— Что касаемо «поганой немчуры»… — продолжил Вильям Карлович, не обращая внимания на ядовитые подхихикивания, продолжающие доноситься с последнего ряда. — Я не скрываю своей национальности, несмотря на военное противостояние моей родной страны против нацистского Рейха! Да-да! — Перекрикивая усилившуюся «возню» после этих слов, продолжил Шильдкнехт. — Вы не ослышались: Советский Союз, и в частности Поволжье России — моя родина! И я, так же, как и вы готов за нее бороться и защищать! Мои предки, как и я сам, вот уже двести лет верой и правдой служат России, невзирая на то, что прибыли когда-то из Германии!
«Интересно, — подумалось мне в тот момент, — а как в этом мире обошлись с Поволжскими немцами после начала войны? После издания Указа Президиума Верховного Совета СССР „О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья“ в моем мире была ликвидирована Автономная Республика немцев Поволжья и произведена тотальная их депортация в отдалённые районы Сибири, Казахстана и Средней Азии».
— Вот и вали в свою Германию, фриц! — злобно прошептал Толоконников.
И это услышали все, и преподаватель в том числе. А вот это настоящий залет, курсант! И я буду не я, если этот сморчок-препод спустит все «на тормозах». Так оно и оказалось, не меняя своего умильного выражения «чокнутого профессора», Вильям Карлович вытянул вперед свою хилую ручонку с растопыренными веером пальчиками. С них сорвался какой-то «желеобразный» прозрачный сгусток, который стремительно преодолел расстояние между партами и натурально прилип к мордашке охреневшего от вседозволенности нахала, размазавшись по всей его поверхности.
Буквально через мгновение кожные покровы лица Толоконникова «дрогнули» и, как будто, смазались и потекли. Великовозрастный нахальный недоросль враз растерял всю свою невозмутимость, испуганно схватившись ладонями за «размягчающуюся» на наших глазах физиономию. Но даже из-под судорожно шарящих по лицу рук было прекрасно видно, что ротовая щель напрочь заросла, словно её никогда и не было! Исчезли губы, заменившиеся сплошной кожаной «заплаткой» растягиваемой в истерике челюстями Егорки. Для неподготовленного неофита — страшно! Даже меня, такого непоколебимого старикана до мурашек проняло!
Да, а профессор, оказывается, еще тот выдумщик! Думаю, что после такой наглядной демонстрации любителей перешептывания и передразнивания на его занятиях не будет. Вон, его дружки приятели, дрисьнули по углам от корефули, словно от чумного! Я еще раз бросил взгляд на мычащего в испуге Толоконникова и сам вздрогнул:
— Мама мия!
Да у него и зенки напрочь заросли! Хулигана еще и зрения лишили! Ай да профессор, ай да молодца! Вот это по-нашему! Такую науку век помнить будешь! И захочется забыть — не забудешь!
Ослепленный Толоконников вскочил со своего места и, отчаянно мыча и размахивая руками, кинулся, куда «глаза глядят». А глядят они, правильно, никуда! Запнушись о лавку он с грохотом сдвинув пару парт, рухнул на пол и начал извиваться, словно насажденный на рыболовный крючок червячок. На шум дверь класса распахнулась, и на пороге появился старший наставник Болдырь:
— Вильям Карлович, у вас все в порядке?
— В полном Никифор Фомич! — мило улыбаясь, ответил доцент. — Учебный процесс в самом разгаре!
— А! — понятливо кивнул Болдырь, брезгливо пробежавшись взглядом по извивающемуся на полу Толоконникову. — Тогда не буду мешать! Продолжайте… — И закрыл за собой дверь.
Глава 23
Наконец, Толоконников, основательно поколотившийся о металлические ножки парт, замер без движения, тихо поскуливая, словно побитый пес. А ведь «профессор кислых щей» мог запросто ему и ноздри зарастить, лишив тем самым доступа воздуха! Последствия, надеюсь, вы сами сумеете оценить!
— Вильям Карлович, а как называется ваша Силовая специализация? — не сдержавшись, полюбопытствовал я.
— Да, в общем-то, в нашем Советском классификаторе, такой Дар даже не упоминается и официального названия не имеет, — пожал сухонькими плечами старичок. — Слишком редок. Пожалуй, я единственный на весь Союз специалист подобного направления. Что касаемо научного сообщества: чтобы хоть как-то классифицировать мои умения, принято называть такое проявление силы заумным словом — «тератоморфизм»[51], а область науки, изучающее подобное преобразование Силы — «тератология»[52]. Хотя первоначально данные термины использовались в совершенно других областях знаний, — добавил Шильдкнехт.
— В истории, а особенно в религии Древнего Египта, мы можем проследить упоминания о подобных проявлениях Силы…
— А что вы конкретно имеете ввиду? — Я решил вытащить из старичка максимум информации о таком расчудесном Даре. Я бы от такого точно не отказался бы!
— Ну, как же, — оживился доцент, видимо оседлав своего любимого конька, — вспомните древнеегипетских богов! Если вам, уважаемый, о них что-нибудь известно…
Это он меня на «вшивость», что ли, решил проверить?
— Многого, конечно, я не знаю, но о Ра, Анубисе и Осирисе мельком слыхивал.
