За два прошедших года он значительно окреп и начал сильно действовать на нервы Советской армии.
Через недельку хадовцы привели агента, хорошо знающего Карима. С ним пару часов отрабатывали способ закладки управляемого по проводам фугаса. Старший советник оперативного полка Махарбек исподтишка фотографировал процесс обучения: на тот случай, если агент переметнется к противнику. А еще через несколько дней злосчастного Карима и еще десяток «духов» разнесло на мелкие атомы четырнадцатикилограммовым зарядом пластита. Ответственность за его ликвидацию взяло на себя несколько подразделений Советской армии: оказывается, советская сторожевая застава накрыла его из миномета калибра 120 мм, проходящая войсковая колонна всадила в него снаряд из танка, вертолетчики уронили на него авиабомбу. На могиле Карима его брат Барьялай поклялся жестоко отомстить и спалил еще пару армейских колонн, пока его самого не разбомбили вертолетчики.
Выпускные экзамены
Из-за того, что мы со старшим советником оперативного полка Махарбеком окончательно рассорились, он грозится лично присутствовать на экзаменах, чтобы доказать мою никчемность. С раннего утра курсанты толпятся у дверей. За столом восседает солидная комиссия: советник полка Махарбек, командир и начальник штаба полка, начальник разведки. Никаких экзаменационных билетов я не составлял, потому что считаю, что спецназовцу нечего готовится, он должен отвечать на любой вопрос, не задумываясь. Но самое главное в том, что половина курсантов неграмотна, не умеет ни читать, ни писать.
Заходит первый курсант. Щелкнув каблуками, громко представляется.
Я задаю ему вопрос.
— Посмотри на разложенное оружие и ответь: из каких систем приходилось стрелять?
— Из всех!
— Что это такое? — показываю на автоматическую винтовку.
— М-16 американского производства!
— Разбери ее!
Курсант мгновенно проводит неполную разборку.
— Покажи патроны к этому оружию.
Из множества патронов, разложенных на столе, он выбирает один: все верно.
Члены комиссии начинают его гонять по другим системам. Ответы четкие. Вопросов больше не возникает.
Я вручаю ему учебную гранату Ф-1:
— Ты уходишь из помещения, заминируй дверь.
Курсант берет со стола газету, складывает ее в узкую полоску, оборачивает ей гранату, выдергивает чеку и выходит из класса, аккуратно прищемив обернутую газетой Ф-1 между створками двери.
Уважаемая комиссия переглядывается. Ставим ему пятерку. Входит другой курсант, предварительно «разминировав» дверь. Он собирает М-16 и разбирает западногерманский G-3. Отвечает на все вопросы и уходит, заминировав гранатой ящик стола. Третий курсант собирает G-3. Разминирует стол, разбирает немецкий пулемет МG-42 и, уходя, минирует кресло, и т. д.
Комиссия ставит всем без исключения курсантам пятерки по огневой подготовке. На следующий день экзамены по минно-подрывной подготовке: опять одни пятерки! На третий день курсанты сдают специальную тактику. Командование полка потрясено результатами экзаменов. Начштаба шепчет мне, что за три дня он, опытный боевой офицер, узнал столько нового у простых солдат! Махарбек надувает щеки: командир полка жмет ему руку за отличную подготовку курсантов.
Закончились трехмесячные курсы.
Курсанты сложили деньгами, оторвав от своих скромных денежных довольствий, и купили мне в подарок рубашку. Мы стали друзьями.
Гудеж с артистами
В Кабул приехали артисты из Киргизии. Я нахожу их в гостинице, знакомлюсь с директором, прошу выступить перед бойцами оперативного полка. Оказалось, артисты уже сидят на чемоданах. Однако, хотя реквизит упакован, готовы дать небольшой концерт в актовом зале гостиницы. Привозим туда пятьдесят бойцов, отличившихся в боях. После двухчасового прекрасного концерта отпускаем бойцов, а с командованием оперативного полка перебираемся в номера.
Джигиты сдвигают столы. Размещаемся на койках вокруг. Комполка подмаргивает тыловику, и тот бочком выскальзывает из комнаты. Через 15 минут солдаты заносят шашлыки, зелень, фрукты и, естественно, гирлянды бутылок.
Артисты поют задушевные песни. Я ностальгирую, зажатый между двух симпатичных землячек в национальных платьях. Потом начинаются танцы под аккомпанемент аккордеона с комузом. Офицеры и советники полка становятся в круг на боевой танец «Атан». От грохота кованых ботинок сотрясаются стены. В наш потный круг белыми лебедями вплывают девчата. Подаю пример и приглашаю землячку на вальс. Советник Виталька в затруднении: на него положили глаз сразу две русские девчонки.
Начштаба Хошаль пускает слюни, впившись взором в роскошную блондинку. Заметив его состояние, блондинка втаскивает его за руку в круг. Я успеваю намекнуть ей, что Хошаль — из знатного княжеского рода. Не приученный прилюдно обниматься с женщиной, афганец сперва держится скованно, но довольно скоро его длинный нос погружается в глубокое декольте, а руки хищно мнут пышные ягодицы. Дама шлепает князя по рукам. Становится совсем весело.
