые, добычу из пасти не выпускать, остальных щенков держать в страхе. Считаешь, что учительница несправедливо поставила тебе тройку? Устрой ей кошмарную жизнь, чтобы знала, как тройками разбрасываться. Девочка отказала? Опозорь ее. Не можете с одноклассниками справиться? Подловите их по одному и разделайте под орех. Вас должны уважать, то есть бояться.
В детстве и отрочестве с братьями Полищук учителя и одноклассники предпочитали не связываться — этих бультерьеров, коль уцепятся, можно было оторвать только вместе с плотью. Витьки рано почувствовали власть над окружающими, кураж вседозволенности и удовольствие от унижения слабых.
Жизненные идеалы и модели в семье формулировались четко. Жить надо по высшему стандарту.
Точка.
Папа служил образцом. Он работал в министерстве внешней торговли и декларируемое «прежде думай о Родине, а потом о себе» осуществлял с точностью до наоборот. Когда мальчики закончили престижный вуз и выбрали в качестве поприща рекламный бизнес, папа обеспечил им начальный капитал.
В годы становления «Имиджа плюс» через его кабинеты прошло огромное количество народа. В месяц на работу принимали по двадцать человек на должность менеджера по рекламе, а увольнялось восемнадцать. Люди мотыльками летели на высокую зарплату и возможность освоить новую профессию. От них требовалось сделать не менее пятидесяти телефонных звонков в день и столько же прайс-листов разослать по факсу. Цель — найти рекламодателей для издаваемого Витьками толстого глянцевого журнала о жизни звезд кино и шоу-бизнеса или получить заветное — заказ на комплексную рекламную кампанию какого-нибудь продукта. За это полагался процент от сделки — сумма, равнявшаяся стоимости отечественного автомобиля.
Рабочий день имел начало, но не имел окончания. Витьки не церемонились с подчиненными.
Начальственный крик и площадная ругань были стилем их общения. Предоставив менеджеру стол, стул и телефон-факс, братья считали себя благодетелями и растратчиками. Зарплату давали нерегулярно и в размере, сильно пострадавшем от штрафов. За опоздание — штраф, за перекур — штраф, за невыполненную норму звонков — штраф, за отсутствие по болезни — штраф.
Большинство уносили ноги, не дождавшись никаких выплат. Тем, кто сломался на третий, четвертый месяц, прямым ходом следовало отправиться к невропатологу.
Помимо менеджеров в фирме работали верстальщики, дизайнеры, журналисты и редакторы. Хозяева и к ним относились как к рабам.
Витьки одними из первых занялись рекламным бизнесом и застолбили несколько золотоносных участков. Путем естественного отбора в фирме сформировался коллектив жестких и безжалостных пираний, под стать владельцам-акулам. Поставить подножку, увести клиента, украсть идею, наушничать хозяевам в «Имидже плюс» было нормой.
Зина, ничего не подозревая, шла в змеиное гнездо. Полищуки слыли крепкими профессионалами.
Что творилась за стенами фирмы, заказчиков не интересовало.
Петров сидел на лавочке у нотариальной конторы, смотрел на закатное пунцово-красное солнце, запутавшееся в листве деревьев. Воробьи, громко чирикая, дрались за горбушку на пыльной тропинке. Кошмарные переживания последних суток медленно отступали, будущее представлялось смутно.
Голова была ясной, но состояние почти астральным: будто выпал из пространства и времени, завис в мгновениях между «до» и «после». Очевидно, это называется обретением жизни, или вторым рождением, или эйфорией свободы.
Прилетела ворона и отобрала у воробьев хлеб. На скамейку рядом с Петровым сел бомж, брякнул на землю авоську с пустыми бутылками. Нет, не бомж — от него не воняет, просто старый пропойца. Такие все на одно лицо — опухшее, землистого цвета с непроходимой мутью в глазах.
— Мужик! — позвал Петров. — Далеко отсюда до Новосибирска?
Он уже знал, по штампу нотариуса, что находится в городе Дмитровске Новосибирской области.
— Четыреста кэмэ.
— А до Омска?
— Сто пятьдесят.
— Автобусы ходят?
— Давно отменили. Сам-то откуда?
— От верблюда.
— Ясно, — не обиделся алкаш. — Наши морду тебе расквасили?
— Оступился. У вас больница есть?
— Вестимо.
— Проводишь? Я тебе заплачу. Ногу поранил.
Услышав о деньгах, алкаш радостно подхватился:
— Тут триста метров, пошли! Меня Васей зовут.
— А меня Петей. Дай на тебя опереться.
Под без малого стокилограммовой массой Петрова Вася едва не свалился, пришлось найти палку.
Они медленно брели по пустынным улицам сонного городишки — миллионер обнимал за шею опустившегося алкоголика.
Одноэтажное отштукатуренное здание больницы каждый год белили снаружи, внутри не ремонтировали лет тридцать. Врач, пожилой дядька с прокуренными усами, в кабинет Петрова не пригласил.
Осматривал в коридоре, велел снять штаны. Процедура далась Петрову с трудом — морщась от боли, с помощью Васи он стянул ставшую тесной штанину джинсов с больной ноги. Колено раздуло до размеров арбуза средней величины, а цветом оно напоминало недозревший чернослив.
— Ушиб, — констатировал врач, — возможно, раздроблена коленная чашечка. Согнуть можешь? Нет? Наверняка раздроблена. Но у нас рентгена нет. Травматолога и хирурга тоже, кстати, нет. Положить тебя в палату бессмысленно. Анальгин с аспирином можешь дома пить. И компрессы делать.
— С мочой хорошо помогает, — подал голос Вася.
— С мочой, капустным листом, водкой, — кивнул врач. — Или мазь накладывать, какая в аптеке отыщется. Деньги есть, чтобы в область поехать и там показаться?
— Он не местный, — снова встрял Вася.
Врач расценил его заявление как «денег нет».
— Само тоже пройдет, — равнодушно бросил он, — только гнуться нога не будет.
Петров привык, что его драгоценное здоровье в редкие визиты к медикам становилось предметом трепетной и благоговейной заботы. А тут — анальгин, «гнуться не будет». Бесплатная медицина: лечиться даром — даром лечиться.
— Напишите мне бумагу, — попросил он, — как это называется? Освидетельствование?
— Зачем? — удивился врач и сам ответил:
— Для больничного листа? Хорошо, Давай паспорт.
— Он у нотариуса, — соврал Петров.
Для убедительности назвал имя, отчество и фамилию нотариуса. Все его документы и вещи забрал Тренер.
Выписывая заключение, врач злорадно перечислил следы ушибов и гематому на лице. Петров был этому только рад — на бумажке стояла та же дата, что и на подписанном утром договоре. Потапыч и Ровенский вряд ли дадут ход договору, но береженого Бог бережет.
— Семеныч, — обратился к врачу Василий, — дай мужику костыли, он же передвигаться неспособный.
— Как это «дай»? — ухмыльнулся врач. — Костыли казенные.
— Я заплачу, — быстро сказал Петров и мысленно поблагодарил алкаша за подсказку, — пятьдесят рублей.
Суммы, которыми теперь оперировал Петров, упали на несколько порядков. Тренер оставил ему триста рублей — не разгуляешься.
Сошлись на ста рублях, и костыли перешли в аренду на несколько дней под Васино честное слово.
Доктор слову алкаша не верил, но костыли были давно списаны, как и большая часть ценного и малоценного здешнего имущества. Новое оборудование никто поставлять в больницу не собирался.
— Теперь куда? — за воротами больницы спросил Вася Петрова, приноравливающегося к новому способу передвижения.
— Ты один живешь?
— У меня хочешь переночевать? Валяй. Только это… — замялся Вася.
— Через магазин, — согласно кивнул Петров. — И поесть купи, я двое суток без маковой росинки.
Он стоял, тяжело опираясь на костыли, рядом с магазином. Вася делал закупки.
«Здесь нельзя жить, — думал Петров, оглядывая город Дмитровск, — нельзя работать, болеть. Здесь можно только умирать». О том, что народ в глубинке живет тяжело, бедно, плохо, Петров сотни раз читал в газетах. Но, увидев своими глазами трущобы XIX века, почувствовав на собственной шкуре равнодушие уставших бороться с жизнью интеллигентов, Петров поблагодарил судьбу, что она забросила его в столицу, понял, почему в провинции не любят москвичей. Если бы Петров был дмитровцем, он бы выбрал участь Васи — забыться лучше, чем равнодушно толочь тухлую воду в ступе.