— Поразительная осведомленность в исторических вопросах, — каверзно улыбнулся Вильям Карлович. — А вы, простите, по профессии кто?
— Да уж никто, дед Пыхто! Обычный старый хрыч, — увильнул я от прямого ответа. — А так, при штабе, там, писарем отсиживался[53].
— Ну и ладненько, — не стал вдаваться в подробности Вильям Карлович, — общее понятие имеете — уже хорошо! Мы можем лишь догадываться о событиях, происходящих на нашей планете тысячелетия назад… Но тот факт, что те самые пресловутые египетские «боги» являлись, по всей видимости, никем иным, как могучими высокоранговыми Силовиками, уже давно никем не подвергается сомнению. Не буду забираться в глубокие дебри и подробно рассматривать различные культы животных, и особое к ним отношение многообразных мировых этносов. И без того ясно, что почитание этих культов связано с анимизмом[54] и широко распространено у всех народов мира…
Видимо, взглянув на мое враз вытянувшееся и поскучневшее лицо, доцент понял, что «немного» переборщил с научными терминами и поэтому быстро исправился, перейдя на понятный всем присутствующим в классе курсантам «рабочее-крестьянский диалект».
— Что я хотел этим сказать, — продолжил Шильдкнехт, — что наличие в Египетском, либо каком другом божественном пантеоне, антропоморфных[55] существ, являющихся одновременно как бы и животным, и человеком, этакой смесью живых организмов, явно не обошлось без специалиста-Силовика в области Тератоморфизма… Э-э-э, я понятно объясняю, уважаемый… э-э-э… — уточнил он у меня. — К сожалению, не знаю вашего имени-отчества.
— Абдурахманов, Гасан Хоттабович, — оторвав задницу от стула, представился я.
— Абдурахманов-абдурахманов… — Преподаватель склонился над журналом, вновь уткнувшись носом в серую бумагу. — Гасан… Есть такой! Приятно познакомиться, товарищ Абдурахманов. Вы знаете, мне кажется очень странным полное совпадение вашего имени с главным героем романа писателя Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч», — поделился со мной своими сомнениями историк.
Ага, как же! Так я тебе все и выложил! Однако то, что Шикльдкнехт оказался знаком с творчеством Лагина, не могло не радовать.
— Не далее, как неделю назад, прочитал эту, во всех смыслах замечательную сказку своей младшей внучке. Джин Гасан Абудуррахман ибн Хоттаб… Поразительное совпадение! Не правда ли, Гасан Хоттабович?
— Чего только в жизни не бывает, Вильям Карлович! — Я неопределенно развел руками. — Он Гасан Абдурахман ибн Хоттаб, и я Гасан Хоттабович Абдурахманов. Он старик, да и я тоже на красного молодца совсем не похож!
— Совпадение? — ехидно прищурился историк.
Вот ведь въедливый жучара, не отцепится никак!
— Все может быть, — как можно более «обтекаемо» ответил я. — Однако не исключаю того факта, что писатель Лагин где-то услышал о моем имени и почтенном возрасте краем уха. Так и получился старик Хоттабыч. Если судьба нас когда-нибудь сведет, обязательно об этом спрошу.
— А что не так с вашим возрастом? — поинтересовался Вильям Карлович.
— Так дедуле сто два года! — вместо меня со смехом ответила Надюшка. — Еще бы не заинтересоваться!
— Ох! Вы не шутите, любезная…
— Надежда Нефедова! — представилась Надюшка, тоже поднявшись на ноги.
— Нефедова-нефедова… — Вновь «заскользил» носом по строчкам доцент. — Есть! Нефедова Надежда! — И он поставил «крыж» напротив её фамилии.
— Ничуть не шутит! — хрипло отозвался я. — Сто два — как один день!
— Ваш возраст, любезный Гасан Хоттабович, действительно внушает! — Покачал в изумлении головой Вильям Карлович. — И даже спрашивать не буду — как вы оказались в рядах этих достойных молодых людей… Ну, кроме некоторых… — Он бросил взгляд на замершего на полу Толоконникова. — Которым — наука… Просто так в Силовое отделение училища не попасть… Так вот, — он, наконец, вновь вернулся к теме предыдущего разговора, — чтобы изменить человеческое обличье на, так сказать, допустим, шакалью морду…
— Как у Анубиса? — вклинился я с уточняющим вопросом.
— Да, как у Анубиса, — кивнул старичок, — потребуется неслабое такое воздействие Силовика-Тератоморфа. Я, к примеру, мог бы «вырастить» у этого нахального курсанта пару лосиных рогов…
Класс утонул в хохоте, представив Толоконникова с рогами на макушке.
— Но не буду этого делать! — подождав, пока смолкнут смешки, продолжил Вильям Карлович, пускай ему рога будущая супруга отращивает… — Последние слова доцента вновь потонули в веселом смехе. — А вот на глобальное изменение облика, по типу Анубиса или сокологолового Ра, не хватит мощности моего Источника. Ладно, — Шильдкнехт поднялся на ноги и вышел из-за учительского стола, — считаю наказание вполне достаточным, чтобы кое-кто задумался о своем дальнейшем поведении.