Через некоторое время замечаю в комнате тщедушного афганца, в строгом, хотя и потертом костюме, скромно сидящего в уголке. Танцы вызывают у него приступы искреннего веселья. Голодный взгляд непроизвольно шарит по столу. Этот парень не наш. Наверное, из местной контрразведки. Приглашаю за стол. Он не заставляет себя долго упрашивать и после двух граненых стаканов мягко отключается.
Потом мы уходим. Возбужденный напитками и блондинкой, Хошаль бессильно рыдает на руках своих офицеров. Он хочет остаться. У него любовь. Но его уносят. Артисты провожают нас до машин, наяривая на музыкальных инструментах. Хорошо-то как, черт возьми! Какие-то западные корреспонденты с балконов таращатся на наш «интернационализм в действии».
На следующий день командование полка кто с головной, кто с сердечной болью вспоминает замечательный вечер. А солдаты лишились трехдневного мясного рациона, пропитого нами с артистами.
Через несколько лет в Бишкеке я случайно оказался в одной компании с директором театра. С каким удовольствием он рассказывал окружающим о той незабываемой встрече в Кабуле!
Третья командировка
Муж чести всегда доброй дружбой радел
Тому, кто не зол и не чужд добрых дел…
…И если свершит он, влекомый добром,
Случайное зло, он казнится потом.
Из второй командировки я возвратился в ноябре 1986 года. Руководство 5-го отдела Представительства КГБ в Кабуле тепло проводило домой с пожеланием скорее вернуться обратно, теперь уже в «длинную» командировку. Об этом просили также афганские партнеры. Мне предлагали вплотную заняться подготовкой кадров для специальных подразделений.
«Длинные» командировки от «коротких» отличались существенно: разрешалось брать с собой семью, да и зарплата была повыше. Попасть в «длинную» командировку за границу, даже в захудалые страны, как Афганистан или, скажем, Южный Йемен, означало, что ты приобщился к племени белых людей. Хотя мы все прекрасно понимаем, что и среди них существует неравенство: блатные ездят по америкам и европам, а остальные — в развивающиеся страны или в горячие точки. Но как бы то ни было, я уже собирался за границу в третий раз. А многие мои друзья, с которыми начинал службу в Балашихе с 1982 года, еще нигде не были. И загранка им не светила. Это означало, что ни импортной аппаратуры, ни шмоток женам в ближайшие годы не видать. Мы, «выездные», уходили в резкий отрыв от них, «невыездных», не только в материальном плане, но и в карьере. Каково психологическое состояние человека, день ото дня выслушивающего претензии жены-мегеры:
— Ивановы купили машину, Петровы отдыхают на Черном море, а Сидоров, этот тупица и лизоблюд, стал твоим начальником! Значит, ты хуже их всех!
По наивности я предполагал, что в Союзе пробуду недолго: месяц отпуска и пару месяцев понадобятся для оформления командировочных документов.
На самом деле оказалось несколько иначе. По законам органов внешней разведки, перед «длинной» командировкой за границу сотруднику полагалось пройти как минимум полугодовую специализацию по данной стране. То, что я уже был в Афганистане два раза, в расчет не принималось. Да и короткие командировки на матерых разведчиков впечатления не производили. Здесь свои правила. Многие наши ребята, успевшие повоевать в составе отрядов «Каскад» и «Омега», к тому времени уже работали за рубежом, и не только в горячих точках, но и в резидентурах КГБ в некоторых престижных странах. Им в свое время повезло. Теперь повезло и мне.
А посему пора бы остепениться. По крайней мере, так считали невыездные друзья. Мои рассуждения относительно высокой степени риска предстоящей командировки завистливыми коллегами всерьез не воспринимались:
— А кто тебя заставляет рисковать? — искренне недоумевали они и вертели пальцем у виска.
У меня было еще одно, вполне серьезное основание опасаться предстоящей командировки: когда-то в отрочестве, начитавшись книг, я бредил приключениями. Будущее взрослое существование не оставляло никаких иллюзий на этот счет. И тогда, в состоянии сильной душевной тоски, я взмолился к Всевышнему с просьбой дать мне пусть короткую, но полную опасностей и приключений жизнь! 35 лет, пожалуй, достаточно. И вот в 1987 году мне исполнилось 35. А впереди очередная командировка на войну. Поневоле станешь суеверным, хотя в предыдущих я ничего не боялся. Если моя юношеская просьба была услышана, жить, наверное, оставалось максимум год. С другой стороны, лучше уж погибнуть в бою, чем встретиться с безносой после какого-нибудь гриппа.
Специализацию в разведцентре, кроме меня, проходило еще несколько офицеров из региональных управлений КГБ. Сотрудники отдела, к которым нас прикрепили, были весьма рады, если их не отрывали от основной работы. Выделив свободную комнату, они сунули нам ключи от огромных железных шкафов: